Олонец, столица символов

На западе и севере «окрестности Олонца» украшены такими замечательными объектами, как Санкт-Петербург, Петрозаводск и финская граница. Лишь на юго-востоке, с московской стороны — ничего примечательного. Здесь Тихвинская гряда, служащая водоразделом Балтийского и Каспийского морей, ставит преграду развитию

1. Первый взгляд

На свете, знаешь ли, существует несметное количество провинциальных городков. И в каждом из них обязательно есть что-то, о чем мы и слыхом не слыхивали; собственно, этим они меня всегда и притягивали <...> Сев на первый попавшийся поезд, я отправлялся, куда Бог пошлет, выходил на случайной станции — и видел перед собой: маленький кольцевой разъезд, карту города на железном щите и прямо по курсу — торговый квартал с притиснутыми друг к дружке лавками и ресторанчиками. Картина одинаковая везде, куда бы я ни приехал. Одинаковая — до выражений на собачьих мордах.

Харуки Мураками. Охота на овец

Олонец — «большая деревня», исторический город, с мощным гостиничным комплексом «Олония», но без развитой сети туристической инфраструктуры. Здесь деревянные частные дома, перемежающиеся с пятиэтажками (выше домов нет). Город сочетает многое, и порой очень разнородное. Как-то выделяется, например, расчетно-кассовый центр местного отделения Центробанка, за красивым заборчиком, с беседками на территории и сотрудницей, приехавшей к воротам на «Волге». Тут деревянные мосты на срубах, живописные речки и всё домики деревянные вдоль улиц. Вот такой словно бы типичный старинный городок со слегка оформившейся советской стандартной инфраструктурой.

И все-таки не «одинаковая» здесь картина.

2. Город мостов

Во сне он увидел большие деревья, выросшие из бедной почвы, кругом их было воздушное, еле колеблющееся пространство, и вдаль терпеливо уходила пустая дорога. Дванов завидовал всему этому — он хотел бы деревья, воздух и дорогу забрать и вместить в себя, чтобы не успеть умереть под их защитой. И еще что-то хотел вспомнить Дванов, но это усилие было тяжелее воспоминания, и его мысль исчезла от поворота сознания во сне, как птица с тронувшегося колеса.

Андрей Платонов. Чевенгур

С разных сторон можно приехать в Олонец. Он прямо-таки транспортный узел: на север уходит дорога на трассу Петербург—Мурманск (М-18), по которой ездят на Петрозаводск местные жители (чаще — чиновники) да мэр «Вася» Попов возвращается из Петрозаводска в управляемый его рукою городок, в котором и проживать постоянно у него желания не имеется. На юг дорога выходит на ту же трассу, но в сторону лежащего в полусотне километров Лодейного Поля и далее в Питер. На запад третья дорога, неуклюже для снежного Олонца называемая «голубой» (см. с. 10); она ведет в Питкяранту и Сортавалу — и далее «к братьям» в дружественную Финляндию. Чаще по этой дороге приезжают финны в Олонец, обычно даже и не ведая, что затаился на их дороге такой городок (но продолжается их незнание недолго, поскольку они обнаруживают вдруг вокруг себя очаровывающий их с первого взгляда русский город Олонец).

Но с какой бы стороны Вы ни въехали в Олонец — непременно обратите внимание, как незаметно город возникает : отдельные слободы тянутся вдоль дороги, то тут, то там проглядывает гладь реки, к которой скатываются тропинки и на которую смотрят окнами северные избы и новые дачного вида домики. И все ждешь, когда же эти слободы кончатся, когда же город войдет в «городское русло», но русло остается только у речек, а город продолжает тянуться вдоль, все такими же домишками, лишь изредка перемежаясь новыми каменными строениями. Но и последние сначала словно повторяют стиль деревянных, органично вписываясь в ряд деревянных собратьев. Тут и понимаешь, что это и есть город. Но где же, где же изюминка его, где же разрывается эта цепь однообразий, пусть и столь милых сердцу, но отторгаемых разумом? И вот среди домиков открывается речка во всей уже теперь своей красе, с оврагами и овражками... и обязательно через нее есть мост. Мосты и есть главная черта олонецкая. Без мостов не представишь этого города. Здесь речек-то всего две — Олонка и ее приток Мегрега. Но они так причудливо изогнулись, сближаясь друг с другом элегантно, размеренно и неторопливо, словно специально приглашая случайного зрителя любоваться собой.

