Река www, река Интерпола
Международная Рона

Эти две персоны в Лионе можно увидеть в скульптурном убранстве ратуши (Отель-де-Вилль), а можно на фреске, украшающей здание Биржи (Пале-дю-Коммерс). Выполненное знаменитым Пюви де Шаванном фресковое панно показывает нам мужчину и женщину. Могучий полудикий рыбак, влекущий тяжелый невод, — мощная, бурная и рыбоносная река. Прекрасная полуобнаженная женщина, только что вышедшая из воды и подставляющая свое влажное тело поцелуям солнца, всей своей наклоненной позой, всеми складками ниспадающей одежды, плавно струящимся потоком волос пластически олицетворяет тихо журчащую и плавно текущую реку. Рона и Сона! Одна из них, напомним, — Le Rhone, то есть мужчина, другая — La Saone, женщина²⁷. Две реки, два типа рельефа, две Европы. Их рисовали, ваяли. И они сто’ят того, ведь Лион не может не ценить своего географического положения — при слиянии Роны и Соны. Эти реки делают город узлом путей с юга, из Средиземноморья, на северо-восток, по Роне к швейцарским перевалам; на север, по Соне к Мёзу (Массу) и Рейну, а по ним — к Северному морю; на северо-запад, через водораздел Соны и Сены — к Парижу и Ла-Маншу. Как не чтить Лиону своих рек, как не изображать их в виде прекрасных и величественных аллегорических фигур, если они и создали город?²⁸

Пьер Пюви де Шаванн. Inter artes et naturam (Между искусством и природой)

Естественный ронский проход втягивает на территорию Франции импульсы с юга, из древнего цивилизационного очага Средиземноморья. Южное влияние находит здесь для себя уготованный природой путь между Альпами и восточным уступом Центрального массива. А от Лиона потоки с юга получают возможность развернуться далее широким веером: ведь помимо вектора собственно Роны и упомянутой уже Соны здесь возникает и еще одно, самой природой подаренное направление — на запад, по Луаре (долина Луары у Лиона ближе всего подходит к долине Роны; образуется естественная смычка миров двух долин, отмеченная Лионом и Сент-Этьеном)²⁹. Французский историко-географ Фернан Бродель справедливо обращает внимание на то, что судьба Лиона издревле была международной, его процветание и статус в большей степени зависели не от внутрифранцузских дел, а от связей Средиземноморье—североморская Европа, Юг—Север. «Добрые феи, которые помогали Лиону, — остроумно замечает Бродель, — были чужестранками». В древности именно римское вторжение сделало Лион (тогда Лугдунум), лежащий в узле контроля завоеванной территории, главным центром владений в Галлии. В позднее Cредневековье при вызревании капитализма именно итальянские банкирские семьи, распространившие свои операции на Лион, сделали его кредитно-банковским спрутом Франции. И те и другие с помощью Лиона, этого узла на международной реке, контролировали и доили территорию страны. Ярче всего положение Лиона в качестве средиземноморского представителя, введенного в глубь Франции на стержне Ронской долины, проявилось в лионском шелкоткачестве. Ближневосточный шелковичный червь вместе с секретами шелкопрядения словно бы вполз, лавируя между Альпами и Центральным массивом на две сотни километров вверх по Роне, во французское чрево. Тысячи шелкоткацких мастерских, перерабатывавших коконы с Юга Франции, Италии и Ближнего Востока и ориентировавшихся в сбыте продукции прежде всего на изнеженный парижский королевский двор, то есть на Север, сделали Лион XV—XIX веков всемирно известным промышленным центром.

