Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «География»Содержание №1/2003

Предмет и метод


Обучая и обучаясь географии, мы...

Составитель Ю.Н. ЛАЗАРЕВИЧ

смотрим на карту...

Взгляд любопытствующий

Мы глобус-голову вертели в детстве,
извилины переводили на бумагу,
слегка царапая
поверхность
давно знакомого пятнистого лица,
смотрящего на нас, будто готово к драке.

Повешенный на стену, в виде карты,
казался неподвижным этот мир,
но знали мы, что на его долготах и широтах
ходили люди,
строились дома,
тонули города
и рушились утесы.

А позже,
путешествуя
по карте,
мы прыгали
через Ла-Манш,
на землю незнакомую вступали.
И в сумерках затем
мы свертывали карту,
упаковав в нее все льды
и пляжи.
И, запихнув в карман все это,
влезали вновь
в границу мира своего,
в нашу крошечную страну
наших собственных утесов.

Кийт АРМСТРОНГ.
Карта мира. 1982.
Пер. с англ. С. Прохоровой

Взгляд художника

Я на карте моей под ненужною сеткой
Сочиненных для скуки долгот и широт
Замечаю, как что-то чернеющей веткой,
Виноградной оброненной веткой ползет.

А вокруг города, точно горсть виноградин,
Это — Бусса, и Гомба, и царь Тимбукту.
Самый звук этих слов мне, как солнце, отраден,
Точно бой барабанов, он будит мечту.

Но не верю, не верю я, справлюсь по книге.
Ведь должна же граница и тупости быть!
Да, написано Нигер... О царственный Нигер,
Вот как люди посмели тебя оскорбить!

Ты торжественным морем течешь по Судану,
Ты сражаешься с хищною стаей песков,
И когда приближаешься ты к океану,
С середины твоей не видать берегов.

Бегемотов твоих розоватые рыла
Точно сваи незримого чудо-моста,
И винты пароходов твои крокодилы
Разбивают могучим ударом хвоста.

Я тебе, о мой Нигер, готовлю другую
Небывалую карту, отраду для глаз,
Я широкою лентой парчу золотую
Положу на зеленый и нежный атла’с.

Снизу слева кровавые лягут рубины,
Это — край металлических странных богов.
Кто зарыл их в угрюмых ущельях Бенины
Меж слоновьих клыков и людских черепов?

Дальше справа, где рощи густые Сокото,
На атла’с положу я большой изумруд.
Здесь богаты деревни, привольна охота,
Здесь свободные люди, как птицы, поют.

Дальше бледный опал, прихотливо мерцая
Затаенным в нем красным и синим огнем,
Мне так сладко напомнит равнины Сонгаи
И султана сонгайского глиняный дом.

И жемчужиной дивной, конечно, означен
Будет город сияющих крыш, Тимбукту,
Над которым и коршун кричит, озадачен,
Видя в сердце пустыни мимозы в цвету,

Видя девушек смуглых и гибких, как лозы,
Чье дыханье пьяней бальзамических смол,
И фонтаны в садах, и кровавые розы,
Что венчают вождей поэтических школ.

Сердце Африки пенья полно и пыланья,
И я знаю, что, если мы видим порой
Сны, которым найти не умеем названья,
Это ветер приносит их, Африка, твой!

Николай ГУМИЛЕВ. Нигер.
Из сборника 1921 г.

наблюдаем и рассуждаем...

Полное отсутствие перемен

Особое, если можно так выразиться, проклятие, тяготеющее над Энкантадас и ставящее их по запустению неизмеримо ниже Идумеи и Полюса, заключается в полном отсутствии перемен, ибо во все времена года и настроения остаются там неизменными. Рассеченные экватором, Энкантадас не знают осени, не знают весны; они подобны бренным останкам пожранного пламенем, и едва ли можно что-либо прибавить к картине всеобщего опустошения. Ливни освежают пустыни, но на эти острова не было пролито ни капли дождя.

Герман МЕЛВИЛЛ.
Энкантадас, или Очарованные острова.
1856.
Пер. с англ.

Непрерывная цепь перемен

Наклону оси к плоскости круга, по которому шар Земли летит вокруг Солнца, мы обязаны своеобразной природой средней полосы.
В году мы знаем и длинную ночь, и длинные дни, когда они отделяются друг от друга только светом двух зорь. Мы знаем снег и синий июльский зной, каждый год мы видим зеленый дым зарождения жизни и желтое увядание. Одна из прелестей жизни — контрасты и перемены... Летом мы ожидаем осень. Потом рады первому снегу, первым проталинам, первым цветам... Непрерывная цепь перемен.
Это своеобразие нашей природы однажды я особенно остро понял и почувствовал. Это было в тропиках, в северной части Австралии. Несколько дней мы провели в городке Дарвин. Мне кажется, нет места скучнее и монотоннее на земле, чем эта суша, поросшая эвкалиптами. Солнце садится и поднимается тут всегда в одно время. Дни всегда одинаковы: утром солнце, к обеду — тучи, с вечера — ливень. И так круглый год.
И все годы подряд. Влажная духота, удары океанской воды в ноздреватые скалы. Лес одинаковых, с беловатой корой деревьев. Показалось даже, что и люди в маленьком городке были удручающе одинаковы... Потом я узнал: охотников жить в этой части Австралии немного.

