Черноземы, степи и Докучаев

В.В. Докучаев

В Париже есть Международное бюро мер и весов, где — все это знают — при постоянной температуре под стеклянным колпаком хранится эталонный метр. Но мало кому известно, что там же хранится и кубический метр русского чернозема, привезенного из-под Воронежа в качестве эталона для оценки качества почвы. Плодородные равнины есть на всех континентах планеты — это степи Европы и Азии, саванны Африки, Австралии, прерии Северной и пампы Южной Америки. Самые лучшие свои земли венесуэльцы называют льянос, бразильцы — кампос. Но наиболее точным мерилом остается оценка: в какой степени они приближаются по своим достоинствам к кубу того чернозема. Именно приближаются, ибо превзойти его нельзя. И поныне там, в Каменной степи, оберегается участок земли в том виде, в каком она была с изначальных своих времен. Не просто любопытно, а весьма поучительно рассмотреть естественный срез той почвы, рассмотреть и глубоко задуматься.
Вот колышутся на ветру серебряные нити ковыля. Разгреби его — и увидишь в приземном слое недавно отмершие травы. Живые и мертвые стебли, корни растений образуют как бы плотный войлок, или, как его еще называют, дернину. Под нею толстенным пластом лежит маслянистый и темный перегной. Чем глубже он, тем черней и смыкается с материнской своей основой.
И как озарение приходит: Боже, да ведь это же страница за страницей перед тобой лежит история целых десяти тысячелетий земли! Как же было мучительно трудно первым прапрарастениям уцепиться за каменистый грунт, дать проростки, неброско отцвести и увянуть, чтобы оставить после себя крупицу плодородного перегноя — гумуса! С него начиналась в земле жизнь многосложной почвенной флоры и фауны. Через отверстия от перегнивших корней сюда все глубже проникали тепло, вода, воздух, черви, насекомые, в доступную для усвоения форму переходили химические элементы подстилающей породы... Да это же подземная кладовая солнца и всепланетарной атмосферы. И сегодня растения берут из почвы для своего формирования лишь десятую часть строительного материала, все остальное дает небо. Но как важна та десятая часть!
Тучные черноземы до распашки и хищнической перегрузки содержали 8—12, иногда 16 процентов гумуса, а это 700 и более тонн на одном только гектаре. Потому-то В.В. Докучаев утверждал: «...нет таких цифр, какими можно было бы оценить силу и мощь ... нашего русского чернозема».
К концу прошлого века не только не стало травяных лесов — лучшие черноземы были распаханы, оскудели. Но еще не все было потеряно. «Однажды взволнованно, с непокрытой головой вы пройдете по шумящим, почти дворцовым залам в Каменной степи, где малахитовые стены — деревья, а крыша — ослепительные, рожденные ими облака». Эти проникновенные слова принадлежат перу Леонида Леонова, а написаны они о крае, где в 1891 г. разразилась жесточайшая засуха, которая охватила черноземные губернии России, Поволжье, Украину... Тогда голодало более 35 млн крестьян.
Такая «крайняя пагуба», по выражению В. Короленко, встревожила лучшие умы государства, ее приняли близко к сердцу Л. Толстой, К. Тимирязев, А. Чехов, Д. Менделеев... Следующей весной в знойную, уже изрезанную глубокими шрамами-оврагами Каменную степь и прибыла первая подлинно комплексная экспедиция специалистов во главе с профессором Петербургского университета В.В. Докучаевым «по испытанию и учету различных способов и приемов лесного и водного хозяйств в степях южной России».
Проработала экспедиция здесь только четыре года, затем лесной департамент не счел нужным выделять «дальнейшие ассигнования», несмотря на то, что в результате хищнической эксплуатации почв, массовой их распашки, вырубки лесов мелели реки, падал уровень грунтовых вод, а недороды грозили повторяться все чаще. В этой обстановке горстка энтузиастов вопреки позиции чиновного Петербурга и косности многих ученых-коллег успела совершить подвиг, до сих пор поражающий размахом, мудростью и дальновидностью, подвиг, зримо показавший людям, как надо обращаться со своим богатством — землей, хранить и приращивать ее хлебородную силу.
Главным в борьбе с засухой и эрозией почв Докучаев считал лесные полосы и пруды. Первопроходцы-исследователи создали в Каменной степи систему защитных лесонасаждений, облесили балки и овраги, создали пруды и водоемы. Все это превратилось в уникальный оазис — рукотворную лесостепь, где коренным образом изменился микроклимат, а урожаи стали гарантированными.
...Середина осени, а дни стоят удивительно ясные, теплые и безветренные. Мы ездим и ходим по Каменной степи, раскинувшейся на водоразделе живописных рек Битюга и Хопра, и любуемся мощными полосами леса, останавливаемся у затянутых зеленым покрывалом когда-то глубоких, мрачных оврагов, приветливо сверкающих прудов. Особое чувство вызывают здесь у каждого уникальные памятники природы — заповедные столетние залежи, где бережно сохраняется все, что росло в степи многие века назад.
Но это оазис. Общая же картина остается тревожной. Из-за неразумного хозяйствования плодородие почв катастрофически рушится. В центральночерноземных областях полей, которые содержали бы не то что 16, а даже 13—10 процентов гумуса, не осталось. А их-то было почти 3 млн 600 тысяч гектаров. В конце прошлого века пашни с 10—7 процентами гумуса насчитывалось почти 8 млн гектаров — осталось чуть больше трех. Почв с 7—4 процентами гумуса набиралось 4 млн, а теперь уже 11. Площадь черноземных полей, имевших 4—2 процента гумуса, возросла на 35 процентов, а с содержанием гумуса 1—2 процента почти в 4,5 раза. В подавляющем большинстве районов зоны черноземные почвы, имеющие около 2 процентов «чистого элемента», по плодородию уже приравниваются к подзолам, которые во время работы экспедиции В.В. Докучаева встречались лишь отдельными, очень редкими пятнами.
