Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «География»Содержание №18/2003

9 мая


Главные географические
уроки войны

Трижды в русскую,
в русскую, в русскую…

Я хочу рассказать сегодня
О политруке нашей роты.
Он войну начинал на границе
И погиб, в первый раз,

под Смоленском.

В черном небе, когда умирал он,
Не было и проблеска победы.
— В бой за Родину! —

крикнул он хрипло. —

В бой за Ста... —

так смерть обрубила.

Сколько б самой горькой

и страшной

С этим именем связанной правды
Мы потом ни брали на плечи,
Это тоже было правдой в то время.
С ней он умер, пошел под пули.

Он второй раз погиб в Сталинграде
В первый день, в первый

час прорыва,

Не увидев, как мы фашистам
Начинаем платить по счету.
Умирая, другие люди
Шепчут: «Мама» — и стонут:

«Больно».

Он зубами скрипнул: — Обидно! —
Видно, больше всего на свете
Знать хотел он: как будет дальше?

В третий раз он умер под Курском,
Когда мы им хребет ломали.
День был жарким-жарким.

А небо —

Синим-синим. На плащ-палатке
Мы в тени сожженного «тигра»
Умирающего положили.
Привалившись к земле щекою,
Он лежал и упрямо слушал
Уходивший на запад голос
Своего последнего боя.

А в четвертый раз умирал он
За днепровскою переправой,
На плацдарме, на пятачке.
Умирал от потери крови.
Мы его не могли доставить
Через Днепр обратно на левый.
Он не клял судьбу, не ругался.
Он был рад, что,

по крайней мере,

Умирает на этом, правом,
Хотя Днепр увидел впервые
В это утро, в день своей смерти,
Хотя родом на этот раз он
Был не киевский, не полтавский,
А из дальней Караганды.

У него было длинное имя,
У политрука нашей роты,
За четыре кровавых года
Так война его удлинила,
Что в одну строку не упишешь:
Иванов его было имя,
И Гриценко, и Кондратович,
Акопян, Мурадов, Долидзе,
И опять Иванов, и Лацис,
Тугельбаев, Слуцкий, и снова
Иванов, и опять Гриценко...

На политрука нашей роты
Наградных написали гору.
Раза три-четыре успели
Наградить его перед строем,
Ну, а чаще не успевали
Или в госпиталях вручали.
Две награды отдали семьям,
А одна, — говорят, большая, —
Его так до сих пор и ищет...

Когда умер в четвертый раз он,
Уже видно было победу,
Но война войной оставалась,
И на длинной ее дороге
Еще много раз погибал он.
Восемь раз копали могилы,
Восемь тел его мы зарыли:
Трижды в русскую, в русскую,

в русскую,

В украинскую, в украинскую,
И еще один — в белорусскую,
На седьмой раз —

в братскую польскую,

На восьмой — в немецкую землю.

На девятый раз он не умер.
Он дошел до Берлина с нами,
С перевязанной головою
На ступеньках рейхстага снялся
С нами вместе, со всею ротой.
И невидимо для незнавших
Восемь политруков стояло
Рядом с ним, с девятым,

дошедшим.

Это было так, потому что
Всю дорогу, четыре года,
Они были душою роты,
А душа, говорят, бессмертна!
Не попы, а мы, коммунисты,
Говорим, что она бессмертна,
Если вложена в наши души,
Если вложена в наше тело,
Если наше смертное тело,
Не страшась, мы сожгли в огне
На Отечественной войне.

Где же наш политрук девятый?
Говорят — секретарь райкома,
Говорят — бригадир в колхозе,
Говорят — дипломат на Кубе,
Говорят — в жилотдел послали,
Чтоб на совесть все, без обмана...
Говорят — в Партийном контроле,
Восстанавливая справедливость,
День и ночь сидел над делами,
Что касались живых и мертвых,
Что остались от тех недобрых,
Столько бед принесших времен...
Очевидно, разные люди
Его в разных местах встречают —
Вот и разное говорят.
Видно, был он в войну не только
В нашей с вами стрелковой роте,
Видно, был и в других он тоже,
Не скажу — во всех, но во многих.
Наше счастье, что так и было,
Наше счастье, что так и есть!

