Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «География»Содержание №18/2001

Хрестоматия

Практическая география

Составитель С.В. РОГАЧЕВ

Начало мировой войны

Беженцы

Но разразилась война.

И вот я лечу над дорогами, а по ним бесконечной рекой течет черная патока. Говорят, будто население эвакуируют. Но теперь это уже неправда. Население эвакуируется самотеком. В этом великом переселении есть какое-то заразное безумие. В самом деле, куда устремляются все эти беженцы? Они идут на юг, как будто там их ждут кров и пища, как будто там их ожидает гостеприимство. Но ведь там, на юге, есть только битком набитые города, где люди спят в сараях и где запасы продовольствия на исходе. Где даже самые щедрые мало-помалу ожесточаются из-за бессмысленности этого нашествия, которое мало-помалу, словно поток грязи, поглощает их самих. Не может же одна провинция приютить и прокормить всю Францию!

Куда они идут? Они и сами не знают! Они шагают к каким-то призрачным стоянкам, потому что едва лишь их караван доберется до оазиса, как оазиса уже нет и в помине. Каждый оазис исчезает, когда приходит его черед, и в свой черед он вливается в караван. И если караван доберется до настоящей деревни, которая делает вид, будто она еще живет, он в первый же вечер высасывает из нее все жизненные соки. Он объедает ее, как черви объедают кость.

Антуан де СЕНТ-ЭКЗЮПЕРИ. Военный летчик. 1942
Пер. с франц.

Битва за Москву

Тут наша судьба решалась

Сейчас это просто поле
Колхоза «Свободный труд».
Тропинки бегут на воле,
Начало в колхозах берут.

Когда-то от стужи седое
И в пороховой синеве,
Оно было полем боя
На подступах дальних к Москве.

Тут наша судьба решалась
Стратегией, грудью, броней,
Тут ржавое перемешалось
Железо войны с землей.

Раскинулось поле на версты,
На сотни, на тысячи верст...
Мы с хлебом впитаем твердость.
Да будет нам хлеб не черств!

Степан ЩИПАЧЕВ.
Поле

Карельский фронт

«Контопохья» и «Кархумяки»

— Господин редактор приехал из Карелии?

«Почему редактор? Откуда он знает, что я редактор? Ах, да... Они ведь разговаривали с Олегом...»

Моих весьма скромных познаний в финском языке, наверное, хватило бы, чтоб понять смысл вопроса, ибо каждое слово в отдельности было знакомо, но по привычке я тут же уставился взглядом в Олега. Тот придвинулся ко мне поближе, и дальнейшая беседа с финном превратилась в наши попеременные обращения к переводчику.

Мой собеседник, несколько смущаясь, сообщил, что ему приходилось бывать в Карелии, он провел там два года.

— Когда? Вероятно, во время войны? — спросил я.

— Да-да. Именно тогда. Был солдатом.

— А где? В каких местах вам приходилось бывать?

Резонно полагая, что географические названия не нуждаются в переводе, Олег машинально повторил их по-фински, и мне самому пришлось соображать, что «Контопохья» и «Кархумяки» — это города Кондопога и Медвежьегорск. А «Суурилахти» — где это? Неужели это заонежское село Великая губа? А Корписаари? Такого пункта в Карелии я не знал.

Тем временем, по-своему истолковав мое затянувшееся молчание, финн начал торопливо и долго говорить. Олег кивал, что-то переспрашивал и в мою сторону ронял короткие отрывочные фразы:

— Он просит простить... Возможно, вам неприятно... Но так было... Тут ничего не поделаешь... Прошло столько лет.

— Олег, скажи ему, что я рад встрече. Спроси, он служил в Заонежье?

— Да-да, именно в Заонежье.

— В каком точно пункте?

— Их гарнизон стоял в деревне Корписаари.

— Спроси, не ошибается ли он? В Заонежье нет такой деревни.

— Именно Корписаари. Почти два года там.

— Олег, как точно перевести на русский язык это самое Корписаари? Что такое Корпи?

— Таежный остров.

— Но ведь нет такой деревни в Заонежье. Есть Волкостров, есть Вороний остров, но Таежного нет. Спроси, какие селения рядом?

— Как вы сказали — Вороний остров?

Олег быстро что-то переспросил у финна, тот ответил, и он обрадованно пояснил:

— Это Вороний остров! Не Таежный, а Вороний... Тут дело в одной букве. Корпи — тайга, а корппи — ворон. Тут моя вина.

Я все еще боялся поверить этому совпадению. Выхватив из кармана блокнот, быстро отчеркнул что-то похожее на очертания Заонежского полуострова, отметил крестиком, где примерно расположены Медвежьегорск и Великая губа, и протянул блокнот финну. Тот все понял, радостно кивнул мне, достал свою авторучку и уверенно поставил голубой крестик на том самом месте, где я и ожидал.

