Хрестоматия

Смерч в Индийском океане

...Пришли с вахты сказать, что виден пароход не пароход, а Бог знает что. Я бросился наверх, вскочил на пушку, смотрю: близко в полуверсте мчится на нас — в самом деле «Бог знает что»: черный крутящийся столб с дымом, похожий, пожалуй, и на пароход; но с неба из облака тянется к нему какая-то темная узкая полоса, будто рукав; все ближе, ближе...

— Готова ли пушка? — закричал вахтенный.

— Готова! — отвечали снизу. Но явление начало бледнеть, разлагаться и вскоре, саженях в ста — ста пятидесяти от нас пропало без всякого следа. Известно, что смерчи, или водяные столбы, разбивают ядрами с кораблей, иначе они, налетев на судно, могут сломать рангоут или изорвать паруса. От ядра они разлетаются и разрешаются обильным дождем.

Иван ГОНЧАРОВ. Фрегат «Паллада». 1858

Близ устья реки Тумнин

— Куда вы торопитесь? — спросил я его.

— Пароход идет, — сказал он, указывая рукой в сторону Советской гавани.

Я оглянулся и увидел столб дыма, подымающийся из-за мыса, отделяющего бухту Чжуанка от бухты Дата. Сначала я тоже подумал, что это дым парохода, но мне показалось странным, что судно держится так близко к берегу, да, кроме того, ему и незачем заходить за этот мыс.

Потом меня удивило вращательное движение дыма, быстрота, с которой он двигался, и раскачивание его из стороны в сторону. Темный дымовой столб порой изгибался, утончался, опять делался толще, иногда разрывался и соединялся вновь.

Я терялся в догадках и не мог дать объяснение этому необычайному явлению. Когда же столб дыма вышел из-за мыса на открытое пространство, я сразу понял, что вижу перед собой смерч. В основании его вода пенилась, как в котле. Она всплескивалась, вихрь подхватывал ее и уносил ввысь, а сверху в виде качающейся воронки спускалось темное облако.

Из-за мыса смерч вышел тонкой струйкой, но скоро принял большие размеры, и по мере того, как он увеличивался, возрастала быстрота его вращения и поступательное движение на северо-восток. Через несколько минут он принял поистине гигантские размеры и вдруг разделился на два смерча, двигавшиеся в одном направлении к острову Сахалину.

Спустя некоторое время они снова стали сходиться. Тогда небо выгнулось, а вода вздулась большим пузырем. Еще мгновение, и смерчи столкнулись. Можно было подумать, что там взорвалась громадная мина. В море поднялось гигантское волнение, тучи разорвались и повисли клочьями, и на месте смерчей во множестве появились вертикальные полосы, похожие на ливень. Затем они стали блекнуть, и нельзя было решить, что это — дождь или град падает в воду. Потом в море появилась какая-то мгла, заслонившая полосы, оставшиеся от смерчей.

Тучи, до сего времени неподвижно лежавшие на небе, вдруг пришли в движение. Темно-серые, с разлохмаченными краями, словно грязная вата, они двигались вразброд, сталкивались и поглощали друг друга. Ветер, появившийся сначала в высших слоях атмосферы, скоро спустился на землю, сначала небольшой, потом все сильнее и сильнее. Небо стало быстро очищаться.

Сделав необходимые записи в дневник, я отправился к старшине Антону Сагды. У него я застал несколько человек орочей и стал их расспрашивать о смерчах. Они сказали мне, что маленькие смерчи в здешних местах бывают осенью, но большие вроде того, который я наблюдал сегодня, — явление чрезвычайно редкое. Орочи называют его сагды сюи.

Старшина рассказал мне, что однажды, в бытность его еще молодым человеком, он в лодке с тремя другими орочами попал в такой смерч. Он подхватил лодку, завертел ее, поднял на воздух и затем снова бросил на воду. Лодка раскололась, но люди не погибли. Помощь оказали другие лодки, находившиеся поблизости.

Владимир  АРСЕНЬЕВ. В горах Сихотэ-Алиня. 1929

Просто волна

Наше счастье в нашем неведении.
Это не стыдно и в сорок лет.
Даже в самой Большой энциклопедии
Этого слова нет.
Если вы не знаете слова «цунами» —
Дай бог не слышать его совсем.
А здесь его узнают пацанами,
Оно, как дождик, известно всем.
Оно от марта до февраля
Может вдруг подняться в рост великана,
Когда раскалывается земля
На дне Тихого океана.
Сама над судьбой своей не вольна, —
Ветер был или не был, —
Цунами — это просто волна,
Цунами — это просто стена
В двадцать два этажа от моря до неба.
Врываясь на берег, что ей незнаком, —
Не каблуками, не кулаками —
Просто слизывает языком
Дерево, железо и камень.
Это быт. И полсотни парней веселых,
Полуголых, обветренных,
непугливых и властных,
С берега в гору переносят поселок,
Потому что здесь «цунамиопасно».

Лев ОШАНИН. Цунами. Из сборника 1972 г.

