Саратовские фермеры — перемены ролей и отношений

Расцвет и стагнация фермерского движения в России

Бурный старт фермерских хозяйств (за 1991—1995 гг. их число выросло с 4 до 279 тысяч) во многом связан с льготами и поблажками (дешевым кредитом, возможностью купить технику по доступным ценам, щадящей налоговой политикой), а также с нерастраченной еще верой в необходимость и возможность реформирования нашего сельского хозяйства. Поначалу в фермеры подалась сельская элита (агрономы, зоотехники, инженеры, механизаторы, а часто сами председатели, директора). Тем самым сельхозпредприятия теряли наиболее активных и предприимчивых людей. Пополняли фермерские ряды и работники номенклатуры, использующие «административные ресурсы» для получения кредитов и техники. Пробовали свои силы и городские жители. Во второй половине 90-х годов состав фермеров постепенно меняется: его пополняют те, кто имеет опыт работы на земле.

После снятия льгот во второй половине 90-х годов фермеры оказались в тех же формальных условиях, что и другие производители, а реально — в гораздо более тяжелых: более половины фермерских хозяйств к концу этого периода были убыточны. Всю свою землю использовали по назначению только половина фермеров. А у каждого четвертого более половины сельхозугодий пустовало. Даже при более высокой производительности труда им трудно конкурировать с крупными коллективными предприятиями (АО, ТОО, колхозами), в частности, из-за трудностей сбыта продукции. У подавляющего большинства фермеров небольшие наделы и незначительный оборот. Средний по стране размер фермерского участка (около 50 га) формируется в основном за счет восточных многоземельных регионов. В Европейской России это всего 20—30 га.

Рост и значение фермерских хозяйств по экономическим районам России с 1993 по 1999 г.

Рассчитано по данным справочника: Регионы России. — М.: Госкомстат России, 1999, с. 332; Сельское хозяйство в России, 1998, с.178—180; 2000, с.198—200.

Сейчас в стране в целом 262 тыс. фермерских хозяйств. Во второй половине 90-х их число постоянно сокращается, хотя площадь, занимаемая фермами, растет. Это говорит о процессе укрупнения и отбора наиболее сильных, в то время как мелкие хозяйства постепенно разоряются. Занимая 7% сельскохозяйственных угодий, фермеры дают около 3% всей валовой продукции сельского хозяйства (в денежном выражении). Однако столь малая их роль связана с тем, что фермеры производят преимущественно дешевую продукцию. Они дают более 8% всего зерна и до 14% подсолнечника страны. А в производстве молока и мяса их роль очень мала — менее 2%.

При постепенном сближении хозяйств фермеров и населения (подъем части последних до товарных, с одной стороны, и ослабление экономической активности с переходом на самообеспечение множества фермеров — с другой) хозяйства населения не становятся основой для преобразования их в фермерские. Скорее происходит обратный процесс.

Правда, это утверждение не учитывает теневую фермеризацию, то есть рост товарности личных хозяйств населения. Опросы, проведенные в разных областях, показали, что большинство людей, ведущих товарное личное хозяйство, не оформляют фермерского (то есть официального) предприятия из-за отсутствия техники и невозможности или опасения брать кредиты. Но немаловажная причина — это налоги, бюрократия, отчеты: фермеры ими замучены, а хозяйства населения (даже при доходах, порой превышающих фермерские) не платят налогов, кроме мизерного земельного, и не возятся с бумагами. Есть и другие — морально-психологические барьеры. Так, опросы в Псковской области показали, что три четверти крестьян попросту боятся фермерского статуса, так как не верят властям, не уверены в их прочности и слишком хорошо представляют, что есть раскулачивание.

В связи с этим особенно интересен опыт почти полного перехода от коллективного к фермерскому хозяйству, который демонстрирует Лысогорский район Саратовской области¹.

Этот феномен столь интересен, что заслуживает более обстоятельного рассказа, а опыт фермеров может оказаться полезным при выработке разных вариантов развития сельского хозяйства страны.

Чем отличается фермер от колхоза?