— Корпписаари. На другом берегу залива стояли русские.

Теперь сомнений не оставалось. Конечно же, это Вороний остров, небольшая деревушка, где стоял финский гарнизон, который мы пять раз в 1943 г. пытались разгромить.

Дмитрий ГУСАРОВ.
Партизанская музыка. 80-е годы

На юг и запад от Кремля

Жди и надейся, Украина!

В косом дожде по косогорам
Сквозит полей осенних грусть.
В грозе и буре шагом скорым
Идет карающая Русь.

Идет, гневна и непреклонна.
Тяжелый меч ее остер.
Ярмо немецкого полона
Она собьет с родных сестер.

Уже раскована равнина
На юг и запад от Кремля.
Жди и надейся, Украина!
Жди, белорусская земля!

Не век врагам глумиться люто.
Дни чужеземцев сочтены.
С Днепра вам виден берег Прута,
И плесы Немана видны.

Брянское направление
1943
Алексей СУРКОВ

Реваншизм

Кильский канал, 1960

Слева — здания.
Справа — здания.
Между ними — канал.
Германия.

В чем-то дьявольски современная.
В чем-то все-таки пасторальная.
Ну а в сущности — неизменная.
Реваншистская.
Федеральная.

С проповедниками,
с проститутками,
с поздравительными открытками,
с кинозвездами,
с незабудками,
с генералами-недобитками.

Гонит стружку
немецкий арбайтер.
Пашет пашню
немецкий бауэр.
Молодежь
загоняет в армию
«добрый дедушка»
Аденауэр.

Он плетет
свои речи-кружева,
христианского
полон смирения,
но за атомное оружие
цепко держится
тем не менее.

«И рабочие,
как хозяева,
будут сытыми
и одетыми!..»

Через Одер
глядя, глаза его
рыщут исподволь
за Судетами...

Слева — здания.
Справа — здания.
Длинный Кильский канал.
Германия.

В прошлом, помнится,
побежденная,
нынче кажется —
победившая,
новой техникой
награжденная,
старых замыслов
не забывшая.

Разлинованная,
кирпичная,
для уюта
плющом повитая,
аккуратная,
черепичная,
не по-доброму
деловитая.

Владимир ЛИФШИЦ. 60-е годы

Может ли идти речь
о «примирении»?

Все переменится вокруг.
Отстроится столица.
Детей разбуженных испуг
Вовеки не простится.

Не может позабыться страх,
Изборождавший лица.
Сторицей должен будет враг
За это поплатиться.

Запомнится его обстрел.
Сполна зачтется время,
Когда он делал, что хотел,
Как Ирод в Вифлееме.

Настанет новый, лучший век.
Исчезнут очевидцы.
Мученья маленьких калек
Не смогут позабыться.

Борис ПАСТЕРНАК.
Страшная сказка. Между 1941 и 1944

К естественным рубежам Родины

В Карпатах

Дорогой спиральной и узкой,
О гравий корябая шины,
В небо с тяжелой нагрузкой
Ввинчивалась машина.

Кружка на поясе билась,
Пилотка сползала косо.
Облаков сероватую сырость
Перемалывали колеса.

И — вниз!
Только ветры взвыли,
И снова равнины и хатки...
Из кружки на землю я вылил
Мутного неба остатки.

Евгений ВИНОКУРОВ. 1946

Клятвопреступникам

Россия! Мы всюду твердим твое имя,
Созвучное с именем женщины той,
Что нас пеленала руками своими,
Что нас напитала сосцами своими,
Что нас согревала своей теплотой.

Священны твои седины и морщины,
Торжеств и печалей твоих годовщины
В великой твоей и суровой судьбе.
И, зрелость встречая, по праву мужчины
Мы клятву на верность давали тебе:

На верность твоим перелескам зеленым,
На верность малиновым зорям твоим,
На верность ночам соловьиным, бессонным,
На верность девическим взорам бездонным,
На верность надеждам, что с детства таим.

Пусть клятвопреступник на Русской равнине
Забудет о матери, друге и сыне, —
Их нет у него, ни друзей, ни родных.
Пусть каменным хлеб ему станет отныне,
Не даст утолить ему жажду родник.

Он в страхе падет, услыхав твое имя,
Созвучное с именем женщины той,
Что нас пеленала руками своими,
Что нас напитала сосцами своими,
Что нас согревала своей теплотой.

Николай РЫЛЕНКОВ.
Стихи о России. 1942

Освобождение Европы

Дороги, еще теплые от войны

— С боем вышли на берег
Дуная!.. —
Поздней ночью идет разговор.
Над трубою луна ледяная,
На стекле ледяной узор.
А в полях до тех мест, где отроги
Дальних гор,
до чужой стороны,
Под снегами лежат дороги,
Еще теплые от войны.

Евгений ВИНОКУРОВ. 1956