Уже тогда Докучаев писал: «Огромная часть (во многих местах вся) степи лишилась своего естественного покрова — степной, девственной, обыкновенно очень густой растительности и дерна, задерживавших массу снега и воды и прикрывавших почву от морозов и ветров; а пашни, занимающие теперь во многих местах до 90% общей площади, уничтожив свойственную чернозему и наиболее благоприятную для удержания почвенной влаги зернистую структуру, сделали его легким достоянием ветра и смывающей деятельности всевозможных вод».
Его волновало, что создавшаяся в степи ситуация даже при сохранении прежнего количества осадков должна была неминуемо вызвать обострение почвенных и атмосферных засух, понижение уровня грунтовых вод, оскудение источников, что начался уже «энергический, все более и более увеличивающийся смыв плодородных земель со степи и загромождение речных русл, озер и всякого рода западин песком и иными грубыми осадками». «...В таком надорванном, надломленном, ненормальном состоянии находится наше южное степное земледелие, уже и теперь, по общему признанию, являющееся биржевой игрой, азартность которой с каждым годом, конечно, должна увеличиваться». Подводя итог своим наблюдениям, Докучаев писал: «...само собой разумеется, что так дело продолжаться не может и не должно; никакой, даже геркулесовский, организм не в состоянии часто переносить таких бедственных случайностей, какая выпала в настоящее время на долю России. Безусловно должны быть приняты самые энергические и решительные меры, которые оздоровили бы наш земледельческий организм».
Как все это виделось сделать, какие предпринять меры, Докучаев обстоятельно изложил в своей книге «Наши степи прежде и теперь», где намечалась конкретная программа перехода от экстенсивного земледелия к интенсивному, являющемуся одновременно и природоохранным. Сюда входили не только более совершенная обработка полей, внедрение севооборотов, надежных сортов, но еще и управление обрабатываемыми почвами путем воздействия на ландшафт самой степи: регулирование как поверхностного, так и грунтового стока, борьба с эрозией, защитное лесоразведение, посадки деревьев и кустарников на песчаных массивах, заовражных склонах, орошение речными, паводковыми и артезианскими водами.
Кочковатая тундра не вдруг превратилась в донские, калмыцкие, таврические или заволжские степи. На этих сильно увлажненных растаявшими льдами пространствах сначала разрослись могучие леса. Они шумели под ветром от Каспийского моря до Черного. Но вот запасы обильной влаги пошли на убыль, леса выкачали ее в атмосферу, климат становился суше, жарче, и леса шаг за шагом отодвигались и уступали место травяной растительности. Деревья здесь сохранялись по берегам рек и озер, в низинах, на горных склонах. Это были самой природой созданные водоохранные зеленые массивы, где лес и степь соседствовали в прекрасном сочетании. Но с массовой распашкой под топор ушли те боры и куртины, оголились предгорья и горы. Вот почему и сегодня исключительно важно предложение Докучаева о выработке «норм, определяющих относительные площади пашни, лугов, леса и вод; такие нормы, конечно, должны быть соображены с местными климатическими, грунтовыми и почвенными условиями, а равно и с характером господствующей сельскохозяйственной культуры и пр.».
Такой опыт к тому времени уже был. Еще по указанию Петра Первого под Таганрогом посадили рощу «Дубки». Затем, уже в XIX в., заложили лесные полосы и леса для защиты полей в ряде других мест черноземной степи. Известность получили примеры успешного укрощения оврагов облесением и постройкой простейших гидротехнических сооружений. Кое-где практиковалось и лиманное орошение.
К числу таких «счастливых островов» в безбрежном море экстенсивного земледелия относился и хутор Трудолюб неподалеку от Полтавы. Здесь В.Я. Ломиковский вел древопольное хозяйство, которое, по его определению, «...есть и самое привлекательное, и самое близкое к природе потому, что здесь человек, засевая землю насущным хлебом, на одном и том же месте извлекает сугубые пользы и от дерев лесных и плодоносящих, так, чтоб зернистые класы и цветные травы могли в свое время озлащаться теплым светом солнечным, а порой прикрываться прохладною тению дерев, умножающих сребристую росу и охраняющих влаги от преждевременного высыхания».
Но острова есть острова, они не могут составить материк. Так и здесь. Приемы рационального земледелия и пользования природой существовали разрозненно. И только Докучаев объединил их в четкий комплекс. Уже к 1917 г. в России было посажено 130 тысяч гектаров полезащитных лесополос. Еще шире эта работа развернулась в наше время после коллективизации деревни. В первые десятилетия после Октября черноземы без всяких удобрений, только за счет накопленного в них плодородия, без капитальных затрат кормили исстрадавшуюся страну хлебом. Под такими землями у нас сегодня лишь 8,6 процента территории, но с них мы берем почти 80 процентов зерна, много подсолнечника, свеклы, кормов, плодов, винограда...

Анатолий ИВАЩЕНКО.
Земля. 1986