Панорамный вид на историческую центральную часть Лиона у слияния Роны и Соны. Лионцы любят говорить, что их город возник на двух реках и на двух холмах. Снимок сделан с холма Круа-Русс — старинного района лионских ткачей, расположенного над правым берегом Роны (в междуречье Роны и Соны). Это — «холм, который трудится». Объектив фотоаппарата направлен на юг, вниз по течению рек
В средней части снимка — старинная застройка Соно-Ронского междуречья, которое лионцы именуют Полуостровом

Лион лежит двумястами метрами ниже Женевы. Если мысленно просуммировать энергетические затраты, которые возникли бы при подъеме всех грузов, поступивших за пять веков промышленного развития в Лион, еще на две сотни метров вспять земному тяготению, мы получили бы количество эргов, джоулей и калорий, сопоставимое с многолетней выработкой крупнейших электростанций мира. Приносимый потоками с горных склонов материал сортируется в зависимости от высоты: крупные обломки остаются у самой подошвы склона, а мелочь выносится все дальше и дальше, все ниже и ниже. Похожим образом, только при сортировке по высоте с точностью до наоборот, распределяются по земной поверхности и грузопотоки: тяжелые, массовые грузы, идущие с уровня моря, стараются не забираться слишком высоко. Они стремятся найти конечный пункт своего путешествия прямо в морских портах или у урезов воды равнинных рек³⁰.

Братья Люмьер Слово люмьер по-французски означает свет. Красноречиво и символично. В Лионе традиционно 8 декабря проводится праздник Люмьеров, сопровождаемый иллюминацией. В городе в честь Люмьеров названы несколько объектов, есть улица Первого фильма	Пюви де Шаванн (1824—1898) Портрет работы Феликса Валлоттона, 1899	Андре Мари Ампер (1775—1836) Этим лионцем (или — в этих лионцах) наши ученики на уроках физики измеряют силу тока

Понятно, что в паре двух важнейших ронских городов — Женевы и Лиона, именно последнему уготована была промышленная судьба. Женева предоставила себя часовщикам и банкирам, Лион — десяткам тысяч (!) ткачей. Великие женевцы в своих предоблачных высях философствовали, отвлеченно размышляли о социальном устройстве (Руссо), о религиозных догматах (Кальвин). «Приземленные» великие лионцы были великими изобретателями.

Миллиарды школьников по всей планете повторяют имя Андре Мари Ампера, отвечая у доски закон взаимодействия токов. И если бы достижения естествознания именовались не по человеку, их открывшему, а по местности, откуда вышел этот человек, то в классах, аудиториях и научных лабораториях несмолкаемым гулом звучало бы: «Лион, лион, лион».

В Лионе впервые поднялся в небо на воздушном шаре, наполненном горячим воздухом, один из его изобретателей³¹. И мы сегодня именуем такой шар монгольфьером по имени братьев Жозефа Мишеля и Жака Этьена Монгольфье, делавших свои шары в городке Анноне в 70 км к югу от Лиона, в правобережье Роны.

В Лионе (а где еще, если не в этом городе ткачей par exellence?) был изобретен ткацкий станок, позволяющий автоматически получать сложные тканые узоры. Этот станок именуется жаккардовым по имени лионца Жозефа Мари Жаккара, и на десятках наших текстильных (не только шелковых, но и хлопчатобумажных, и льняных) комбинатов и фабрик тысячи работниц стоят сегодня у жаккардовых станков. А мы, достигнув некоторого благосостояния, можем позволить себе постелить на обеденный стол жаккардовую скатерть. Но значение изобретения Жаккара выходит далеко за пределы текстильной отрасли: ведь его станок был, по сути, провозвестником станков с числовым программным управлением (ЧПУ). В качестве устройства, направляющего нити для создания заданного сложного узора, использовалось подобие перфокарты, и историки компьютерного дела поэтому склонны считать Жаккара изобретателем двоичной системы — основы системы компьютерного «мышления».

Люмьеровский институт в Лионе расположен в фамильном особняке Люмьеров	«Синематограф Люмьеров» — имитационная стенная роспись Расписывать глухие стены зданий сценками, имитирующими городскую жизнь прошлого, — красивая традиция Лиона	Пюви де Шаванн. Физика Две фигуры на полотне символизируют две передаваемые по проволоке телеграммы: телеграмму мира и телеграмму войны

Всякий слышал сегодня про Голливуд или Одесскую киностудию, но исток всего этого кино — Лион. Дети лионского фотографа Антуана Люмьера — Луи и Огюст создали аппарат для съемки и проецирования «движущихся фотографий» — синематограф. Влияние Пюви де Шаванна испытали многие художники рубежа XIX—ХХ веков. В России Шаваннов символизм повлиял на Борисова-Мусатова, Рериха, Врубеля, Нестерова.