Саратовская область известна склонностью к экспериментам. Она первая приняла в конце 1997 г. региональный закон, разрешающий куплю-продажу сельскохозяйственных земель на специальных аукционах. Сравнительно велик там и вклад фермерских хозяйств в сельхозпроизводство. Но даже на этом фоне резко выделяется Лысогорский район области, где по статистике три четверти зерна, почти половина мяса и четверть молока производится фермерами. У них самое большое по сравнению с другими районами поголовье скота. Если учесть, что до половины молока и треть мяса производит само население на своих участках, то роль коллективных предприятий в районе оказывается ничтожной.

Лысогорский район Саратовской области типичным не назовешь. Здесь фермеры являются основными землепользователями. У них более 100 тыс. га угодий, в то время как у коллективных предприятий — около 25, а у хозяйств населения — 12 тыс. га. В районе осталось всего 4 коллективных предприятия: два подсобных и два колхоза, где руководство и сами крестьяне сознательно сохраняют старую советскую форму организации. И все они рентабельны, хотя по экономическим показателям все же явно проигрывают фермерским хозяйствам.

Чтобы понять, что произошло с остальными колхозами и совхозами, надо иметь общее представление об описываемой территории. Она находится в лесостепной зоне в середине области на правобережье Волги. Район вполне сельскохозяйственный. Райцентр (пгт Лысые Горы, 8 тыс. жителей) слишком мал и беден, чтобы стать полюсом организации местной жизни, и это придает району черты бытия сельской глубинки. Многие предприятия здесь были убыточны, инфраструктура слабовата. В то же время 80 км от областного центра — это еще не так далеко для полного застоя и апатии, столь характерных для многих «медвежьих углов» России. И прежде район отличался интересом к нововведениям. Еще в советские времена здесь получил распространение бригадный подряд, воспитавший к 90-м годам активных предпринимателей. Плюс к этому — администрация, в последние годы поддерживающая реформы.

Развитие фермерского движения здесь тоже пошло быстрее, чем в иных местах. Новые крестьянские хозяйства обычно создавались главами подрядных бригад и сельской колхозной администрацией. Они тянули за собой и рядовых членов, забирая при уходе из колхоза не только свои доли (14,5 га), но и арендуя землю других работников, вышедших из колхоза. Оборотной стороной этой «медали» стало то, что все долги колхозов записаны на тех, кто там остался. И они нашли оригинальный выход. Если всю оставшуюся часть колхоза тоже оформить как фермерское хозяйство, то оно, даже будучи юридическим лицом, не является, в отличие от кооператива, правопреемником долгов и тем более штрафов по ним. Так некоторые крупные коллективные предприятия, ничего в сущности не меняя, стали называться фермерскими хозяйствами, как, например, фермерское хозяйство «Большой Север» с 6,2 тыс. га пашни, одноименное с бывшим колхозом. Некоторые колхозы сразу распадались на два или три мощных фермерских хозяйства площадью 2—3 тыс. га только пашни. Всего их, полуколхозов-полуфермеров, — девять, и занимают они 26,1 тыс. га пашни, то есть треть всех пахотных земель, принадлежащих, согласно районной статистике, фермерам. Любопытно, что и в бланковке районного статуправления они числятся рядом с оставшимися коллективными предприятиями, то есть являются если не юридически, то ментально правопреемниками крупных колхозов и совхозов.

Тем не менее в районе 372 фермерских хозяйства. Из них отчитываются о производстве продукции 270. Следовательно, целая сотня — это фермеры фиктивные, фактически не обрабатывающие свои земли и ведущие личное подсобное хозяйство. Занимают они около 15% всех фермерских земель.

Итак, лишь около половины тех земель, что статистика приписывает фермерам, можно с более или менее полным основанием считать именно фермерскими. Чувствуют они себя по-разному. По нашим оценкам, примерно треть мелких фермеров (имеющих только свои земельные доли) постепенно разоряется и отказывается от фермерства², еще треть кое-как выживает, но все равно объединяется или постепенно переходит с паями к более сильным, но уже на правах вноса капитала или аренды их земли, а треть активно развивается, концентрируя землю.

Путь концентрации земель и капитала примерно таков. Если в фермеры уходили администраторы бывшего колхоза, обычно они подбивали и рядовых колхозников делать то же самое. Взяв свою относительно небольшую земельную долю, люди пытались выживать, но их положение изначально было несравнимым с положением «элитных фермеров», которые забирали лучшие земли из фонда перераспределения, лучшие помещения, брали кредиты, пользовались старыми связями и навыками. В результате многие мини-фермеры стали передавать свои паи в аренду более удачливым, то есть пошло укрупнение фермерских хозяйств.