Вот так, залюбовавшись однажды, и приказал кто-то выстроить острог на самом «мысу», у слияния Олонки и Мегреги. С этой деревянной крепости, которой давно уже нет и в помине, и начинался этот город мостов. Проезжаешь по городу с одного конца на другой и ждешь, что там или тут, но где-нибудь обязательно надо будет пересечь хоть одну из речек. Все кружится и извивается — и речки, и улицы этого города — и только мосты прямо пересекают водную или покрытую льдом гладь, скрепляя прочными стежками замысловатую ткань. Они сбирают разноликие грани, служа доминантами, составляющими контраст непрямому городу.

Всего мостов — по рассказам — восемь. Но нарочно их считать нет нужды и охоты: они преследуют человека в Олонце повсюду... кажется, они везде, и им принадлежит этот город. Город у слияния рек, вздумавший соединить разделенные природой берега.

Мосты Олонца — деревянные и каменные, среди них есть и пешеходные. Они настолько олонецкие, «свои», деревенские, что остается только надеяться, что никогда на смену этим поставленным на срубах бревенчатым мостам не придут железобетонные (такие уже есть в Олонце, и более их не требуется этому городку).

Мосты соединяют улочки и дворы с другими такими же. Соединяют и не с такими: например, с новым центром города — с гостиницей, спрятавшимся незаметным Лениным перед администрацией, улицей пятиэтажек и сквериком перед почтой. Но чуть поодаль от этих новшеств улочки снова уводят к деревянным домикам и непременно выводят на мост, за которым уже и речи о чем-то особенном быть не может. Так что единство Олонца, внутреннее и внешнее, как города — связано с его мостами.

3. Город Дедов Морозов

Trust I seek and I find in you
Every day for us something new!
Open mind for a different view —
And nothing else matters!

«Metallica». Nothing Else Matters*

Олонец не просто город, принимающий теперь ежегодно Дедов Морозов со всех концов нашей страны. Олонецкие игры воспитали уже (и еще более преуспеют в этом в будущем) совершенно новый образ Деда Мороза. Субкультура новогоднего праздника сложилась давно, но Деду Морозу отводилась несколько парадоксальная роль. Главный зачинщик и затейник торжества был достаточно пассивен. Кроме того, он был волшебным в наиболее традиционном смысле этого слова — существование его сводилось к минимуму присутствия на таинстве получения подарков. Традиции когда-либо неизбежно сходят на нет; так и стало происходить в 90-е годы с Дедом Морозом. Но «новой молодежи» предложили, пусть пока и неявно, и негласно, новый ход и свежую струю. И исходит она из Олонца.

Дети с их особым миром не стали еще предметом изучения географии, хотя и находятся уже под пристальным наблюдением когнитивной психологии. Легко понять, какие дети растут в переполненной людьми, финансовыми интересами, развлечениями и всеобщей дифференциацией и диверсификацией Москве... И какие в тихой и спокойной, традиционной и устоявшейся провинции. Но, как писал Ролан Барт, «в истории никогда не бывает простой победы одной противоположности над другой: неустанно творя сама себя, она непредставима в своих решениях, непредсказуема в своих синтезах». И в «движении инноваций» может быть инверсия, когда Москва, центр всего нового и оригинального, уступит место маленькому Олонцу. Но нужен громадный вызов, который мог бы способствовать такому ответу. Тут-то и может послужить Дед Мороз и Олонец.

