Земли по Северной Двине исстари осваивались новгородцами и были частью новгородских владений¹. Устюг, контролирующий начало Северной Двины и самый удобный для новгородцев путь в их двинские вотчины, был бельмом у них на глазу, и новгородские войска не раз пытались овладеть этим городом².

Когда в 1398 году новгородцы в очередной раз разграбили Устюг, — повествует предание, — среди похищенного они хотели вывезти и богато украшенную икону Богородицы Одигитрии. Однако судно, на котором находилась икона, никак не могло отойти от берега. Тогда один из старых дружинников посоветовал связать икону полотенцем, ведь «пленный в чужую страну никогда несвязанный не ходит». Лишь тогда судно смогло отвалить от берега, но за кощунство новгородцы в пути были наказаны слепотой и болезнями. Новгородский архиепископ, узнав о содеянном, велел вернуть икону и все похищенное в Устюг и даже отстроить новый собор. Символический смысл, заключенный в этом предании, становится яснее, если мы вспомним, что Одигитрия в переводе с греческого значит Путеводительница. Отсутствие естественных, самой природой обусловленных путей к Новгороду и смыкание сухонского бассейна с волжским делали вопрос о принадлежности Устюга предрешенным.

Главный собор Устюга — Успенский, и это соответствует московской, волго-окской колонизационной традиции именовать главные храмы в честь Богородицы (новгородцы же, как замечает С.В. Максимов, обычно называли основанные ими соборные храмы в честь Спаса).

Устюг, собирая в пучок потоки с Сухоны, Юга и Лузы, выстреливал ими далее на север. Несмотря на существование политического барьера между московской Сухоной и новгородской Двиной³, бесхлебному Подвинью приходилось поддерживать связи с Устюгом. И вряд ли можно считать случайностью, что два древнейших из известных на Руси Архангельских монастырей возникли на двух концах Двины: Михаило-Архангельский в Устюге⁴, основанный в 1212 году, и Михаило-Архангельский в дельте Двины, на месте будущего Архангельска. Некоторые историки «старят» монастырь в устье Двины, возводя его начало к XII веку, однако более вероятно, что он был основан лишь во второй половине XIV века⁵ и, возможно, является вторичным по отношению к Устюжскому, как бы воспроизведением его наименования в пространстве (сравните: два Дымкова,
с. 8 и 11)⁶.

Особое значение путь по Двине приобрел при Иване Грозном. Как известно, в 1553 году в Двинскую губу вошло английское судно, капитан которого, Ричард Ченслер, был препровожден ко двору Ивана IV. Визит был случайным, а по целям своим — пиратским: англичане намеревались грабить Сибирь, думая пройти в устье Оби, но буря вынудила капитана одного из судов пойти к русским, делая хорошую мину при плохой игре. Явление английского корабля у наших берегов заставило правительство задуматься о возможности широко использовать устье Двины как «окно в Европу». Реакцией на Ченслера стало основание Архангельского порта.

Грузопоток из России устремился к первому русскому морскому порту. Основные богатства посреднического, купеческого Устюга, контролирующего водные пути из южных районов на Северную Двину, были созданы в эту пору. XVII — начало XVIII века — расцвет храмоздательства в городе: купечество демонстрирует свою мощь. В этот период были созданы те основные произведения каменного зодчества, которые делают город сегодня столь притягательным объектом туризма. С конца XVI века Устюг официально начинает именоваться Великим.

Ченслер, по-видимому, не бывший в Устюге (его везли в Москву зимой и потому не по Двине—Сухоне, а сухопутным трактом) заслуживает, пожалуй, памятника от устюжан. Впрочем, в городе есть знак, напоминающий о его пиратствующих соотечественниках. Это надгробие в большом сквере между набережной и Советским проспектом в западной части исторического центра города со следующей надписью:

Первой жертве
английского
империализма
от
рабочих и крестьян
Сев.-Двинской губернии

Тов. ВИНОГРАДОВ
убит белогвардейцами
на Северном фронте
в августе месяце в 1918 г.

Потомки Ченслера, ждавшие три века, чтобы в устье Двины их встретил не Грозный царь, а молодая и еще, казалось им, беспомощная Советская республика, в 1918 году высадились в Архангельске и двинулись в глубь страны, поддерживаемые белогвардейцами. Англо-американские интервенты дошли, как известно, до Шенкурска прежде, чем были там, на древнем рубеже новгородских и московских владений, остановлены. На Двине же их остановила флотилия, которую снарядили устюжане. И памятник этому — на территории Судостроительно-судоремонтного завода. Вот что гласит мемориальная доска на одном из старых цехов:

Здесь на Велико-Устюгском
Судоремонтном заводе
в 1918—1919 гг.
бронировались, вооружались
и ремонтировались суда
Северо-Двинской военной речной
флотилии, участвовавшие в
борьбе с интервентами и
белогвардейцами на Северном фронте

Памятник борьбе с интервенцией в Устюге — в 800 км (!) от ближайших наших сухопутных границ, в полутысяче километров от ближайшей точки на побережье — служит наглядным геополитическим уроком.

