№ 2 и 3: «Дискуссии нужны для того, чтобы географы уяснили значение географии прежде всего для себя»

Э.Л. ФАЙБУСОВИЧ,
доктор географических наук,
профессор кафедры региональной экономики
и природопользования
Санкт-Петербургского государственного университета экономики и финансов

Как всегда, номера «Географии» насыщены самым разнообразным материалом — в разных жанрах, по разным проблемам и по разным регионам России и мира. Среди авторов — маститые географы (В.П. Максаковский, А.Е. Слука), их насыщенные информацией работы всегда привлекают внимание и сразу же «идут в дело», используются в преподавании. Есть работы и более молодых авторов. Отмечу содержательный очерк Т.А. Адашовой и В.В. Ковалева о Комсомольске-на-Амуре. Представлены материалы по местам, не столь часто попадающим в поле зрения географических изданий (и не только географических): это Рязанская область (Д.В. Заяц) и Сирия (С.В. Рогачев). В первом случае отражены путевые впечатления и размышления об увиденном. Во втором — нет ясности, является ли этот «маршрут» ментальным, или автор действительно путешествовал по реке Оронт. Высшим классом для географа считается, когда о местах, где ему не посчастливилось побывать лично, он пишет так, что у читателя создается иллюзия, будто автор основывается на собственных впечатлениях.

Из дидактических материалов очень полезна для применения на уроке статья М.М. Дедова об изучении темы «Масштаб».

В круг моих собственных интересов входит проблема страноведения — научной дисциплины и школьного предмета. Поэтому наибольший интерес вызвал дискуссионный материал И.Н. Корнева и С.Н. Поздняк о педагогической ценности страноведения, что и заставило меня объединить в обзоре оба номера. Некоторые читатели (А.Б. Самойлов в № 3) выступают против «раздувания полемики» вокруг вопроса о содержании и значении страноведения, школьной географии вообще. Думается, что основная цель дискуссии состоит не в том, чтобы «повлиять на функционеров», решающих судьбу географии в школе, а в том, чтобы географы — ученые, методисты, учителя — уяснили эти вопросы для себя. И на основе этого приняли меры совершенствования преподавания своего предмета, чтобы он стал интересным и полезным для школьников и студентов, любимым предметом. Решения, предлагаемые уральскими авторами, не кажутся мне бесспорными — при всей привлекательности культурологического подхода и ценности цитируемых мыслей В.П. Семенова-Тян-Шанского. Все же основу географических знаний должны составлять не субъективные представления-образы, а теоретические конструкции. И сам Вениамин Петрович более интересен и известен в качестве автора классических теоретических работ, а не импрессионистских страноведческих очерков.

А вот как донести до обучаемых прелесть теоретической географии, как формировать единичные картографические представления о географических объектах и вызвать чувство влюбленности в очертания этих объектов на карте — над этим нужно много работать всем нам. И дискутировать тоже. Что касается культурологической составляющей, то здесь у географии много сильных конкурентов (история, литература, мировая художественная культура). И конкуренции с ними, со средствами массовой информации школьная география не выдержит. Охотясь на чужих полях, не рискуем ли мы потерять собственную специфику географии? Культурологический материал — витаминная добавка, но она не может заменить основного содержания географии. Читатель поймет мою позицию, зная, что я в публикациях на страницах «Географии» часто обращаюсь именно к культурологическим экскурсам.

Очень встревожила меня информация (в № 2) о неудаче российских школьников на Международной географической олимпиаде. Не есть ли это результат идейного разброда в наших рядах? Чему мы не научили наших школьников? Надо не столько учиться на ошибках, сколько постараться понять, чем обусловлен успех команд США, Канады, Венгрии (можно было предположить, что дело в лингвистических трудностях, но для мадьяр они существуют не в меньшей степени). Что знают и умеют победители больше и лучше, чем наши юные географы?

И, наконец, о материалах в рубрике «Числа». Статистические данные приводятся без комментариев, но цифры таблиц буквально вопиют. Из таблиц (№ 2) вырисовывается мрачная картина разгрома отечественного автомобилестроения, особенно производства грузовиков. Оно снизилось с 1990 по 1995 г. пятикратно, хотя позже несколько возросло. Вся страна гордилась КАМАЗом, а теперь он снизил выпуск машин в пять раз. На лошадках будем грузы возить? Так овса не напасешься. Еще страшнее данные о промышленной выработке мяса в России (№ 3). С 1990 по 1999 г. она сократилась в шесть раз и составляла на каждую российскую душу (на радость вегетарианцам) всего 8 кг в год. В Санкт-Петербурге в 1999 г. производилось мяса в 34 раза меньше, чем в 1990-м в Ленинграде (когда это был крайне дефицитный продукт). Теперь годовая выработка мяса в год равна производству за декаду десятилетие назад. Это всего 2,2 тыс. тонн — по фунту мяса на горожанина. В Москве падение производства еще больше — в 40 раз. Правда, в подстоличных областях (Ленинградской и Московской) положение лучше — сокращения «всего» соответственно в два и три раза, но и это не спасает положение. Положим, названные регионы — индустриальные и постиндустриальные — всегда жили на привозном мясе (но более отечественном). Но ведь и в традиционных «мясных» регионах — Поволжье, Черноземном Центре, Северном Кавказе, Восточной Сибири — наблюдается спад производства в шесть-десять раз. Страна перешла на продукцию полунатурального хозяйства и на импортное мясо («от бешеной коровки»). Вот и пиши в учебнике о размещении отраслей АПК.