6. СМЕСЬ

Кто живет здесь, кто пашет, кто пасет овец, кто ткет

Седьмой аналитический срез

Народы. Национальный состав. Этнография

Карта

Саратовская земля в представлениях современных жителей России — русская, причем подчеркнуто русская, «настоящая русская провинция». И когда в известном фильме поется о множестве холостых парней на улицах Саратова, слушатели представляют именно парней русских.
Действительно, по меньшей мере 4/5 жителей области — русские. Приглядимся, однако, повнимательнее к образам карты.
Вот по территории Энгельсского района шествует странный по среднерусским представлениям упертый бык с весьма решительным выражением глаз. Это напоминание о том, что нынешний город Энгельс (слобода Покровская, а еще раньше, по преданию, Новые Бокуры) был основан малороссами, переселенными сюда с Украины, чтобы возить на волах соль с Эльтона. Людей с территории нынешних Черниговской, Киевской, Полтавской, Харьковской областей переселяли в Поволжье с конца XVII в. и поток переселенцев шел потом постоянно.

Еще зимой, до Нового года, новобокуровцам удалось послать на Украину письма. В них рассказывали, что живут они в хуторе Новые Бокуры, насупротив Саратова, за рекой Волгой, а она — Волга — такая же большая и красивая, как Днипро-Славута. Звали родственников к себе на вольное житье, без панов.
Потом переселенцы с Украины прибывали сюда ежегодно.

(Константин Шкода. Город Энгельс)

В эту звездную июньскую ночь в родном селе Романа — Савинцы Изюмского уезда на Харьковщине никто не сомкнул глаз... Разве легко навсегда покинуть землю, где жили отцы и деды, где босыми ногами топтали каждую тропинку, где знакома каждая кочка, каждый кустик, бугорок...
На арбу поднялся Скрыпник:
— Дороги и кохани наши матыря, батьки, дидуси и бабуси! Ны плачте, ны нада. Едим мы не на смерть, колы приглянытся и вас поклычем, а буде гирко повернымося назад, будым опять служить трыклятым панычам, а зараз с Богом! До побаченья! Прощай, наша риднесынька батьковщина!..
Пеший переход пятнадцати семей первопроходцев со скотом и обозом на волах занял два месяца и закончился там же, где степной Торгун круто поворачивает на север. От края и до края во все стороны горизонта, до самого сырта волнисто шумели на ветру перестоявшиеся степные травы, седые ковыли.
— Вот это и есть наша новая Савынка! — сказал впервые своим землякам и родным Роман Горюшко.
— Заихалы! — заголосили бабы, заревели дети.
А скот, дорвавшись до вольной травы, разбрелся по степи. Здесь ему было раздольно...
Так началась история степной Савинки.

(Георгий Килочек. Савинка на Торгуне)

Чтобы выжить на вновь осваиваемых территориях, нужны были, пожалуй, именно «хохляцкое упрямство», та жизнелюбивая целеустремленность, что сквозит в энергичной фигуре быка (и не догадаешься, что он на самом-то деле вол), и известная украинская меланхоличность, воловье терпение.

Зажиточные хуторяне собирались в волостном правлении «на сходку». И, если подымался вопрос о постройке новой школы, о замощении улиц и т.д., горланили обычную «резолюцию»:
— Нэ треба!
Болота и грязь затопляли слободские улицы.
Так жили в слободе Покровской, в семи верстах от Саратова.

(Лев Кассиль. Кондуит и Швамбрания)

В Энгельсском, Краснокутском, Федоровском, Ершовском районах и в области в целом и поныне много украинцев. Впрочем, живя среди великороссов, малороссы смешивались с ними и все меньше придавали значения этнографическим различиям.

Малоруссы живут частью отдельными слободами, частью вместе с великоруссами, но почти никогда с другими народностями. Живущие отдельно от великоруссов сохраняют в неприкосновенности свой быт и язык, а поселившиеся вместе с великоруссами заметно теряют свои типичные отличия, подчиняются влиянию их в костюме, языке и пр.