Именно эта часть более или менее крупных реальных фермеров заменяет бывшие колхозы. Как это происходит, каковы экономические и социальные последствия перехода к фермерству, покажем на локальном примере.

Спасут ли фермеры деревню?

Если Лысогорский район считать относительной глубинкой, то село Широкий Карамыш, расположенное в 30 км от своего небольшого райцентра, это глубинка в глубинке. Ширококарамышский совхоз и в 80-х годах, и в начале 90-х был огромным (16 тыс. га сельхозземель), но убыточным. Зерновое хозяйство почти везде и всегда приносило прибыль, а вот 3000 голов крупного рогатого скота, да еще больного бруцеллезом и туберкулезом, давали постоянные убытки. Но ликвидировать скот никто не решался — чем тогда занять людей?

Первый удар по совхозу нанес его глава Иван Петрович Гресев. Проработав в этом качестве около 10 лет, он имел славу самостоятельного руководителя, часто ссорился с райкомом. За активное внедрение бригадного подряда его обвиняли в развале хозяйства. С выходом закона о фермерах он первый организовал собственное фермерское хозяйство. Он объединил 4 хозяйства родственников, постепенно выкупил в дополнение к земельным долям 400 га, еще 200 га арендует. Вместе с ним ушли из совхоза еще 70 человек, создавших около 30 крестьянских хозяйств.

Ближайшие сподвижники Гресева также создали свои фермерские хозяйства. Виктор Бокаенков, один из пионеров бригадного подряда, объединившись с четырьмя другими семьями, начал со 100 га. Самое неприятное воспоминание тех лет — об унижении при попытках получить у администрации района землю; сделать это удалось только благодаря жалобам в областной земельный комитет. Потом стало проще. Люди, видя, как разваливается совхоз и становятся на ноги фермеры, сами стали забирать свои земельные доли из совхоза и передавать в аренду фермерам. Сейчас у них около 1000 га земли, в том числе 850 га пашни.

Владимир Гоферберг (русский немец) — бывший управляющий отделением совхоза — также вышел из него вместе с Гресевым. Начал было с животноводства, так как по паю на семью дали 130 га орошаемых земель да 4 телки. Оформил кредит и выкупил у пенсионеров по паям еще 140 голов крупного рогатого скота. Но держать скот было экономически невыгодно, поэтому, промучившись 3 года, продал. Максимальную выгоду дали орошаемые земли, на которых он сейчас выращивает картофель и овощи. Арендует еще 650 га «богарной», прежде непаханой земли, на которых производит зерновые и подсолнечник.

Эти — самые удачливые. Есть более мелкие фермеры, но с небольшим наделом в этих краях трудно. Значит, приходится признать, что, выйдя из колхоза, административная верхушка тем самым обрекла его на гибель, лишив наиболее активной части управленцев. Кроме того, подбив людей стать фермерами, они втянули их в предприятие, к которому многие оказались неспособны. Не имея возможностей и способностей сельских управленцев, они все больше переходят пайщиками к более крупным фермерам. Большинство фермеров считают, что для лесостепной зоны оптимален размер зернового хозяйства (а фермеры занимаются именно зерновыми, как наиболее рентабельными культурами, плюс овощи и подсолнечник) от 500 до 1500 га с 10—15 наемными работниками. Именно такое хозяйство управляемо, способно создать запас капитала, быть мобильным в зоне неустойчивого земледелия, соблюдать севообороты.

А совхоз (а потом ТОО) Ширококарамышский просуществовал до 1997 г., а потом тихо скончался. Этого почти никто и не заметил (люди даже не могли ответить на вопрос, работает ТОО или нет), так как он давно уже вырезал весь свой скот и не платил людям зарплату более 10 лет. Образовавшиеся на его месте фермеры восстановили почти весь объем растениеводческой продукции, которую производил совхоз, с той только разницей, что занимают они гораздо меньше земли. Земли, не взятые реально работающими фермерами, оказались заброшенными. Особенно жаль около 1000 га орошаемых земель, с которыми никто, кроме Гоферберга, не захотел возиться, а теперь уже поздно — все оборудование растащено. Сложнее с животноводством, которое пока невыгодно, и фермеры им в этом районе почти не занимаются. Правда, многие фермеры имеют свой личный скот, который проходит как подсобное хозяйство. В результате все оборудование и животноводческие помещения также разворованы и почти невосстановимы.

