В конце бетонки, у татарской границы

На самом севере Самарской области в Челно-Вершинском районе*, где кончаются дороги и начинаются широкие леса, стоит село Эштебенькино. Село находится практически на границе между Самарской областью и Татарией. В хорошую погоду, когда нет дождей и снег не лежит на земле обильными сугробами, до татарской земли рукой подать — сквозь поля, и полевые дороги, и лес, и лесные тропки.

Село Эштебенькино само по себе большое — домов 500—600. Однако делится на две различающиеся между собой части. Разделяет село речушка под названием Черемшан**. Одна часть носит гордое название Старое Эштебенькино. Находится она непосредственно около дороги на райцентр. Здесь живут в основном русские, мордва и в меньшей степени татары. Вторая часть села раскинулась за Черемшаном, в глубь полей и лесов, поодаль от больших дорог. Она носит особое название — деревня Чувашское Эштебенькино, — говорящее само за себя; здесь живут чуваши. Об этой части села в основном и пойдет речь.

Село с остальным миром связывает одна единственная бетонная дорога, которая к тому же доходит только до начала деревни, а дальше — простая деревенская грунтовка. По этой причине в период дождей и снегопадов добраться до противоположного края деревни практически невозможно.

Итак, с одной стороны деревня ограничена рекой, вдоль которой собственно и вытянулась, а с других — полями.

Деревня расположена на склоне, изрезанном оврагами. Вдоль самых крупных оврагов вытягиваются улицы, спускающиеся от бровки склона к пойме реки. Старые дома на улицах располагаются близ поймы. Все они деревянные, многие уже покосились от старости. Вверху же склона, наоборот, находятся дома в основном каменные и кирпичные, более новой постройки. Соответственно, здесь живет главным образом молодежь, а родители живут вблизи речки в более старой части деревни.

Местность вокруг деревни холмистая и местами изрезана оврагами и балками. Вверху склона, на котором стоит деревня, за небольшим полем начинаются дубравы, постепенно смешивающиеся с липовым лесом, который в свою очередь отдельными языками проникает в осиновый. На краю леса, там, где обширные площади занимают липовые деревья, располагаются деревенские пасеки.

За деревней, если идти вдоль по склону, начинаются бескрайние поля, то тут, то там прорезанные оврагами. В севооборотах — пшеница, горох, кукуруза, травы. Если спуститься по склону, попадаешь к речке, которая, извиваясь, течет вдоль этого склона. Речка довольно маленькая, но рыбы в ней полным-полно, особенно в половодье, когда заливается вся пойма.

Когда находишься на краю деревни и смотришь вокруг, то кажется, что современная цивилизация не затронула этот уголок. Никаких признаков прогресса вокруг деревни, кроме виднеющейся вдали асфальтной дороги, нет.

В Чувашском Эштебенькине живут в основном старики или близкие к преклонному возрасту люди. Правда, обитатели некоторых домов довольно молоды. Но это или учителя школы (правда, их здесь раз-два да, пожалуй, три, и обчелся), или патриоты села, которых тоже по пальцам можно пересчитать.

Жизнь в деревне начинается с первыми петухами. Поднимается женская половина деревни, чтобы подоить коров и отправить их в стадо. Не успело еще взойти солнце, а по улицам идут пастухи, и хозяйки с ними снаряжают свою скотину в деревенское стадо, которое медленно пополняется, а к крайней улице становится уже довольно внушительным. Хозяйки после этого со спокойной душой приступают к приготовлению утренней трапезы, постепенно и мужики просыпаются. То тут, то там раздается стук топора: мужики — правда, честно говоря, чаще почему-то женщины — колют дрова для печки, чтобы приготовить разные кушанья. А зимой еще приходится таскать уголек из сарая для отопления в доме.

После завтрака народ начинает постепенно растекаться кто куда. Кто-то на работу в райцентр — на хлебозавод, на комбикормовый завод или еще куда. Некоторые представители не совсем пожилого населения отправляются проводить свои трудовые будни в местном колхозе, когда-то бывшем передовым в своем районе, а ныне едва держащемся на плаву. Ну а у кого выходной день, тот приступает к насущным делам — домашним.

А дел домашних в сельских условиях — выше крыши, от такого их количества городской житель, привлеченный к их исполнению, обычно начинает стонать. Особенно работа кипит в летнюю пору. В июне начинается пора сенокоса. Вся семья, маленькая или большая, выходит на весь день в бескрайние луга и леса — на своих двоих, на велосипеде, на лошади, кто побогаче, тот и на автомобиле, но самое излюбленное средство передвижения в современной деревне — это, конечно же, мотороллер «Муравей».