(И.Н. Сырнев.
Распределение населения Среднего
и Нижнего Поволжья по территории,
его этнографический состав, быт и культура//
Россия. Том шестой. — СПб., 1901)

У казаков было в обычае иногородних в своем селе не селить. Обиженные уходили с работы. Тогда резко падала поставка соли... Кроме того, с уходом батраков редела боевая дружина Новых Бокур. Ни того ни другого атаман села допустить не мог и он предложил батракам селиться за ериком, тянувшимся от реки до Сапсаева озера: это было и за селом, и рядом с ним. Батраки согласились. Вскоре за ериком, где теперь Самарская и Пушкинская улицы, появились глинобитные избы. Поселок назвали Русской слободкой. Впоследствии жители Новых Бокур и Русской слободки перероднились, смешались, слились в одну новобокуровскую громаду (общество).

(Константин Шкода. Город Энгельс)

Так на саратовской земле возникал единый южнорусский сплав, красота и доброта которого выражена гостеприимно-хлебным гербом Федоровского района. Кстати, название райцентра Мокроус — явно украинского происхождения, равно как и Дергачи (хохол-дергач на гербе — то же, что кацап-коростель), Александров Гай, Красный Кут, Перелюб. Молодой народный сплав, в котором размывались и строгая Северная Русь, и «щирая Украина», стал объектом писательской иронии.

Около некоторых кнопок висели вразумляющие объявления: «Прозба не дербанить в парадное, а сувать пальцем в пупку для звонка».

(Лев Кассиль. Кондуит и Швамбрания)

В Саратове зарегистрировано «Саратовское землячество украинцев Поволжья», выходит газета «Украинский Часопис».
Даже собственно русские символы на гербах, показывающие продвижение православия из исторической Московской Руси на Среднюю и Нижнюю Волгу, отдают югом, нашей Украиной. Церковь, изображенная на гербе Воскресенского в память о том, что село в старину принадлежало подмосковному Воскресенскому монастырю, носит явные черты не московской, а южнорусской — черниговской, киевской архитектуры. Для символического изображения Святого Духа в Духовницком выбран вовсе не сдержанно-воркующий голубь средней полосы, как это принято в Московской и Северной Руси, а горлица — крикливая южанка.
Для освоения новых земель привлекали не только русских (Питерка, например, основана выходцами из Санкт-Петербургской губернии, и те, сразу видно — столичные, на гербе соорудили механизм — мельницу) и украинских поселенцев. Позвали и немцев.

Город Маркс. Служба в католическом костеле

Без четверти семь утра бьют на кирхах и на костелах колокола, и все немцы в Марксштадте, как во всех кантонах и колониях, сидят за кофе. В семь утра бьют на кирхах и костелах колокола, и немцы за работой...
Около рождества Иисуса Христа здесь были скифы. Между третьим и четвертым веками здесь были аланы, лучшая эпоха этих земель, люди европейского черепа, ушедшие отсюда на Кавказ и в Европу. За аланами — вновь пустыня, до тринадцатого века татар. За татарами — от пятнадцатого столетия до века российской Великой Екатерины — опять пустыня, кочевья киргиз и калмыков.
Теперь — немцы.
В 1763 г. по германским городам читался манифест Екатерины Второй, российской императрицы, в коем говорилось, что в России, на Волге, есть такие чудесные места, где произрастают лимоны, винограды и мирты, происходит миртовая жизнь, эдакий лирический лимонад из писаний великой императрицы, и что юная Фелица приглашает всех желающих немцев ехать туда на вечные времена трудиться и блаженствовать без податей, без воинской повинности на сто десять лет, на новые земли, где каждый себе может взять земли, сколько захочет. Манифест обещал бесплатный проезд до этих чудесных земель и ссуды на инвентарь и скотину. Манифест читался по немецким городам под звоны бубенцов, привлекающих толпу, как и доныне читаются приказы в волжских немецких колониях, — читался в дни после разгрома Семилетней войны, — и до Волги, барками по Тихвинской и Мариинской системам от Петербурга, дотащилось тридцать тысяч немецких неудачников, разоренных войною и голодом…
Люди тогда приехали к осени, в места, где, как полагалось по российским традициям, миртов не произрастало, но была голая степь, ковыль, пустыня и ни одного человеческого кола. По степи кочевали киргизы и калмыки, и за степью на горизонтах вставали миражи. Кроме немцев в эти места Екатериной посылались каторжники и острожники русского происхождения. Немцы оказались в положении более жестоком, чем были во время Семилетней войны, — и в первые годы от тридцати тысяч осталось двадцать три; офицеры ушли к Пугачеву, солдат вешала Екатерина; многие ремесленники собрались бежать обратно.