Лион с признательностью вспоминает о Берлие — одном из пионеров автомобилестроительного дела, основавшего в начале XX века в городе завод по производству грузовиков³². Заметим, именно грузовиков: романтическая мечта юного Берлие создавать автомобили была скорректирована лионской реальностью: да, автомобили, но грузовые — для товаров, для промышленности.

О лионском архитекторе начала ХХ в. Тони Гарнье говорят как о сугубо лионском таланте: его романтические идеи создания идеально распланированного индустриального города — поистине порождение приронского торгово-промышленного центра.

Мы все наслаждались произведениями лионца Антуана де Сент-Экзюпери, но не будем забывать, что по профессии-то писатель был летчиком, то есть — насквозь пропитан техникой, и что наследие Экзюпери выражено не только томиками литературных произведений, но и свидетельствами о рационализаторских предложениях и изобретениях.

Упомянутый уже лионец Пьер Пюви де Шаванн, один из интереснейших художников XIX века, на полстолетия свой век опередивший, вошел в историю изобразительного искусства как основоположник символизма. Можно было бы сказать даже: изобретатель символизма, потому что символизм — это действительно результат работы ума, полной рефлексии (в смысле «отражение + размышление»). Это не просто мастерство, как у классических мастеров, это не поверхностные чувственные впечатления, как у парижских импрессионистов. Это осмысление жизни посредством искусства. И не случайно у Пюви де Шаванна, уроженца трудового города и города изобретателей, мы находим такие далекие от изящного искусства того времени темы, как «Труд» или «Физика». При этом творчество Шаванна — это и не выражение голой идеи, как у более поздних абстракционистов. Лионец должен делать красиво и умно, с идеей и вкусом.

Производство жаккардовых «перфокарт». XIX в.

Своего рода камертоном всего лионского, концентрированным выражением духа узлового города на Роне может служить картина Пюви де Шаванна «Между искусством и природой». Рациональное и трудовое начала, основанные на использовании и познании природы, сплетены в лионце с началом эстетическим. И действительно, вся массовая полутысячелетняя переработка шелка в Лионе — это не просто ткачество, это индустрия моды. Красота узора, эстетика произведенной продукции имела для отрасли решающее значение. Лионское ткачество так и не стало фабричным: до XX века оно дошло в форме тысяч небольших, домашних мастерских, каждая из которых так или иначе лелеяла свою индивидуальность, свои вкусы. Лион, а не только Париж (и Париж не в первую очередь) был законодателем мод³³ во Франции и в европейском мире. Да и сегодня Лион, почти совсем сбросивший анахроничное шелкоткачество, остается все-таки заметным мировым «модообразователем» в области дизайна узоров на тканях, а также в такой немаловажной, прибыльной и пикантной сфере, как разработка моделей женского шелкового белья. Техник Жаккард подарил нам изысканную красоту узоров массовых тканей. Изобретатели братья Монгольфье первыми дали человечеству возможность увидеть нашу землю как на ладони. А затем военный летчик Сент-Экзюпери, глядя на эту «землю людей», помог нам разглядеть на ней Маленького Принца. Благодаря изобретателям Люмьерам человечество получило не механизм, не закон, но новый вид искусства. Поистине лионский подарок, дар Роны.

Мадам Рекамье, самая известная женщина самой великой эпохи французской истории — наполеоновской, дочь лионского нотариуса и жена лионского банкира³⁴, блиставшая умом и красотой хозяйка самого престижного салона Парижа. В орбите ее обаяния были ключевые фигуры, величайшие умы Франции рубежа XIX—XX веков. Впрочем, когда смотришь на портреты Рекамье, с трудом обнаруживаешь признаки красоты, что сводили с ума пол-Франции. Секрет обаяния Жюльетты Рекамье скорее был в такте и вкусе. Вкус — вот, пожалуй, ключевое слово для ключевого города на Роне.