Константин СИМОНОВ.
Наш политрук. 1961

Ожившая фреска

Как прежде, падали снаряды.
Высокое, как в дальнем плаванье,
Ночное небо Сталинграда
Качалось в штукатурном саване.

Земля гудела, как молебен
Об отвращенье бомбы воющей,
Кадильницею дым и щебень
Выбрасывая из побоища.

Когда урывками, меж схваток,
Он под огнем своих проведывал,
Необъяснимый отпечаток
Привычности его преследовал.

Где мог он видеть этот ежик
Домов с бездонными проломами?
Свидетельства былых бомбежек
Казались сказочно знакомыми.

Что означала в черной раме
Четыpexпалая отметина?
Кого напоминало пламя
И выломанные паркетины?

И вдруг он вспомнил детство, детство,
И монастырский сад, и грешников,
И с общиною по соседству
Свист соловьев и пересмешников.

Он мать сжимал рукой сыновней.
И от копья архистратига ли
По темной росписи часовни
В такие ямы черти прыгали.

И мальчик облекался в латы,
За мать в воображенье ратуя,
И налетал на супостата
С такой же свастикой хвостатою.

А рядом в конном поединке
Сиял над змеем лик Георгия.
И на пруду цвели кувшинки,
И птиц безумствовали оргии.

И родина, как голос пущи,
Как зов в лесу и грохот отзыва,
Манила музыкой зовущей
И пахла почкою березовой.

О, как он вспомнил те полянки
Теперь, когда своей погонею
Он топчет вражеские танки
С их грозной чешуей драконьею!

Он перешел земли границы,
И будущность, как ширь небесная,
Уже бушует, а не снится,
Приблизившаяся, чудесная.

Борис ПАСТЕРНАК.
1941—1944

Память юности

По-прежнему
Зори алеют
И старые песни годятся...

Отцы незаметно стареют
И прожитой жизнью
Гордятся.

И знамя судьбы поколений
По-прежнему
Свято проносит
Бессменный страны знаменосец
И смерти не знающий
Ленин!

И пасмурными ночами
По-прежнему
Снятся героям
Буденновские тачанки
И тачки Магнитостроя.

По-прежнему
Снятся окопы,
Клинки и разрывы снарядов.
Атаки —
Под Перекопом,
Окопы —
Под Сталинградом!..

Отцы незаметно стареют,
Сыны постепенно мужают...

Сегодня
Враги не звереют
И, кажется, не угрожают.

Они за дискуссии, споры.
И часто себя утешают:
С детьми, мол,
Мы справимся скоро,
Вот только отцы их мешают.

Они понимают,
Что силу
Мы страшною силою били.
Им важно, чтоб дети России
О прошлом своем позабыли.

Чтоб лихо
Сыны комиссаров,
Не помня отцовских заветов,
Под музыку вражью плясали,
Свою забывая при этом.

Им важно,
Чтоб мы забывали
О крови, что ярко алела,
О тех, что ее проливали
В борьбе за рабочее дело.

Чтоб мы забывали, к примеру,
Все то,
Чем когда-то гордились,
Чтоб циники
И маловеры
По вражьим рецептам плодились.

Ну что же!
Бывают такие,
Что верят врагам оголтело. —
Плевать им на славу России,
Плевать на рабочее дело.

Но юности снится ночами
Бессмертная слава героев —
Буденновские тачанки
И тачки Магнитостроя.

Отцовские снятся окопы,
Клинки и разрывы снарядов.
Атаки —
Под Перекопом,
Окопы —
Под Сталинградом.

Владимир ФИРСОВ.
70-е годы