9.ТИШЬ

Оценка местности

Синтезирование образа

Географическое положение.
Связи. Культурная география

В разделе «Другое» на с. 4—5 мы сравнивали кольские и черноземные образы. Но сравнивали поэлементно, не задав детям главного вопроса: Какой из листов карты кажется вам более интересным, привлекающим внимание? Мы не спешили задавать его потому, что Кольский лист был уже детьми проанализирован, а Черноземный был бы еще в новинку, и у него получилось бы «нечестное» преимущество newcomer’а. Теперь уже оба листа можно сравнивать на равных.
Трудно предвосхитить все индивидуальные ответы, но скорее всего большинство отдаст предпочтение Кольскому листу. От него и буквально, и фигурально исходит энергетика — сверхнапряжение людей, борящихся с морозом, бесплодным камнем, студеным морем, полярной ночью. Врубающихся в скальные недра, ведущих составы через тундру, держащих руку на пусковых кнопках баллистических ракет на подводных лодках и кораблях. Тот лист — пульсирующий нерв, в нем, пожалуй, есть даже элемент легкого гипноза. На этом же —

Тишь, гладь да Божья благодать. Великие события прокатывались через Черноземье, тревожа его, но потом оно снова засыпало, уподобляясь сурку Купянска. Даже такое грандиозное событие, как Курская битва с лязгавшим танковыми траками Прохоровским сражением, на здешних гербах отразилось в виде архаичных мечей — словно было это при царе Горохе.
Положение между двумя первостепенными ядрами русской нации — Среднеднепровским и Волго-Окским, «в историческом провале» между ними, на водоразделе — определило периферийность, маргинальность (вот оно еще одно употребление слова «поле», см. с. 8) Курских и Белгородских земель. Из XIII века, из «Моления Даниила Заточника», доходит до нас оценка их географического положения:
О лучше смерть мне, чем Курское княжение!
Право же, и в конце XX века те же слова мог повторить А. Руцкой, избираясь в курские губернаторы.
В период русской реконкисты — отвоевывания Дикого поля, духовные силы этой местности должны были, казалось бы, активизироваться, как это обычно бывает на новых рубежах освоения, на фронтьерах. Но этого не произошло, потому что Белгородская черта недолго побыла передним краем: ее заступили украинские казаки — бежавшие от польского гнета русские с днепровского правобережья. Украинско-казацкая колонизация широкой полосой залилась по низменному левобережью Днепра, сделав Курск и Белгород на их водораздельной возвышенности тыловыми городами. И авангард, остановленный на бегу, стал закисать. Земли эти были уже слишком далеки от Москвы, чтобы ловить преимущества мощного развивающего поля, индуцируемого столицей (как, например, привязанная к столице Окским бассейном Тула, ставшая подмосковным промышленным форпостом, или как Орловщина, произведшая феноменальное вбрасывание в русскую культуру талантов первой величины), и загорожены от нее «хребтом» Среднерусской возвышенности. Но они были и недостаточно далеки, чтобы сформировать здесь новый, оригинальный, самодовлеющий очаг (несколько более удаленный Харьков, более удаленные Петербург, Казань, Саратов и даже Великий Устюг смогли это сделать).
И надо ли удивляться принятым характеристикам курян в русской культуре и невыгодным для них сравнениям с соседями.

Людей, которых вели сюда, скупали на вывод у разных помещиков в губерниях Орловской и Курской, отчего «сводные люди» делились на два народа: «народ орловский» и «народ курский». «Орловский народ» считался «пошельмоватее», а куряне — «ведомые кметы»^* — подразумевались якобы «подурасливее»...
Петр Семенов возил меня показывать, как «народы помещались» на барках. На двух были «шельмоватые» народы орловские, а на третьей «дурасливые» куряне. Над каждым из этих народов были приставленные из своего народа «старосты». Над орловскими старостою был тележник Фефел, о котором Петр сообщил мне, что он... незадолго перед этим убил оглоблей человека... — Над орловскими шельмецами такой именно и нужен... Курскими людьми заведовал орловский мужик Михайло, человек добрый и степенный. — Курский народ — что цыплята!

