Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «География»Содержание №4/2004

Образная карта России. Прикамье


5. ХОД

Такой ли уж тут тупик?

Пятый аналитический срез. Выявление связей

Колонизационные базы.
Взаимодействия. Транспорт

Предыдущий раздел мы закончили герценовской мрачной региональной характеристикой. Демократ прямо-таки припечатал Прикамье. Между тем в его же словах заключена и антитеза: Пермь — вовсе не тупик (где жизнь, покоряясь географическому положению, должна застаиваться и закисать), Пермь — активная база освоения российского Востока и Севера.
В древности по Волге—Каме—Вишере—Колве и далее по малым рекам и на Печору шел трансконтинентальный меридиональный путь от Средиземного моря и Индийского океана к Северному Ледовитому океану. Собственно, действие знаменитого рассказа Мамина-Сибиряка «Зимовье на Студеной» и происходит на реликте этого древнего пути — непроезжем ныне Печорском тракте:
Ушел он семейным человеком, а вернулся бобылем. Тогда половина народу в Чалпане вымерла: холера прошла на Колву с Камы, куда уходили на сплавы чалпанские мужики. Они и занесли с собой страшную болезнь, которая косила людей, как траву…
В своей деревне делать Елеске было нечего, кормиться мирским подаянием не хотел, и отправился он в город Чердынь, к знакомым купцам, которым раньше продавал свою охотничью добычу. Может, место какое-нибудь отыщут Елеске богатые купцы. И нашли.
— Бывал на волоке с Колвы на Печору? — спрашивали его промышленники. — Там на реке Студеной зимовье, — так вот тебе быть там сторожем... Вся работа только зимой: встретить да проводить обозы...
— Далеконько, ваше степенство... — замялся Елеска. — Во все стороны от зимовья верст на сто жилья нет, а летом туда и не пройдешь.
— Уж это твое дело...

Изучение Родины превыше
изучения предмета

(методическое замечание)

В нормальной школе, при работе по человеческим программам школьники знакомятся с «Зимовьем», знают о старике Елеске и его верном Музгарке, сопереживают ему; чувствительным детям жалко его до боли. Мы все, таким образом, знаем о Колве и Чердыни с детства (с. 6). Но помним ли?
Есть ли хоть один учитель словесности, который дал себе труд показать школьникам на карте хотя бы примерно район, где стояло зимовье? Который вызывал бы у детей желание выяснить, зачем здесь нужен был этот, обслуживающий транзит, пункт? Который поставил бы сюжет рассказа в пространственный контекст? Много ли учителей географии, которые, рассматривая Урал и Европейский Север, привлекли Елеску с Музгаркой, чтобы ярче позиционировать линию Каспийско-Баренцевоморского водораздела? Чтобы рассказать о старых меридиональных связях, об их затухании, попытках реанимации в советское время (был грандиозный проект соединения Печоры и Колвы водным путем через озеро Чусовое). Чтобы прояснить географическое положение и климатические условия Северного Приуралья.
Каждый углублен в предмет. Но предметы наши важны не сами по себе. Это лишь инструменты, лишь средства для того, чтобы растущие наши дети знали Родину, в меру своих душевных способностей любили ее, в меру сил заботились о ней, учились сопереживать стране, району, селу, затерянному зимовью, Елеске, Земле.

Прикамью Россия обязана Сибирью.
Именно камские солепромышленники Строгановы (соляной колодец Соликамска, колокольня в Усолье) снарядили экспедицию Ермака. Именно по камскому притоку Чусовой и впадающей в нее Серебрянке Ермак подошел к Уральскому порогу (Ермакова ладья Чусового) и переступил его (гора Горнозаводска близ Тагильских перевалов, по которым Ермак прошел в Сибирь и в районе которых теперь сибирские нефть и газ идут в Европу), присоединив Сибирь к России и сделав ее надолго поставщиком пушнины в Европу (переходящий цветовую границу соболь Первоуральска)*.
Именно через пермскую Чердынь (го'рода Перми тогда не было; Чердынь считалась столицей всего Прикамья — Перми Великой) был налажен старейший московский путь через Урал к Тобольску (чердынский лось идет в негеральдическую сторону, на восток). Это стартовое положение Чердыни, положение — предчувствие Сибири, великолепно отразил Мандельштам:

Подумаешь, как в Чердыне-голубе,
Где пахнет Обью и Тобол в раструбе...