Коммерческое оживление двинского пути снизилось при Петре, когда — для создания режима наибольшего благоприятствования нарождающемуся Петербургскому порту — была резко ограничена торговля через Архангельск: через Архангельский порт разрешалось везти лишь местные грузы собственно Подвинья. Весь же остальной российский хинтерланд у Архангельска был отнят⁷. Потом, правда, административные ограничения смягчились, но к тому времени уже стали появляться сфокусированные на Петербург водные системы — Вышневолоцкая, Тихвинская, Мариинская, и положение монопольного посредника на экспортном водном пути для Устюга было навсегда потеряно.

Отлучение Устюга от меридионального пути на Архангельск было закреплено развитием сухопутных путей, спрямляющих сухонско-двинскую излучину, которая делает слишком большой восточный крюк. Развивался зимний обозный путь Архангельск—Холмогоры—Шенкурск—Вельск—Вологда, который следовал двинскому вектору только в низовьях реки, а затем прижимался к более меридиональному притоку Ваге (этим путем прошел в Москву Ломоносов, примерно здесь ныне пролегает федеральная трасса «Холмогоры»). На рубеже веков была проложена еще более прямая московско-архангельская связь — железная дорога, которая для Центральной России заменила транзитный путь по Сухоне—Двине (см. рис. 5 на с. 33).

Между тем Устюг не спешил сдаваться и продолжал использовать свое положение при начале Северной Двины — экспортного пути. На рубеже XIX—XX веков это положение породило в Устюге фанерный завод (ныне фанерный комбинат «Новатор»⁸), а в соседнем Красавине — льняную мануфактуру (ныне льнокомбинат «Северлен»), осуществлявшие предэкспортную переработку местного сырья — березового кряжа и льноволокна. Льнофабрику в Красавине непосредственно основал архангельский купец, стремившийся стянуть к своему предприятию потоки крестьянского льна из более южных районов. Сама же фабрика расположилась у северной границы льноводства⁹, «притягиваемая» Архангельском. На этих же потоках с юго-востока, тянущихся на экспорт, возникли и развились промыслы по переработке щетины (нынешняя большая щетинно-щеточная фабрика и маленькая фабрика художественных кистей). Таким образом, можно сказать, что основу промышленной структуры города сформировала Северная Двина.

Северная Двина все же не теряла важного транзитного коридора для потоков из юго-восточной России благодаря тому, что к ее началу подошла железная дорога с юго-востока: Пермь—Вятка—Котлас. Но эта дорога, как уже говорилось (с. 12), обошла Устюг, создав как бы новый Устюг, его новую редакцию — Котлас. Почему так произошло, поясняет схема. При ориентации потоков на Центральную Россию, внутрь страны, схождение Юг + Сухона оказывалось также и узлом потоков с Двины и Вычегды, то есть узлом трех потоков. При ориентации на экспорт (на Архангельск) узлом трех потоков стало схождение Вычегда + Двина, а Устюг остался лишь при двух лучах. Экспортоориентированная экономика вначале вознесла Устюг, но потом, по мере преодоления историко-географической инерции, она же его и задвинула на второй план. Преимущества в развитии получил Котлас: он стал железнодорожным терминалом. И когда в середине XX века от Коноши потянули линию на Воркуту, уже не было вопроса, через какой центр ее вести: ясно, что через Котлас, ведь он уже был станцией. К тому же он расположен даже чуть восточнее Устюга в выгибе Двинской параболы¹⁰.

Падение значения двинского пути для Устюга необъяснимо, но символически отразилось на его современной промышленности: практически все предприятия, что расположены по Малой Северной Двине (Судостроительно-судоремонтный, Кузинский механический завод и красавинский «Северлен») находятся в глубоком кризисе или почти остановлены. Напротив, все посухонские заводы и фабрики, привязанные к исторической части города, более или менее успешно продолжают производственную жизнь.