Продолжение следует

²⁷ Le (лё) и la (ля) во французском — определенные артикли ед. ч. соответственно мужского и женского рода. «Половая идентификация» двух рек дополняется еще и тем, что во французском существуют разные понятия для обозначения рек, впадающих в море (это le fleuve, такова Рона), и рек, являющихся притоками других рек (la riviere, Сона). Между тем в некоторых трудах о Пюви де Шаванне приходится встречать трактовку мужской фигуры как Соны, а женской — как Роны.
С этой географо-искусствоведческой «сексопатологической» загадкой еще предстоит разобраться.
²⁸ Символично, что на Ратуше бронзовые Сона и Рона обрамляют собой городские куранты: история города делается географией. Символично и присутствие речных фресок в здании Биржи: Соне и Роне Лион обязан своей торговой, промышленной и деловой активностью. Достойно подражания то, как французы рефлексируют по поводу своего географического положения. В стране множество скульптур, картин, росписей, аллегорически отображающих географические объекты. А попробуйте найти, например, в Нижнем Новгороде скульптурную группу «Волга и Ока» (а уж где, как не в Нижнем, такой группе быть). Пожалуй, лишь один Великий Устюг спасает на этом поприще русскую честь: его замечательный Водолей, символизирующий слияние Сухоны и Юга, украшает площадь у речного вокзала.
²⁹ По конфигурации положение Лиона напоминает положение Москвы. Лион — в развернутом к северу раструбе «Верхняя Рона, Сона, Луара»; Москва — в раскрытом к востоку веере расходящихся Волги и Оки с биссектрисой Клязьмы. И именно это положение сделало Москву наиболее удобным узлом для контроля Волго-Окского междуречья для татаро-монгольской орды. Так же как завоеватели-римляне принесли в свое время столичность Лиону, так и ханский ярлык даровал столичность Москве. Лион, однако, в отличие от равнинной Москвы, слишком зажат в ложбине Ронской долины и не смог разместить вокруг себя район-ядро, сердце консолидации нации. Здесь негде было образоваться ничему похожему на Подмосковье, ничему, способному конкурировать с равнинным «Подпарижьем», то есть с Иль-де-Франс.
³⁰ Порождения этих потоков — приречные промышленные районы во многих городах. Выросшие на торгово-промышленных операциях у речных пристаней центры деловой активности в современных городах Запада превратились в даунтауны (букв. нижние города). В дореволюционной России полным аналогом формирующегося даунтауна мог служить Нижний город, или Нижний базар (район нынешнего речного вокзала, распластанный на подоле кремля,
у самой Волги), в Нижнем Новгороде.
³¹ Первый полет (менее 10 км) монгольфьера с человеком состоялся в 1783 г. в Париже, но пилотировали его не изобретатели, а в 1784 г. в Лионе на большом шаре поднялся в воздух Жозеф Монгольфье.
³² В годы Второй мировой войны Берлие был вынужден на своем заводе выполнять немецкие военные заказы. За коллаборационизм (сотрудничество с гитлеровцами) он после войны был осужден и приговорен к тюремному заключению, конфискации имущества. Выйдя на свободу, Берлие возбудил судебные иски о возвращении фирмы и имущества и большинство из них выиграл. Однако уже в конце 60-х годов завод перешел к Ситроену, а в настоящее время бывший завод Берлие входит в группу Рено.
³³ Для лионских ткачей быстрое изменение задаваемой ими моды было также и средством конкурентной борьбы, чтобы ткацкая промышленность стран-конкурентов не успевала подделываться под новые лионские образцы. В этом, собственно, экономический смысл моды
и в современном мировом хозяйстве.
³⁴ Существует распространенное, хотя и не подтвержденное мнение, что Рекамье была дочерью своего мужа (разница в возрасте 27 лет). Богатый лионский банкир взял в жены свою, как бы сейчас сказали, биологическую дочь, которую не имел возможности удочерить, но которую хотел сделать своей наследницей. Поэтому брак, разумеется, не сопровождался супружескими отношениями, и молодая богатая лионка пользовалась широкой свободой, позволявшей ей кружить головы знаменитым французам. Лионские истории...