(Борис Пильняк. Немецкая история)

Со всех краев степи к берегу тянулись медленные потоки телег. По спинам сытых лошадей двигалось солнце. Солнце сияло на вершинах пшеничных холмов. Телеги тысячами точек спускались к Волге. Рядом с лошадьми шагали гиганты в шерстяных фуфайках, потомки голландских фермеров, переселенных при Екатерине в Приволжские урочища. Лица их остались такими же, как в Саардаме и Гаарлеме. Под патриархальным мхом бровей, в сети кожаных морщин, блестели капли поблекшей бирюзы. Дым трубок таял в голубых молниях, протянувшихся над степью.

(Исаак Бабель. Иван-да-Марья)

Покровск на Волге — столица. Главный город Республики немцев Поволжья. Это из географии. К сведению. Вывески двойные — немецко-русские. Язык тройной. Вроде одеколона. Украинский, русский, немецкий. Интересный городок. Летом пыль — жуть.

(Лев Кассиль. Изустный период в городе Покровске).

И. Сорокин. Возращение чумаков с Эльтона в слободу Покровскую (нынешний Энгельс)

О бывших здесь немецких колониях, о существовавшей потом Республике Немцев Поволжья, о нынешнем небольшом немецком населении в Энгельсе, Марксе, Ровном и других пунктах свидетельствуют два герба. В Марксовском районе (Маркс — бывший Екатериненштадт, или Баронск, потом Марксштадт) перелетный гусь несет в клюве растение вайда — ценный краситель для тканей, секрет использования которого немцы принесли с собой из Тюрингии. В Красноармейском районе (Красноармейск — бывшая колония Бальцер) кирпичная кладка символизирует былую немецкую колонию (немцы строились капитально), а свиток — ткань сарпинку, которую во множестве изготовляли немецкие ремесленники (было что покрасить марксовскому гусю).

В Бальцер приехали ночью, в кантон, с улицами, проложенными линейкою и заложенными пылью по щиколотку. Кантон спал, прикрыв ставни. Выли по-степному собаки. Небо также было степным. На постоялом дворе блистательствовала чистота. Дали четыре полотенца и две постели. Электричество погасло в час ночи.
Наутро в палительном зное перед глазами прошел Бальцер, этот кантон, где в каждом доме ткут сарпинку, — сарпинка — Сарепта* — сарептинские немцы. День прошел кожевенным заводом, где нечем дышать от удушья падали, клубами пшеничной пыли вальцовой мельницы, горами подсолнечной шелухи маслобойного завода... За невероятностями пыли из зноя переулков, около реки Голый Карамыш стояла сарпинковая фабрика, немки склонялись над ткацкими машинами в немецком порядке и чистоте. Бальцер — кантон, индустриальный центр, — фабрики, уничтожающие кустарничество, — и все же кантон весь день шелестит необыденным, странным для степного зноя шелестом кустарных ткацких станов: это в домах ткут сарпинку женщины, дети, мужчины.

(Борис Пильняк. Немецкая история)

В годы индустриализации кустарное ткачество прекратилось, но его эстафету приняло новое, построенное в 50-е годы предприятие — Камышинский хлопчатобумажный комбинат (челнок на гербе советского времени). Предприятие это, считавшееся крупнейшим в СССР (и возможно, в Европе) и носящее, между прочим, имя Косыгина, было в 90-е годы разделено «реформаторами» на три фирмы и понемногу разворовывается.
В степях переселенцы встретились с кочевавшими здесь монголоидными народами — калмыками и казахами. Тюркские названия Озинки и Узени (озен — речка, ложбина) были принесены либо казахами, либо другими их тюркскими предками. По-азиатски насторожена степная змея Перелюба, на крайнем востоке.

Местность, занимаемая Покровской Слободой, и степь, прилегающая к ней, известная под именем «Поганого поля», в старину служила местом, где кочевали калмыки.

(И.Н. Сырнев)

— Земля тут добра. Вот тилько бачу богато тутычко вооруженных и яки-то кордоны над Торгуном... Отсюда русский. Оттуда кыргызы!..** Ны Крым, ны Туречина и ны Польша, а бачь яка строгость...
— Переселяйтесь! — советовал офицер. — Границы здесь спокойные... Ну, а в случае чего, в обиду не дадим.
— А чии тут земли? — спросил Роман.
— Вот туда — киргизские, а эти все казенные, российские, по левой стороне Торгуна, то земли ханские, князя Кубаша.
— Ой лышечко, и тута князь?..
— Переселяйтесь, не бойтесь...