(Н.С. Лесков. Продукт природы)

Среди «социально-топографических» зарисовок Тургенева рассказ о молодом курском помещике («Гамлет Щигровского уезда») выглядит, пожалуй, самым беспросветным, житейски страшным. Репинский «Крестный ход в Курской губернии», хотя и посвящен, казалось бы, духовно-праздничному событию, — сатиричен, саркастичен, почти безобразен.
Заметим, что и Лесков, и Тургенев, и Репин курско-белгородские места знали не понаслышке: они — непосредственные соседи: писатели — орловцы, художник — уроженец харьковского Чугуева. Вообще, области, обступающие Курскую и Белгородскую, на биографической карте буквально фонтанируют именами первой величины. Здешние же черноземы оказались в этом отношении на удивление бесплодными. Курск в последние годы начал, правда, гордиться тем, что здесь родился и в детстве упал с колокольни преп. Серафим Саровский; этот образ блаженного старца, впрочем, вполне вписывается в общую картину черноземной благодати.
Через рассматриваемую нами территорию пролегал знаменитый Муравский шлях — путь крымчаков на Москву, здесь гудят меридиональные магистрали Москва—Крым и Москва—Донбасс. Но местность своими визитными карточками-гербами никак не реагирует на это движение. Как и исторические события, транспортные потоки словно бы проходят «сквозь», не задевая жизненного уклада^**.
Не повезло рассматриваемой области и с удобными грунтовыми путями. Правда, уже сам чернозем своими физическими свойствами не благоприятствует проведению удобных грунтовых дорог даже в плоской местности: во время продолжительной засухи он обращается в мягкий, толстый слой тончайшей удушливой пыли, носящейся в воздухе; при быстром наступлении вёдра после ненастья покрывается толстой, твердой корой, изрытой глубокими сухими бороздами, вследствие чего дорога неимоверно тряска, пока ее не разобьют тяжелые колеса возов и лошадиные копыта; то же, но в еще большем размере происходит и при быстром наступлении мороза без снега, после осеннего ненастья; во время переменчивой погоды летом чернозем обращается в липкую массу, пристающую пудовыми комьями, «месивом», к колесам и ногам лошадей и людей, что делает дорогу весьма тяжелой; таким образом, черноземные дороги бывают хороши или только зимой при сплошном снежном покрове, или же недолго во время «бабьего лета», когда возы с хлебом утрамбуют их, массы легкой паутинки, носящейся в воздухе, садясь на дороги, и, так сказать, сковывая их, не дают возможности образоваться на них пыли, а только слегка перепадающие дождички не обращают еще их в липкую грязь; или же, наконец, черноземные дороги сносны на гладкой местности в сильное ненастье, когда они почти сплошь покрыты водой. Значительным препятствием к проведению удобных грунтовых дорог в нашей области является также растущая сеть оврагов, заставляющая постоянно переносить их с места на место и строить мосты. Проведение и содержание шоссе в Среднерусской черноземной области обходится чрезвычайно дорого вследствие того, что приходится снимать чернозем и делать вновь целое дорожное полотно из песка, глины и камней, а готовое уже шоссе сверх того постоянно грязнится поперечными черноземными проселками, в чем нетрудно убедиться каждому из вагонного окна, взглянув, как грязнится ими же при любом переезде (шлагбауме) железнодорожное полотно в сырую погоду.

В.П. Семенов (Тян-Шанский)

Скучно. А чтобы попасть в Нескучное — имение, где родилась и работала Зинаида Серебрякова, самая известная и самая талантливая из русских художниц, — нужно было проехать полпути от Белгорода к Харькову. А дальше будет и Чугуев — родина Репина, и Печенеги (Ново-Белгород) — родина Семирадского. Там, на юго-западной украйне рассматриваемой области, будут родовые гнезда и Гоголя, и Мечниковых, и Квитки-Основьяненко, и Данилевского, и Ковалевских. И, рассматривая гербы соседних украинских местностей, ваши дети, без сомнения, обратят внимание на то, что они интереснее, энергичнее, привлекательнее. Малорусская (украинская) колонизация, хлынувшая в междуречье Днепра и Северского Донца на юго-восток и «подрезавшая» великорусское меридиональное продвижение на юг, образовала тот передний край, фронтьер, который и перехватил у курян и белгородцев «энергетическое лидерство».

^* Лесков здесь едко иронизирует, переделывая характеристику курян из «Слова о полку Игореве» све'домые кметы (знающие, осведомленные воины) в ведо'мых (несамостоятельных, послушных чужой воле).
^** Лишь подковы на гербе Шебекинского района напоминают о путях с юга. Здесь в XIX в. была создана первая в России противосапная и противоящурная ветеринарная станция. Это и понятно, ведь с юга, из донецких степей шли скотопрогонные шляхи (о многочисленных конезаводах в степи южнее напоминает черная конская голова на варианте герба Харькова, см. с. 29), и как некогда шебекинская крепость защищала от степной угрозы, так позднее шебекинская ветслужба стала защищать от степной инфекции.