Олонецкие Деды Морозы, сами того зачастую не замечая, привили понимание того, что Дед Мороз — живой! Что Дед Мороз был, есть и будет; всегда и везде. Дед Мороз перестал быть просто мифом. Он творит все новое и новое. И этот новый Дед Мороз воспитал новых олонецких детей, новую олонецкую молодежь, новых олончан.

Деды Морозы стали приезжать в Олонец; приезжать к олончанам. Дедов Морозов еще никто не видел. Только олончане, и им как провинциалам (несмотря ни на что) надо поделиться этим со всеми вокруг. Деды Морозы очень-очень едины с олончанами. Именно там, где старая традиция сильна, оказалось легче воздвигать новую. Так Олонец стал настоящей столицей Дедов Морозов будущего, а дети Олонца стали первыми детьми будущего.

Нет сомнений, в Олонец еще будут приезжать Деды Морозы; и не страшно, что едут они теперь и в Петрозаводск; и может быть, даже доморощенный Дед Мороз из Великого Устюга** тоже приедет в Олонец. Росток уже пророс, благодаря «плодородной» снежной почве Олонца, и он не умрет, а только продолжит свой рост, распустив свои побеги всюду вокруг себя. И живые Деды Морозы по всей стране станут появляться то тут, то там в любое время года — и радовать малышей и взрослых, делая их чуточку добрее, меняя их и себя.

А для популярной (для домохозяек) экологии — можно ли найти что-то проще и понятней гусиной столицы Олонца? А Олонец соорудил и такой миф. И пусть никто никогда не докажет, что самый большой в мире «аэродром подскока» перелетных гусей именно под Олонцом. Правда это или нет, для образа города не так важно. Также неважно теперь и то, что начинался олонецкий Дед Мороз с карельского Морозца Паккайне. Важен задор и важна радость; для географа же важны связи и простор, которые и открылись этим простым — и потому легко распространяющимся — начинаниям города Олонца.

4. Нестандартный город

Переделка мира — это очень эффективный способ переделки поведения; возможность переделки индивида в условиях неизменного мира крайне сомнительна. Никакое изменение не будет иметь «управляющих» или предсказуемых последствий в отсутствие ясного понимания соответствующей части мира.

Ульрик Найссер. Познание и реальность

Праздник Дедов Морозов уже показал нам — Олонец есть столица инноваций, город нестандартных начинаний. Необычные Деды Морозы определили новый дух общегородского праздника, последствия которого не ограничены во времени для Олонца. Уже сегодня повседневная жизнь Олонца выделяет его среди других городов не только Карелии, но, возможно, и всей России.

По всей России на заре 90-х стали закрываться за ненадобностью заводские ДК, небольшие клубы, а интерес к художественным и спортивным кружка’м стал спадать. Появился разительный разрыв между райцентрами и областными городами. В областных центрах стал развиваться современный шоу-бизнес, вытесняя все прошлое; прививалась новая культура развлечений, которая была изначально «чужой», западной. В райцентрах же современная инфраструктура развлечений возникла там, где местные предприятия (обыкновенно промышленные) сумели встать на ноги, создав спрос на услуги уровня выше среднего.

Не так произошло в Олонце. Здесь не было никогда динамично развивающейся промышленности; источником дополнительного дохода города стать могли только заезжие туристы, останавливающиеся в Олонце по пути в Петрозаводск. Для них в городе была открыта гостиница с рестораном. Необычность менталитета олончан каким-то неясным образом привела к расцвету многочисленных (для 11-тысячного города) развлекательных заведений, многие из которых достаточно хорошего уровня. Город, не слишком богатый, «схватил» современную культуру крупных и средних городов. А во многих подобных Олонцу городах дело не пошло дальше совершенно определенной направленности заведений, работающих с вечера до утра. В Олонце же появились нормальные кафе, работающие круглые сутки, предлагающие посетителям неплохую кухню, бильярд, приятную музыку и прочие атрибуты, приличествующие городам более высокой иерархической ступени.