Буря

Грезить бурями чуть не с рожденья —
И столкнуться, да сразу с какой! —
Безо всякого предупрежденья,
Так, как водится в жизни морской.

Еще счастлив незнаньем вчерашним,
И вопросы наивно робки:
— А такое считается страшным,
Или это пока пустяки?

Но задраены по-штормовому
Зевы люков, но свищут аврал,
И труднее держать рулевому
Нужным курсом капризный штурвал;

Но уже и кладет, и бросает,
Гребни волн расшибаются в дым,
И одно ощущенье спасает:
Мы стремимся вперед, мы летим!

< . . . >

Шквальный ветер спиралью закручен,
Пыльно-белые смерчи снуют,
Катер смело взлетает на кручи,
Что, казалось, накроют, зальют.

С них кидается вниз головою,
Грудью пенные режет хребты,
Хлещут брызг веера за кормою,
Вторят воплями ветру винты...

Юрий ЕФРЕМОВ. Из книги «Курильское ожерелье». 1962

Атлантика,
40° с. ш., 50° з. д.

Если в стеклах каюты
Зеленая тьма,
И брызги взлетают
до труб,
И встают поминутно
То нос, то корма,
А слуга, разливающий
Суп,
Неожиданно валится
В куб,

Если мальчик с утра
Не одет, не умыт,
И мешком на полу
Его нянька лежит,
А у мамы от боли
Трещит голова,
И никто не смеется,
Не пьет и не ест, —

Вот тогда вам понятно
Что значат слова:
Сорок норд,
Пятьдесят вест!

Редьярд КИПЛИНГ.
Пер. с англ. С. Маршака

Это зыбь

Это зыбь, это зыбь — спокойная моряна,
Вскипающая перед зарей,
Поющая с утра, как юная Светлана,
Любовь и русый волос свой.
Зыбь, льнущая к пескам,
пространства орошая
Душистой выжимкою вод,
На горле выпуклом разнеженно качая
Гребцов коричневый народ.
Потом другая зыбь из этой светлой спячки
Выходит для свирепых буч,
Раздутым теменем большеголовой качки
Колотит крышу низких туч.
Потом мычащею и скачущей пучиной
В квадрате молнийных зрачков
Бежит соленою бугристою равниной
Размахом тысячи голов.
И, выбелив себя до взбитой гневом пены,
Блуждает, влажный рот кривит,
Царапает песок береговой арены,
Как умирающий, хрипит.
И корибанткою*, вконец перебесившись,
Вдавив бедро в намет песков,
Кидает с кровью нам,
обратно в ил свалившись,
Горсть человеческих голов.

Огюст БАРБЬЕ (1805—1882).
Пер. с франц. О. Мандельштама

* Корибанты (греч.) — жрецы богини Кибелы, сопровождавшие служение ей пением и плясками.

Цунами

В один из вечеров Серафим рассказал нам историю, случившуюся с ним в 1952 г. на Курилах, когда на острова обрушилась цунами.

Первые дни ноября. Заканчивалась навигация. Серафим в ту осень работал на Парамушире в Подгорном. Кроме мелких этюдов, у него были начаты две большие работы. Их хотелось дописать по натуре, но кто-то сказал, что уходит последний китобоец. С сырыми холстами, прямо с работы, Серафим едва успел погрузиться на судно... Через девять часов пути на борт пришла радиограмма — на острова обрушилась катастрофа...

Выполняя распоряжение, китобоец подошел к Подгорному. Место невозможно было узнать: ни поселка, ни комбината больше не существовало.

< . . . >

Поселок спал: было четыре часа утра. Светила луна. И как после рассказывали спасшиеся, приближение волны все же было замечено: ее увидели истопники комбинатской котельной. Их было двое. Жителей разбудили надрывные свистки паровой сирены, она оповещала об опасности до последней секунды. Волна первым ударом снесла комбинат. Замолчала сирена. Истопники погибли...

Людей находили далеко от моря, в сопках, выше границы, куда достигала самая высокая волна.

Перед цунами море иногда уходит далеко от берегов, обнажая морское дно. Это неестественная и жуткая картина: почти в полной тишине океан убегает в сумрачную даль, оставляя за собой на обсохшем дне причалы, лодки, корабли и подводные скалы...

< . . . >

На другой день, вечером, когда я был еще под впечатлением рассказа, я шел по улице поселка, приближаясь к обрывистому берегу. Светила полная луна... На берегу неподвижно стояли несколько человек и смотрели в море. Я перевел взгляд и ужаснулся, дыхание перехватило. Океан ушел: неровное дно, покрытое огромными каменными плитами, в свете луны выглядело черным, и я нигде не мог разглядеть привычную полосу прибоя, живой блеск воды.

Далеко вдаваясь в море, стоял обсыхающий причал... Цунами! Картина нашествия волны высотой в несколько этажей, сметающей, как бульдозерный нож, все на своем пути, в один миг была нарисована воображением. Но почему так спокойно стоят люди? Я подошел поближе. Они, оказывается, смотрели на «двойной» отлив, во время которого море уходит особенно далеко.

Виталий ДАВЫДОВ. На берегах Мечигмена. 1969