В период сенокоса жителями деревни не пропускается ни одна поляна в лесу, ни один лужок. Но обычно за каждой семьей, домом негласно закреплен определенный участок близлежащих и поодаль находящихся зеленых лугов.
В ближайшей округе скашивается практически вся июньская трава, а затем, как круги от брошенного в воду камня, зона сенокоса постепенно растет и растет. После собственно сенокоса, в последующие дни, ежедневно, как на работу, отдельные члены семьи выходят к своим накосам и ворошат сено так, чтобы оно было совершенно сухое и почти хрустело под ногами и руками. И вот наступает пора — сараи набивают сеном на зиму. Вдоль полей начинают тянуться здоровенные, запряженные лошадьми колымаги с сеном.
К началу июля, до Петрова дня, заканчивается время сенокоса. К этому времени все сараи уже забиты до отказа и практически на каждом огороде виднеются небольшие стога — то, что не влезло в сарай.

Не забывают и о предстоящих холодах. Как говорится, готовь сани летом. За определенную плату леснику — обычно это бутылка или две самогонки или водки — можно вырубить в качестве санитарной чистки определенное количество леса. Лес этот идет в основном на дрова. Для строительства же нужен хороший лес, поэтому его выделяет лесничество отдельно и каждому. А такого леса нужно довольно много, поскольку строить в деревне любят. Постоянно что-то достраивают, что-то перестраивают, особенно это касается хозяйственных построек. Из лесных продуктов ценятся прутья от орешника. Из этих прутьев делают большие корзины, которые ставят на сани зимой для удобства перевозки грузов. А как же грибы и ягоды лесные? Ответ мне, правда, самому не ясен, но у жителей нашей деревни почему-то не принято собирать грибы в лесу; нет, конечно, их собирают, но очень мало. Больше всего ценятся луговые грибы. Бывало, выйдешь в огород на округу полюбоваться и видишь такую картину: на всех склонах холмов и оврагов бегает туда-сюда народ от мала до велика, и понимаешь, настала грибная пора.

Так постепенно проходят суровые трудовые будни. Особенно туго приходится тем, кто работает в районном центре, поскольку ту работу им приходится совмещать с домашними хозяйственными делами. Поэтому «из-за тяжелой жизни» на деревне довольно много пьют. Причем пьют всё. Еще на моей памяти, в конце 80-х пили в деревне «Тройной одеколон», затем постепенно увеличилось производство самогона, и народ потихоньку начал переходить на него и водку. На деревне как пили, так и пьют, но надеюсь, что когда-нибудь не будут пить, по крайней мере так много.

Свободное время в деревне проходит тоже в трудах. Женщины любят поработать языком. Особенно вечером, когда женское население высыпает на улицу, на скамеечки перед своими домами в ожидании скотины, возвращающейся с пастухами с пастбищ, а также мужей. Мужики же могут устраивать выходной себе на целый день, например, уйдя на рыбалку с раннего утра и до позднего вечера.

Потихоньку и лето проходит, начинается пора уборочной. В это время из гаражей колхоза выкатывается последняя оставшаяся в живых техника и тихой, почти траурной процессией, тянется к полям. Но тут работа начинает кипеть, причем и днем и ночью слышен гул комбайнов и тракторов. Практически весь собранный хлеб тут же отправляется на элеватор в районный центр. Кукуруза перерабатывается в силос и комбикорм для оставшегося колхозного скота и продажи населению.

После сбора урожая жители деревни начинают запасаться хлебом на зиму, скупая или воруя зерно, забивая постепенно свои амбары. По мере надобности зерно отвозится на мельницу в соседнее село.

В хлопотах об урожае постепенно проходят теплые деньки и подкрадывается зима. Зимой деревня почти вымирает. Жизнь кипит только внутри своих владений, поскольку улицы так заносит снегом, что сугробы иной раз закрывают все окна у домов. Подступы к деревне всем видам транспорта перекрываются, и только сани с запряженными лошадьми могут здесь пробиться, и то не всегда.

В эту пору, когда скотина дома накормлена, снег во дворе убран, печка затоплена, можно и расслабиться после летних трудов. Мужики садятся в карты играть и языком чесать, а женщины — прядут тихо-мирно у окошка из шерсти, заготовленной еще летом и осенью.

Так жила, живет и, наверное, будет жить моя деревня — уголок земли, столь любимый мною.

* Схему районного деления Самарской обл. см.: «География», № 7/97 (спецвыпуск: Самарская область), с. 5. — Здесь и далее прим. ред.

** Строго говоря, эта река называется Большой Черемшан. И не такая это уж и речушка: длина — 336 км, а в низовьях, за Димитровградом, подпираемая водами волжского Куйбышевского водохранилища, она разливается до ширины самой Волги.