Василий ПЕСКОВ.
Средняя полоса. 1979

иногда боимся дать волю воображению,
и все скучают...

Чу-гун

После института Наташа учила школьников географии. От слова «география» в ее голове распахивались просторы: ястреб парит над маковой степью, глухо шумит ночное море, высоко над головой качаются ядовитые лилейные цветы, а в самом низу круглой тяжелой Земли, где синяя авоська меридианов стянута в тугой узелок, заиндевевший лыжник вслед за плачущими собачками медленно, вверх ногами бредет по нежным ледяным полям Земли Королевы Мод. Но говорить об этом она не умела, да никто и не просил, да и не было на свете такой науки, что изучала бы запах ночного сада, вой морской пены, темный блеск океанских жемчужин и глухой стук одинокого сердца. Что, если бы дети догадались — какой стыд, — что «месторождение бокситов» представляется Наташе — унылой, носатой училке — лесной пещеркой, откуда вываливаются одна за другой толстенькие, рыжеватые, гладкие собачки в круглых спортивных бойцовских перчатках, а «чу-гун» — черноволосым китайским князьком в переливчатом халате.
И, боясь разоблачения, Наташа говорила скучно и путано, смотрела умоляюще, побаивалась неловких красноруких восьмиклассников, сама подсказывала ответы и с облегчением рисовала красивые синие пятерки.

Татьяна ТОЛСТАЯ.
Вышел месяц из тумана.
2001

фантазируем — и тогда получается
«весомо, грубо, зримо»...

Отменить Австралию!...

Денисов задумался о жизни, о ее смысле... о далеких странах, в существование которых ему, впрочем, не очень-то верилось.
Особенное сомнение вызывало существование Австралии. В Новую Гвинею, в ее мясистую, с писком ломающуюся зелень, в душные болота и черных крокодилов он еще готов был поверить: странное место, но пусть. Допускал он также цветные мелкие Филиппины, голубоватую пробку Антарктиды допускал, — она висела прямо над его головой, рискуя отвалиться и засыпать колотыми кубриками айсбергов.
< . . . > Поглядывал Денисов на карту полушарий и не одобрял расположения континентов. Ну, наверху еще ничего, разумно: тут суша, тут водичка, ничего. Парочку морей бы еще в Сибирь. Африку можно бы ниже. Индия пусть.
Но внизу все плохо устроено: материки сужаются и сходят на нет, острова рассыпаны без толку, впадины какие-то...
А уж Австралия совсем ни к селу ни к городу: всякому ясно, что тут по логике должна быть вода, так нате вам!

< . . . >

...Океан пуст, океан штормит, с ревом ходят горы черной воды в свадебных венцах кипучей пены; далеко, просторно бежать водяным горам — нет преграды, нет предела штормовому кипению: Денисов отменил Австралию, вырвал с хрустом, как коренной зуб: уперся одной ногой в Африку — кончик отломился, — уперся покрепче — хорошо; другой ногой в Антарктиду, скалы колются, в ботинок набился снежок, встать поустойчивее; ухватил покрепче ошибочный континент, пошатал туда-сюда — крепко сидела Австралия в морском гнезде, пальцы скользили в подводной тине, кораллы царапали костяшки. A нy-кa! Еще раз... эпа! Вырвал, вспотел, держал обеими руками, утерся локтем; с корня у нее капало, с крышки сыпался песок — пустыня какая-то. Бока холодные и скользкие — наросло порядочно. Ну и куда ее теперь? В северное полушарие? А там место есть? Денисов стоял с Австралией в руках, солнце светило ему в затылок, далеко было видно. Зачесалась рука под ковбойкой — э, да на ней мураши какие-то! Кусаются!.. Ч-черт... Он плюхнул тяжелую кокорыжину назад — брызги, — булькнула, накренилась, затонула. Эх... Не так он хотел... Но ведь укусил же кто-то! Он присел на корточки, разочарованно поболтал рукой в мутной воде. Нy и черт с ней. Ладно. Население там было неинтересное. Бывшие каторжники. И вообще он хотел как лучше.

Татьяна ТОЛСТАЯ.
Сомнамбула в тумане. 2001

предлагаем научный подход к проблемам национального хозяйства...

Географическая экспертиза, проверка специалистами-географами проектов, направленных на изменение окружающей среды или могущих косвенно повлиять на нее.
Г.э. включает оценку современного состояния среды и географический прогноз изменения этого состояния под воздействием природных факторов и деятельности человека.

Из словаря-справочника
по географии

Что, Волга?

Простор воды, фальшив и пресен,
накрыл поемные луга,
и море зацвело, и плесень
окантовала берега.

Живой, зеленой, жирной пылью
напитана, вода цвела
и отдавала свежей гнилью —
а что она еще могла?

И видели цветенье тины
и плакали глаза мои:
— Что, Волга? Что твои плотины,
пруды гигантские твои?

И было мне подобье гула
на потопленном берегу:
— Как будто, милый, я вдохнула,
а выдохнуть и не могу.

Не спорю с человеком гордым,
трудов его не оскорблю —
но преизбытком полумертвым
себя и землю погублю.

В моей теперешней недоле
я терпелива без конца...
Но зрелище моей неволи
людские утомит сердца.

Владимир ЛЕОНОВИЧ.
Сборник 2000 г.