То же самое произошло и у соседей, где на месте колхоза «Власть Советов» сформировалось 13 фермерских хозяйств. Самое удачливое, а потому мощное, так как к нему активнее идут люди, хозяйство Александра Жарикова, бывшего главного инженера, занимает до 2000 га пашни. Здесь земельные доли тоже перешли к фермерам, и те заняли ту же экономическую нишу, которую занимал колхоз.

Таким образом, фермеры создали во многом экономически более эффективные и перспективные предприятия, чем бывшие колхозы и совхозы. И период травли фермеров остался позади. Теперь администрация района всячески их поддерживает (ведь это основные производители), даже гордится ими. И период отчуждения и зависти соседей по селу также проходит. Даже самые удачливые фермеры имеют хотя и добротные каменные (с канализацией и иными удобствами), но внешне весьма скромные дома, далекие от роскошных замков «новых русских».

Это в начале 90-х к Владимиру Гофербергу никто не шел работать, так как знали его односельчане с детства и гордость не позволяла «к Володьке в работники наниматься». Теперь жаждущих хотя бы временной работы много, так как платят фермеры регулярно (в отличие от совхоза) да еще сверх того дают натуроплату зерном. А альтернативных занятий почти нет. Если люди сдали фермеру свою земельную долю в аренду, то получают за это корма для скотины (1—2 т зерна, сено, солому) и подсолнечное масло. Когда же более крупный фермер поглощает более мелких вместе с землей и техникой, то помимо зарплаты по договору платит за их аренду, пока их не выкупит. Обычно это вдвое больше зарплаты. Люди могут даже и не работать, а жить годами на земельную ренту.

Помимо чисто экономических, фермеры выполняют на селе и социальные функции. Если прежде с просьбой отремонтировать школу, дать машину детям и т. п. шли к совхозному начальству, то теперь — к фермерам. Они помогают лечить своих рабочих, дают кредиты на крупные домашние покупки. Многие фермерские работники («батраки») уже обзавелись машинами. Более того, между фермерами идет своеобразное соревнование за соцкультбыт: у одного есть столовая для рабочих, а у другого нет — ему стыдно. Фермеров выбирают депутатами.

Впрочем, не все так благостно. Какими бы они ни были уважаемыми людьми, фермер — это прежде всего предприниматель. Главная его цель — увеличить урожайность, а значит, доход, и сократить затраты. Если в Ширококарамышском совхозе работало более 300 человек и был он большой богадельней, как большинство наших коллективных предприятий, то фермеры лишних людей не нанимают. Все вместе взятые фермеры села Широкий Карамыш могут занять не более
100 человек на постоянной основе и около 50 летом на временной. Например, возвращение к применению гербицидов фермерами сразу сократило число временных работников, которых они нанимали на прополку, что вызвало сильное возмущение и обиды односельчан.

Да и не все земельные доли они могут взять. А что делать в этой глубинке остальным? В селе проживает полторы тысячи человек. Кроме колхоза люди работали на консервном заводе, который сейчас стоит. Кто-то продает продукцию своего подсобного хозяйства: картофель, молокопродукты, мясо. Но до Саратова — более 100 км с пересадками, а рынок местного райцентра слишком мал. Кроме того, животноводческая продукция приносит населению реальный доход только в том случае, если корма для скота идут в счет натуроплаты или дивидендов за земельные паи от колхоза или фермера. Если же человек не работает и не пристроил свой пай, то прокормить скотину, покупая корм по рыночным ценам, трудно. Немаловажным фактором является и то, что отношения с колхозом прежде во многом строились на воровстве. Теперь посторонним у фермеров украсть не так просто. А свои и совсем не воруют, ведь 10—15 работников всегда на виду и конкуренция за место очень высока. Российское лекарство от безысходности и безделья хорошо известно. В селе выросли алкоголизм, социальная напряженность.