Мало того. В Олонце, помимо молодежных клубов и ресторанов, ориентированных на состоятельных местных и солидный поток туристов, появились интересные клубы, в которых основной контингент — среднего и старшего возраста. Новая развлекательная культура охватила, таким образом, почти все население.

В Олонце есть и хорошая детская художественная школа; и выпускники ее, заканчивая специализированные учебные заведения, возвращаются в Олонец.

Секрета такого опережающего развития современной досуговой индустрии Олонец не выдает. Однако же, возможно, это такое закономерное продолжение изначальной нестандартности Олонца. Стоит рассмотреть его среди целого ряда, казалось бы, аналогичных с ним городов Карелии и Ленинградской области — и выявляется его необычность.

Что же представляют собой «обыкновенные» города ближнего Севера? Это городки, возникшие при строительстве железной дороги и выделившиеся среди других станций главным образом за счет чуть лучшего транспортно-географического положения, которое определило возникновение в них промышленности лесного комплекса. Примерно таковы — с разными вариациями — Кондопога и Сегежа***, Медвежьегорск и Лодейное Поле. «Крайние» варианты — пришедшие в упадок Кемь и Беломорск. Олонец разительно отличается от них изначально: железная дорога Петербург—Мурманск обошла его. Только в 1974 г. здесь прошла железнодорожная ветка, соединившая эту основную дорогу с железной дорогой, ведущей из Петербурга через Приозерск и Сортавалу в Костомукшу и Юшкозеро. С другой стороны, Олонец не стал городом лесопереработки; небольшой леспромхоз да деревообработка, вынесенная из города в поселок Ильинский, во многом автономно существующий, даже отделенный административно от Олонецкого леспромхоза — вот и все, что здесь появилось. Не вышли за рамки обыкновенного набора (хлебозавод, молокозавод) и пищевые предприятия. Внутренней силой, влекшей в Олонец молодежь района, стала ПМК-2, передвижная механизированная колонна. В расчете на ее ресурсы происходило в 70-е годы «закрытие» деревень района; она строила новые пятиэтажки. Судьба Олонецкого района была предопределена необычными для Карелии возможностями развития сельского хозяйства: здесь возникли не только зверосовхозы, кстати, сегодня в основном закрытые — в отличие от понемногу работающих зерновых и картофельных хозяйств.

Город в 90-е годы не испытал таких потрясений, как прочие карельские города. Здесь не было упадка градообразующей лесной промышленности — город продолжал ориентироваться на сельское хозяйство, обвал которого не сказался на нем так сильно. Может быть, сыграло свою роль и то, что олончане издавна рассчитывали только на собственные ресурсы; здесь не было железнодорожной мобильности населения. Поэтому, когда многие жители городов вдоль Октябрьской железной дороги занялись торговлей, вернее, специфическим ее видом — они стали возить дешевую одежду и разные «товары народного потребления» с рынков Москвы в свои города, Олонец не вошел в число такого рода городов. И сегодня город понемногу выживает, развивается, совершенствуется; и «понемногу» — здесь ключевое слово. Город будто бы живет своей жизнью, осознает свое место и потому видит свои маленькие, тихие достоинства. Он бережет свою провинциальность — в прелести миниатюрности, домашней атмосферы — и сочетает ее с современной культурой развлечений. Такой вот нестандартный городок — не промышленный и не торговый, но — живой.