А соликамско-усольские промыслы подпитывали Север и Восток своей продукцией (солевозная ладья Верх-Язьвы/Обвинска).
На старинной эмблеме Перми Великой (см. с. 1) медведь, как и на гербе Чердыни, шел в «неправильную», противоречащую правилам геральдики сторону — к востоку. Лишь потом, во второй половине XVIII в., уже на гербе вновь построенного губернского центра — города Перми он изменил свою ориентацию. И в этом — выразительный пространственный знак. Вначале Прикамье закачивало людей в Сибирь, позднее же, наоборот, стало снимать с Сибири интеллектуальные сливки. Пермские учебные заведения выучили многих выходцев из-за Уральского хребта, приобщили «азиатов» к европейской книжности. Губернская, чиновничье-культурная Пермь выучила и вывела на общерусскую арену таких видных уроженцев горнозаводского восточного склона Урала, как упомянутые уже не раз Решетников (из Екатеринбурга) и Мамин-Сибиряк (из Висима нынешней Свердловской обл.), как изобретатель радио Попов (из нынешнего Краснотурьинска на севере Свердловской обл.). Смотрящая теперь на запад Пермь стала насосом этого уральского брейн-дрейна. Бажов, родившийся и росший в Сысерти, в Обском бассейне, все-таки должен был попасть в Прикамье, чтобы его опыт уральской жизни одухотворился, приобрел культурные, изящные формы — стал теми литературными произведениями, которыми зачитываются дети. Учеба в Пермской духовной семинарии (на Каме), жизнь в Полевском, где он слушал рассказы «дедушки Слышко» (в верховьях Чусовой, на реке Полевой**) помогли Бажову замкнуть в своем сознании пермские, европейские культурные формы и уральское каменное, азиатски-жестокое содержание. Этнопопулярная фантастика Урала так и кишит ящерицами в юго-восточном углу образной карты. К ним пристроился и — не к ночи будет сказано — рогатый конь (единорог) Лысьвы (о происхождении этого неудачного герба — в разделе «Камень» на с. 31).
По мере замирения башкир и казахов главный русский поток на восток стал пробиваться все южнее и южнее. Транссиб обошел Прикамье с юга, прорвавшись в Сибирь линией Самара—Челябинск. Северные пути стали увядать, Пермский Север стал делаться все более и более тупиковым. Зовущая на север путеводная Полярная звезда Чёрмоза поблекла в общественном сознании. И три сестры в Перми (а, напомним, действие «Трех сестер» происходит в «провинциальном городе вроде Перми») заныли: «В Москву, в Москву!». От символов того мощного европейски-облагораживающего влияния, которое Прикамье оказывало на прилегающие северные и восточные территории, остался лишь радиотелевизионный ретранслятор на горе Полюдов Камень. И тот был лишь на чердынском гербе советского времени, пока центральное телевидение действительно транслировало хоть немного культуры, вкуса и ума.
Позднее главный ход Транссиба был перенесен опять севернее, и поезда из Москвы во Владивосток пошли через Пермь—Кунгур—Первоуральск—Свердловск (Екатеринбург), но транссибирская тематика уже не нашла отражения в прикамских образах. Есть лишь одно косвенное и очень секретное указание на Транссиб: взмывающая звезда-ракета закрытого поселка Звездный. Здесь находится пункт, обслуживающий стратегические ракеты железнодорожного базирования — те самые, которых так якобы боялись американцы, потому что на железных дорогах трудно даже из космоса отследить положение смертоносного вагона. Ясно, что такая база должна быть размещена близ главной магистрали страны.
Но Ермак Ермаком, пушнина пушниной, Трансиб Транссибом. А чем нынешней хищнической российской экономике особенно интересна Сибирь? Даже ваши двоечники почти наверняка знают: нефтью и газом. Яркое указание на то, что через Пермскую область идут с Тюменского Севера в Центр магистральные нефте- (из Сургута) и газопроводы (из Уренгоя и Ямбурга), находим на гербе Барды: черная и голубая трубы. В Барде находится мощная газокомпрессорная станция, помогающая азиатскому газу утечь в Европу. Указывающие на то же положение трубоукладчики были на гербах Горнозаводска (здесь трубопроводы форсируют Урал) и Очёра.


* С Прикамьем, как со стартовой площадкой, связана судьба еще одной знаковой экспедиции на восток. Осенью 1733 г. в Осе делала длительную остановку и готовилась к дальнейшему, зимнему санному переходу 2-я Камчатская экспедиция Витуса Беринга.
** Которая, по-видимому, некогда называлась Пол-Ва, как и положено благовоспитанной внучке Камы (раздел «Ось», с. 8). Полевого раздолья же здесь, в заросших лесом горах, никакого нет (пусть школьники вспомнят об искажении Уралом границ природных зон, уже известном им из раздела «Ниши»).