Единый налог нужен всем

Современное руководство района гордится главным своим нововведением — единым земельным налогом. Он существует уже третий год, вбирая все налоги, которые платит сельхозпроизводитель, кроме акцизных сборов. Вместо 18 отчетов, занимающих много бумаги и времени, составляется всего один: все юридические лица платят 64 рубля с 1 га в год, физические лица — 29 рублей (личного подсобного хозяйства этот налог не касается). Величина налога зависит от бонитета³ почв, здесь приведены средние цифры. По 40% платят в III и IV кварталах, когда уже есть деньги от сдачи продукции, по 10% — в I и II кварталах. В результате сумма налоговых поступлений значительно увеличилась. Район — один из немногих, где полностью собирают все налоги.

Единый налог поставил всех производителей сельхозпродукции в равные условия. До того многие, особенно фермеры, скрывали часть продукции. Когда их роль была невелика, это мало кого заботило. Но когда они стали основными производителями, недополучение налогов стало волновать как коллективные предприятия и законопослушных фермеров (ведь обидно, что ты платишь, а другие — нет), так и руководство района.

Он отрегулировал землепользование. Теперь никто уже не хочет держать землю про запас, так как за нее надо платить. Число мнимых фермеров резко сократилось. Тем самым единый налог ускорил ротацию фермеров, активизировав реальных производителей и уменьшив число фальшивых земледержателей.

Единый налог свел на нет так пугавшую фермеров бюрократическую ежемесячную отчетность, отрывавшую их от непосредственно земных дел. И хотя прежде многие, скрывая продукцию, платили меньше, практически все они приветствовали единый налог, как избавление от бюрократии. Он даже уменьшил расходы колхозов, которым больше не нужен целый штат бухгалтеров.

Сдвинутый на вторую половину года, когда уже есть урожай и выручка, такой налог является своеобразной формой кредитования сельхозпроизводителей.

И, наконец, единый налог на землю стимулирует возрождение животноводства, так как им облагается не скот, а лишь основа его содержания — земля.

Что же тормозит активное внедрение этого налога, тем более что многие соседние районы и сам губернатор Саратовской области активно поддерживают это начинание? А то, что оно противоречит федеральному законодательству и, следовательно, подлежит искоренению представителем президента в Приволжском федеральном округе. Сколько ни ездят представители района и области в Москву, сколько ни ищут поддержки в центре (даже поддержкой фракции «Единство» заручились), не проходит соответствующий федеральный закон в Совете Федерации. Многие губернаторы, да и чиновники, против: первые боятся потерять контроль, а вторые — еще и работу.

Наверное, не надо внедрять единый налог разом по всей России (она велика, и усреднить ее трудно). Но поскольку нынешнее налогообложение, мягко говоря, далеко от совершенства, то поиски, в том числе эксперименты, вести необходимо. И это как раз тот случай, когда регионализм и местная инициатива вовсе не зло, а скорее благо.

Что же дальше?

Многие лысогорские фермеры после естественного отбора и укрепления хозяйств крепко встали на ноги. Но даже они вскоре поняли, что по одному не выжить — нужна кооперация. Инициатором стал Владимир Евгеньевич Одиноков, бывший председатель колхоза, ныне фермер. Первым шагом стал кредитный кооператив, который учредили 12 фермеров. Для вступления в него достаточно поручительства двух членов этого кооператива. Уставной взнос — 10 тыс. рублей.

Следующий шаг — снабженческо-сбытовой кооператив «Русь». Он организован теми же фермерами, хотя путь в него открыт всем желающим, включая и колхозы. Главные инвесторы — наиболее удачливые фермеры, некоторые уже внесли по 100 тыс. рублей. Задача — организовать сбыт продукции не через посредников, а напрямую в крупные города. При больших объемах и цена иная, и покупатель серьезный. Строят свой пункт отгрузки зерна в пос. Лысые Горы. Отремонтировали железнодорожный тупик. Создали лабораторию качества зерна. Собираются строить крупозавод, овощехранилище. Через кооператив приобретают технику, так как при покупках партиями скидки достигают 20%.