5. Карельский город

Моих весьма скромных познаний в финском языке, наверное, хватило бы, чтоб понять смысл вопроса, ибо каждое слово в отдельности было знакомо…

Дмитрий Гусаров. Партизанская музыка

Карелия — одна из тех республик, где титульная нация составляет малую часть населения (около 10%). Обыкновенно в таких республиках городское население в основном русское. Однако в Карелии резкое преобладание русских ощутимо в основном в Петрозаводске. В меньших городах, даже несмотря на наличие железной дороги, доля карелов доходит до трети населения. И даже в этом ряду Олонец — удивительный город: он на 60% карельский. Понятно, что большинство олонецких карелов не говорят на родном языке, однако же путешественника непременно поражает в Олонце, с какой частотой встречающиеся здесь люди оказываются карелами!

Карельский народ состоит из нескольких этнических групп, различающихся диалектом. На севере и в средней части республики живут карьялани — «собственно карелы», которым принадлежит знаменитый эпос «Калевала». Кроме того, есть еще ливвикей — приладожские карелы; и лю(ю)дикей — прионежские. Олонецкая земля издавна была населена «ливвиками», что, кстати, еще одно отличие Олонца от ряда городов Карелии вдоль железной дороги. Интересно, что по сей день сохранилось неодобрительное отношение к жителям села Михайловское (в 30 км от города), которых называют «евреями». Село это населено «людиками».

Как и во многих национальных республиках, в Карелии в 90-х годах начался всплеск национального движения. Но размаха оно не получило: доля карелов в населении мала; многие из них не знают ни родного языка, ни традиций предков; возможно, дело и в пресловутой спокойности северных народов. Однако в Карелии есть своя особенная черта, которая предопределила интерес к карельскому языку и культуре среди современной молодежи. В Олонце есть детский сад и школа, где дети говорят на двух языках и изучают карельскую (ливвикскую) национальную культуру. В Центральной библиотечной системе Олонца показывают многочисленные книжки местных поэтов и писателей, пишущих на карельском языке; детские учебники языка и т. п. (они изданы на деньги республиканской партии националистического толка). И с гордостью говорят о возрождающемся интересе детей к национальному языку. «Вернее, скорее — к финскому...» — вот было объяснение. Близость Финляндии и интенсивность экономических контактов с ней вызвали интерес к финскому языку; а родственность полузабытой национальной культуры и финской — спровоцировали интерес к карельскому языку и культуре среди современной карельской молодежи, родители которой практически не говорят по-карельски (в отличие от бабушек). И особенно актуально это явление стало в транзитном по своему положению на Голубой дороге Олонце.

* * *

Мы покидаем Олонец, этот «город понемногу». Город аграрного развития среди северных еловых лесов. Город мостов, соединивших две извивающиеся живописные речки. Сюда практически не пришла столь развитая в Карелии деревообработка. Зато пришли Деды Морозы, новые фестивали и праздники.

Олонец не испугался своей провинциальности — он сумел воспользоваться ею, обратить ее себе во благо. И этим удивить окружающих, туристов, пока случайно проезжающих через город. Такой вот маленький, как будто сказочный городок, где каждый почувствует себя так, как хочется. Провинциальность Олонца не помешала ему стать в чем-то капельку столичным. По такому городку хочется ходить и выискивать все новые и новые символы столичности, которые совсем не нарушают его умиротворенности и тихой красоты. Олонец — домашняя и уютная столица вдали от раскрученных туристских объектов. Пока вдали. Главное, чтоб дальнейшее развитие города не испортило олонецкого удивительного сочетания, не разрушило столицу символов.

* Поверь, я ищу и нахожу в тебе
Каждый день для нас что-то новое!
Откройся для разных восприятий —
И ничего более!

«Металлика». Ничего более. — Здесь и далее прим. ред.

** Об устюжском Деде Морозе см.: «География», № 48/2001, с. 1. В этом году читайте спецномер о Великом Устюге.

*** О Кондопожском и Сегежском целлюлозно-бумажных комбинатах см.: С.В. Рогачев. Лесная, деревообрабатывающая и целлюлозно-бумажная... геральдика//География, № 38/2001, с. 23, 26.