Когда земля смотрит на Центральный район, в сухонско-югско-вычегодско-двинском узле естественно главенствует Великий Устюг. В экстравертной экономике рано или поздно должен был выдвинуться Котлас (который вместо Устюга становится узлом трех лучей)

¹ Культурная граница между устюжской округой и Подвиньем еще недавно хорошо проступала (да и ныне еще прослеживается) в сельской архитектуре: по Двине начинались огромные избы северного типа, наподобие тех, что показывают теперь в северных музеях деревянного зодчества.

² Так же, как некогда за Устюг сражались новгородцы и ростовцы, ныне в Интернете ведут конкуренцию ленинградские и московские турфирмы. И создается впечатление, что ленинградцы в этом отношении активнее. Может быть это отчасти объясняется тем, что питерский туризм несколько интеллигентнее и умнее московского, который более падок на банальности пляжного отдыха на югах.

³ Недаром Сухона меняет здесь свое имя — тем самым как бы символизируя окончание одного мира и начало мира иного.

⁴ Монастырь основан в 1212 г. устюжским же монахом св. Киприаном из-за того, что к тому времени городская жизнь из Гледена сместилась на левый берег Сухоны — на место нынешнего Устюга, и единственный бывший в этих краях Гледенский монастырь остался за рекой, стал труднодоступным для горожан.

⁵ Разные версии об основании монастыря на месте будущего Архангельска основываются на одном документе — грамоте новгородского архиепископа Иоанна. Таковых было два — один правил епархией в XII в., другой — на рубеже XIV—XV вв. Более вероятно, что грамота принадлежала второму Иоанну. Во всяком случае, неопровержимо история этого монастыря прослеживается лишь с 1419 г.

⁶ Даже если устюжане не имели отношения к основанию Архангельского монастыря в нынешнем Архангельске, все равно весьма символично противостояние на двух концах Двины двух архистратигов — московского и новгородского: вооруженный паритет.

⁷ Удивительно, но Архангельск и Вологда, по которым Петр нанес непосредственные удары, давно чтят его: в одном городе поставили ему памятник, в другом — сохранили мемориальный домик. От большого ума поставили памятник Петру и в нынешней Москве, из-за Петра лишившейся столичного статуса на три века. У устюжан хватило ума не смаковать память о Петре. Записан, правда, в историю Устюга один загадочный и географически символичный эпизод, связанный одновременно и с чудотворной иконой Одигитрии, о которой шла речь выше, и с Петром. В 1693 г. во время одной из своих трех поездок в Архангельск Петр, выбрав водный путь по Сухоне—Двине, побывал в Устюге. В Успенском соборе он сделал неожиданное повеление — знаменитую икону, бывшую новгородскую пленницу, победившую своих пленителей, убрать с особого места на тумбе перед алтарем и вделать в плоскость иконостаса как местный образ — по левую сторону от царских врат. Чем объяснить такое внимание царя к расположению икон в провинциальном соборе? Сделано это было осознанно или неосознанно, но царю, не любившему Московскую Русь, уже начавшему обращать свои взоры к Балтике и вынашивающему мысль о реанимации прибалтийского Новгорода в новой, петербургской, ипостаси (до основания северной столицы оставалось 10 лет), похоже, мозолил глаза образ, напоминающий о фиаско новгородцев, о явленном превосходстве волго-окского влияния над балтийским.

⁸ «Новатор» звучит как название советского периода. Но на самом деле под таким именем завод начал работать еще в 1910 г.

⁹ В 90-е годы в связи с упадком льноводства (лен — трудоемкая и капризная культура) в Вологодской и сопредельных областях Красавинский комбинат утратил главные преимущества своих изначальных факторов размещения. Сырье сюда приходится везти из Белоруссии, с Украины, из-подо Ржева, а недавно был даже завоз льноволокна из Бельгии (!) и Франции.

¹⁰ С развитием железнодорожного транспорта и с мелением рек Северная Двина практически потеряла судоходное значение. И уже не только для Устюга, но и для Котласа этот северо-западный вектор не играет важной роли. Разговоры о дноуглубительных работах, активно ведшиеся в последние годы, пока не дали серьезных результатов. Чтобы компенсировать утраченную связь Приуралья с Двинской губой (архангельским окном в Европу), на рубеже XX—XXI вв. спроектировали и начали строить Белкомур (См.: «География», № 8/2001, с. 28). Но эта линия далеко минует и Устюг, и Котлас. Ее оттянул на себя Сыктывкар — искусственное порождение национально-территориального размежевания 20-х годов. Очевидно, что реализация проекта «Белкомур» улучшит положение Сыктывкара и понизит значимость восточной сухонско-двинской излучины. Белкомур — конкурент Северной Двины — станет фактором, сдерживающим развитие двинской долины.