Третий шаг — создание потребительского кооператива в помощь социальному развитию села. Цель — подключение администрации и помощь хозяйствам населения. Это в будущем. Но осознание того, что фермеры совместно с администрациями сельских округов должны взять на себя те социальные функции, которые прежде выполняли колхозы и совхозы, есть.

Тут опять же сказывается специфика района. В иных местах, где фермеров мало, они чаще сотрудничают с товарными хозяйствами населения или служат своеобразным довеском к колхозам. В Лысогорском районе их много, хозяйства их крепки, и это создало иную среду, некую критическую фермерскую массу, которая развивается уже как бы изнутри.

А как в других районах?

Мы уже говорили о повышенной роли фермерства в Саратовской области, которая по доле продукции фермеров в общем производстве (около 7%) занимает пятое место в России после Ингушетии, Якутии, Астраханской области и Республики Алтай. Как и всюду, число этих хозяйств в области быстро росло до 1995 г., а потом стало сокращаться. При этом земли у фермеров постоянно прибывает. То есть процессы концентрации и укрупнения фермерских хозяйств, рассмотренные на примере Лысогорского района, характерны и для области в целом, и для других регионов России. Тем не менее такой фермеризации, как в Лысогорском районе, в других районах нет. Это вовсе не означает, что фермеров там зажимают. Просто каждый район идет своим путем.

Например, расположенный в той же лесостепной зоне, на правобережье Волги, Базарно-Карабулакский район сохранил 22 коллективных предприятия, причем убыточно лишь одно. В районе 135 фермеров, но занимают они 9% сельскохозяйственных земель. При этом отчитываются, то есть что-то производят, 80 фермеров, а реальными производителями, дающими бо’льшую часть продукции, являются 22. Это как раз те фермеры, которые концентрируют и паи мелких собратьев, и паи населения (в районе около 500 человек вышли из колхозов и передали свои земельные доли фермерам). Однако, в отличие от Лысых Гор, здесь с этим процессом пытаются бороться. Например, в селе Казанла люди получили свои паи только через суд: председатель не хотел их отдавать.

В Заволжье ситуация примерно такая же. Основу выживания людей составляет частный скот (почти все имеют по 1—2 коровы, свиней, овец), содержать который можно, используя не только получаемые на паи и в счет зарплаты корма (денежные заработки в колхозах настолько малы, что играют незначительную роль в доходах населения), но и общие пастбища, выделяемые сельскими администрациями и колхозами. А фермеры занимают 8—9% земель.

Доля фермеров в землепользовании других районов области колеблется от 5 до 12%. Там, где коллективные предприятия чувствуют себя лучше, фермеров меньше, и наоборот. И лишь в удаленном Ртищевском районе на правобережье их доля поднимается до половины. Это второй район, в котором также произошел развал колхозного строя и фермеры по значимости приближаются к показателям Лысогорского района. С той только разницей, что кризис в нем глубже и гораздо больше доля огородов населения.

* * *

Итак, маленький Лысогорский район Саратовской области оказался одним из очень немногих районов в России, шагнувших по пути реформ далеко вперед по сравнению с другими. Он как бы демонстрирует нам, что было бы, если бы реформы проводились более настойчиво. Однако результаты преобразований весьма неоднозначны.

Для роста фермерства недостаточно активности простых крестьян. Такая активность снизу обычно выливается в развитие мощных товарных личных подсобных хозяйств селян. Однако типичный постсоветский крестьянин считает своим только приусадебный участок, огороженный забором. Между ним и всем чужим внешним миром — пропасть. Даже получая от картошки, лука, скотины изрядный доход, порой не уступающий фермерскому, дальше своего участка и огорода в поселке он не видит. Фермер, если он реальный предприниматель, должен мыслить и действовать куда шире. Именно поэтому наиболее удачливыми фермерами становятся люди, уже имеющие опыт организационной работы в колхозах.

И все же некая связь между товарностью и специализацией хозяйств населения, с одной стороны, и фермеризацией — с другой, есть. Те, кто держат скот, больше зависят от колхозов (АО, сельхозартелей) из-за кормов. А те, кто живет продажей огурцов, лука, капусты и т. п., в помощи коллективных предприятий не нуждается. Иными словами, товарное растениеводство населения разрушает колхозы порой куда эффективнее, чем фермерство.

