Капустническое озорство

или аберрация географического зрения?

Откликаясь на «дерзкие опусы», вряд ли нужно способствовать популяризации малопочтенных сочинителей, пишущих сегодня на уровне известной цитаты: «по главной улице Африки ехал американский герцог Карл». Однако на этот раз речь идет о публикации в еженедельнике «География» слишком уважаемого географическим сообществом автора. Вот цитата из этого материала: «Достаточно вспомнить трагическую судьбу Санкт-Петербурга, для которого нет лекарства, а можно применить только эвтаназию. Эта вечная экономическая пустыня без деревни и экономических городов вокруг одинокого и экзотического города на Неве; эта злосчастная дамба, переполнившая чашу терпения природы и истории, — разве не доказывают они, что “первому русскому большевику”, дерзкому Петру Первому, вознамерившемуся перестроить историю и географию, так и не удалось покорить финские болота... За игнорирование природных и геополитических условий настоящий безумец — Петербург — еще не расплатился сполна. Дерзновенное попрание Медным всадником языческого бога-камня, защитника местной природы и забытых аборигенов Ингерманландии, еще может быть отомщено надвигающимися на город доселе невиданными катастрофами» и т. д. (Б.Б. Родоман. Региональная архитектура и культурный ландшафт// География, № 10/ 2002).

У тысячекратно охаянного «болотного», «казарменного», «чиновничьего», «ничего в себе национального не имеющего» города на Неве было много недоброжелателей, начиная с полуграмотных российских обывателей (придворных, ямщиков и т. д.) и кончая Николаем II и Сталиным, но нам не удалось обнаружить ни одного профессионального географа, кто публично хотя бы однажды выказал свою ненависть к Петербургу в столь шокирующей, «физиологической» форме. Первым оказался Борис Борисович, с чем мы его и «поздравляем».
Беря в кавычки выражение «первому русскому большевику» (Петру I), он, как можно догадаться, имел в виду использование этой гиперболы М. Волошиным, который (будучи ближе к вопросам физиологии!) выразил свое отношение к любимому детищу Петра еще «хлеще» Бориса Борисовича:

Читая эти «невинные поэтические шалости», показывающие трагическое восприятие Петербурга на языке искусства, невольно задумываешься над неудачливой судьбой талантливого поэта, у которого ну «не заладились» отношения с советской властью и у которого, несомненно, были свои счеты с городом, откуда распространилась большевистская «зараза». Другая представительница того же поэтического цеха — З. Гиппиус, движимая политической ненавистью к коммунизму (кстати, муж поэтессы
Д. Мережковский, то ли в порыве восхищения, то ли «впав в прелесть», сравнил Гитлера с Жанной д’Арк!) отзывалась из Парижа о Петербурге и вовсе неприличными словами:

Еще можно вспоминать царевича Алексея («Петербургу быть пусту!»); петровских бояр, насильно завезенных в новую столицу и легко говоривших, «чтобы Петербург ушел под воду»; московского князя М. Щербатова — противника Екатерины, полагавшего, что все беды от Петербурга и Петра, который, «подражая чужестранным народам ... тщился ввести познание наук, искусств и ремесел» и т. д. и т. п. Буквально в каждом случае явственно проглядываются мотивы недоброго отношения к городу, с которым ассоциируются те или иные жизненные огорчения. Даже холодный расчет и практицизм Иосифа Виссарионовича, недолюбливавшего этот город, в сущности, не представляли собой никакой исторической загадки...
Уразуметь же и объяснить невесть откуда взявшуюся «свирепость» Бориса Борисовича не представляется возможным (уж не говоря о том, что он — «оригинал» в науке — и вдруг это «затасканное клише»). Казалось бы, ну не может один из отечественных столпов теоретической географии идти против здравого смысла, супротив «познания наук» (тем более географических) и аргументов, простых, как коровье мычание. Идет однако. Не мешает лишний раз взглянуть хотя бы на географическую карту, на «скукожившееся пространство» отечества и особливо на его западный фасад! Без Питера призрак российской автаркии маячит настолько ярко, что не разглядеть его может разве что слепой.
Ведь видно, что попытка многовековой реализации евразийской идеи (в ее изначальном понимании) не принесла счастья России. Ни общей религии, ни общезначимой шкалы культурных, сакральных ценностей, ни сходного понимания будущего — ничего этого на постсоветском пространстве в реальности никогда не наблюдалось. Напротив, имело место парадоксальное сочетание различных цивилизационных пространств, которые немыслимым образом должны были притереться друг к другу. Не притерлись. Россия оказалась отгороженной отнюдь не дружественным коридором от Европы, и не только государствами Балтии. Речь впору вести о функциональной роли в «евразийском союзе» даже Украины — как само собой разумеющегося столпа славянского братства. Говоря о возможностях панславизма, напомним, что сотни украинских «хлопцев-добровольцев» еще недавно храбро сражались (и не только за деньги) против российских солдат в Чечне. Градус неприязни к москалям в некоторых областях Западной Украины свидетельствуют отнюдь не о сиюминутном умопомрачении, а о стойком комплексе «антимосквоцентризма», передающегося как бы по наследству.
Надеюсь, этот сюжет можно далее не продолжать, потому что вывод вполне очевиден: если бы Петербурга не было, то сегодня его надо было бы снова основать «средь блат, топи и хляби»! Дальновидного «безумца» следовало бы не анафеме предавать, а возблагодарить, а то, гляди, пришлось бы сильно раскошелиться небогатым налогоплательщикам (в том числе профессорам) на новое строительство. В этой связи экстравагантный тезис об «эвтаназии» Питера логичным ну никак не назовешь.
Другой тезис: «эта вечная экономическая пустыня без деревни и самостоятельных городов». А это как понимать прикажете? Если имеется в виду имманентная бесплодность местных ландшафтов, то чудодейственное преображение «приютов убогих чухонцев», раскиданных среди «тины черной» в соседней Суоми, со всей очевидностью опровергает этот вековечный штамп. Можно заодно сравнить нынешнюю удойность коров в Московской и Ленинградской областях (благо, статистика имеется), чтобы не обзывать нас пустыней. Если же намек делается на экономическое отставание Петербурга от Москвы, то сегодня все субъекты и города федерации несравненно беднее Москвы, и нам не хотелось бы втягиваться в бесплодный, как пустоцвет, разговор о причинах такого отставания (давно канули в Лету времена, когда знаменитые московские миллионщики — Рябушинские, Морозовы, Прохоровы, Гучковы — богатели на ситце; и если в свое время для Замоскворечья петербургский чиновник был трутнем, требующим взяток, сегодня ситуация поменялась...). Ну а если предположить, что уважаемый Борис Борисович имеет в виду невозможность реализации в портовом городе его собственных или «тюнено-кристаллеровских» моделей, то ведь ровно никаких аргументов при этом не приводится, потому что их не может быть в природе. (Кстати, в мире имеется немало городов-аналогов, не подозревающих о том, что спасти их может только эвтаназия.)
А стоило ли так сгущать краски по поводу «злосчастной дамбы, переполнившей чашу терпения природы и истории»? Среднеуспевающий школьник легко ответит, что город лежит низко над уровнем моря — материковая часть возвышается примерно до 4 м, а острова — до 3 м (хотя есть высоты и более 100 м). (Кстати, у Бангладеш или преуспевающей Голландии в этом отношении дела гораздо хуже.) Отчасти поэтому Санкт-Петербург ассоциируется с частыми наводнениями, которых за всю историю было более 270 (самые сильные из них — подъем воды выше ординара 280 см — имели место в 1703, 1777, 1824 и в 1924 гг.). Наибольшие подъемы уровня воды чаще всего случаются осенью из-за проходящих над Балтикой циклонов, которые как бы «втягивают» в себя огромные массы балтийской воды (вследствие пониженного давления в их центре) и переносят их за собой. Когда циклоны ослабевают, вода с большой скоростью растекается во все стороны, образуя так называемую длинную волну, которая как бы закупоривает Неву, вытекающую из Ладожского озера. Как раз во избежание наводнений восточная, мелководная часть Финского залива и перегорожена ныне специальной «злосчастной дамбой». В отличие от переброски стока сибирских рек эколого-технологическая суть данного проекта проста «до безобразия»: дамба спасет (и уже спасает) город от наводнений. Так зачем же кликушествовать?
Впрочем, что касается «отмщения» «надвигающимися на город доселе невиданными катастрофами», то какие уж здесь претензии: будем уповать на Всевышнего, поскольку все, грешные, ходим под ним, включая «ясновидящего» Бориса Борисовича. Но коль можете реально помочь — помогите, не губите: где-где, а в этом городе ваше творчество всегда ценилось...
А если серьезно, то трудно понять: как и откуда могло взяться столь яростное неприятие Петербурга, базирующееся на эгоистически мотивированных фантазиях неразумных предшественников и приведшее к самой настоящей аберрации географического зрения уважаемого российского географа? «Есть много вещей, недоступных даже для обширного ума», — лукаво восклицал классик русской литературы, быть может, имея в виду вот такое перевертывание с ног на голову вполне ясных, многократно проверенных жизнью положений (скажем, таких как «круглое колесо лучше квадратного», «Петербург — окно в Европу»
и т. д.).
Сам этот сюжет выеденного яйца не стоит. Плохо то, что некоторые наши коллеги как бы изначально исходят из того, что школьные учителя занимают ущербное место в иерархии знания и им недоступны ни истина, ни общечеловеческие ценности, что их можно все еще по старинке дурачить, пользуясь своим научным рейтингом. Очень жаль. Обидно за автора, а не за Питер, который, конечно же, будет стоять неколебимо.

Ю.Н. ГЛАДКИЙ,
доктор географических наук,
профессор, заведующий кафедрой
Российского государственного педагогического
университета им. А.И. Герцена
С.-Петербург