Чтобы фермеры окрепли, создали определенную среду и повели за собой остальных, заменив колхозы и совхозы, должна быть создана их некоторая критическая масса. Это произошло в Лысогорском районе, но этого нет в большинстве других районов области и регионов страны. Почему — вопрос отдельный. Но эта статья — попытка на него ответить хотя бы отчасти. Очевидно, что волей обстоятельств люди здесь оказались лучше подготовлены к реформам, чем в других местах.

Взяв на себя многие социальные функции, которые прежде выполняли колхозы и совхозы, даже прочно стоящие на ногах, фермы не могут быть «богадельнями» для нерадивых и лодырей, какими были многие коллективные предприятия. Фермеры при более высокой производительности труда и лучшей организации хозяйства, нуждаются в гораздо меньшем числе работников. Отсутствие альтернативных мест приложения труда в сельской местности и в депрессивных городах порождает большой излишек свободной рабочей силы на селе. Именно это последствие фермеризации может стать главной проблемой, порождающей разного рода социальные патологии и требующей помощи и участия государства. Именно государства, потому что задача производителей, будь то фермер или колхоз, — производить столько продукции, сколько может поглотить рынок, а чем занимать лишних людей на селе — должно думать государство.

За долгие годы в стране сформировался прочный союз коллективных предприятий и личного подсобного хозяйства населения, во многом существовавшего за счет колхозов. Этот союз в 90-х годах даже окреп. Маленькая зарплата или ее отсутствие, большая доля натуроплаты, предоставление колхозами земли в полях, сенокосов и пастбищ для населения, техники, да и воровство — все это превращало коллективное и личное хозяйство в некое неразделимое целое. Фермеры не могут поддерживать личное хозяйство всей деревни. Хотя они, как выходцы из тех же колхозов, понимающие нужды людей, и пытаются восполнить некоторые функции коллективных предприятий (дают зерно как натуроплату, предоставляют им технику для распашки своих огородов), но только своим работникам и пенсионерам, чьи паи они используют. А поскольку работников у фермеров гораздо меньше, значительная часть людей оказывается вырванной из привычного симбиоза и оставленной на произвол судьбы. Лишение хозяйств населения поддержки в современных условиях может оказаться гораздо более важным дестабилизирующим фактором, чем даже потеря работы.

Спонтанное развитие фермерских хозяйств привело их на путь кооперации. Прослеживается определенная преемственность нынешних преобразований с теми, что проходили в начале века. Кстати, многие фермеры, с которыми мы разговаривали, часто упоминают столыпинские реформы и считают себя в определенной мере последователями Столыпина. Ведь это Саратовская губерния, где те реформы зарождались.

Период разброда, шатания, проб и ошибок проходит. Населению и чиновникам потребовалось 5—7 лет, чтобы признать фермеров. Самим фермерам потребовалось столько же, чтобы понять, что в одиночку им не выжить, нужна кооперация. Очень немногие районы продвинулись так далеко по пути фермеризации, как Лысогорский. Тем не менее почти везде за 10 лет и колхозы, и фермеры осознали свое место и круг своей ответственности. Главное для чиновников всех уровней — не мешать и идти навстречу тем нововведениям снизу, которые помогают развитию региона.

¹ См.: Т.Г. Нефедова. Хозяйства населения и «подсобные колхозы» //География, № 43/2001, с. 7—12, 21—24.
² Такое разорение фермеров часто связано с внешними обстоятельствами, с российской бюрократией, с мошенничеством банков и т. п. и не зависит от личных способностей. Вот одна из типовых схем. Человек берет кредит для покупки комбайна, переводит деньги в банк, а комбайна нет. Через полгода деньги возвращают, но проценты уже «накручены». Чтобы расплатиться, фермер продает технику. Нечем обрабатывать землю — отказывается от земли, от неудач начинает пить...
³ Бонитет (нем. Bonita..t от лат. bonitas — доброкачественность) — условный показатель (балл), применяемый для оценки некоторых природных ресурсов — земельных угодий, почв, лесов и т. д. с целью их рационального использования. За основу бонитировки земельных угодий принимают сравнительное плодородие почв, оценка которых проводится по их важнейшим свойствам. — Географический энциклопедический словарь: Понятия и термины, 1988.