(Георгий Килочек. Савинка на Торгуне)

Кочевники гоняли здесь овец (Алгай), кормящихся степными травами (ковыль на трех гербах). И ясно, что когда европейский плуг начал подрываться под кормовую базу азиатского скотоводства и превращать ковыльную дикость в культурную декорацию (на гербе Новоузенска ковыльный сноп перетянут лентой — укрощенная степь), кочевники не выразили удовольствия.

Первым делом казаки окружили Новые Бокуры рвом и валом для обороны от врагов. Уже весной следующего года это учение пригодилось: на хутор напали калмыки. Казаки ружейным огнем обратили их в бегство. Заарканили двух калмыков. После допроса сытно накормили пленных, вернули им коней, вручили письмо для хана и отпустили.
В письме написали хану, что казаки — люди царя Петра I — поселены здесь для возки соли. «Царем велено жить с вами в дружбе. Мы того же и сами хотим, только и вы не чепайте нас в наших хатах, в дороге за солью и на обратном пути. А мы будем покупать у вас всякую худобу...»
После этого калмыки не нападали на хутор. Но в поле и на дорогах к озеру налетали часто. Бывали и убитые с обеих сторон, иногда калмыки «отымали» у казаков и соль и волов. Поэтому без ружья, пики и сабли казаки никуда не выезжали...

(Константин Шкода. Город Энгельс)

У меня — от милой, милой моей бабушки Анны — еще до сих пор есть шерстяные чулки, красные с синими полосками, такие добротные и неизносимые, как вся немецкая культура. Бабушка тогда мне, ребенку, рассказывала, как, когда немцы впервые пришли сюда на Волгу, они вели войну с киргизами [казахами]; один раз киргизы поймали в займищах на Карамане тридцать немцев и вырезали им языки; а немцы, излавливая конокрадов-киргизов закапывали их в стога и сжигали заживо; моя детская фантазия рисовала тогда: зеленые степные ночи и обязательно верблюдов, много верблюдов; мне было очень тесно от рассказов бабушки.

(Борис Пильняк. Три брата)

Впоследствии калмыки ушли из этих степей на новые места. Казахов же и поныне очень много в левобережных районах Саратовской области, причем в Алгайском они в абсолютном большинстве. Казахстан поставляет учебники казахского языка в школы Алгайского, Новоузенского, Энгельсского районов.

[В Ровенском районе] доля казахов составляет в некоторых селах 30—40%, они часто создают фермерские хозяйства, а в приусадебных держат много скота. [В Новоузенском районе] чабанами на кошарах работают казахи или чеченцы.

(Т.Г. Нефедова)

Быт их [казахов] и костюмы чрезвычайно красочные и гармоничные при всей яркости цветов, чистота и прозрачность воздуха с его миражами, величественные лебеди степей — верблюды, стада лошадей, разводимых на кумыс, бараны, пестрые ковры кошар, простодушный и гостеприимный народ, живущий натуральным хозяйством, все это было столь неожиданным, превосходило все ожидания, давало столько материала для искусства, что я пять раз подряд приезжал и подолгу кочевал с этим удивительным народом...

(Павел Кузнецов. Воспоминания)

Малороссы и немцы пришли с запада. Казахи и калмыки с востока. Остается вспомнить, что до прихода русских с севера волжский меридиан, от Астрахани до Казани, держала Золотая Орда, татары. Само название Саратова — татарское, тюркское по происхождению: от сары тау — желтая гора. Нет сомнения в татарском происхождении названий Кулатка, Базарный Карабулак, Балтай.

Татары в нашем уезде были превосходной выносливости и честности жнецы: брали верную высоту соломы, работали и ночью, что под силу только очень опытным работникам. Татары ухитрялись кое-как ликвидировать свои плешивые, недозрелые полоски или поручали оставшимся старухам подергать недожатое у себя, а сами целыми деревнями с детьми и женами, с самоварами и одеялами и всей рухлядью грузились на телеги-таратайки и направлялись за Волгу, на юг, к станицам.

(Кузьма Петров-Водкин. Хлыновск)

Граничащий с Саратовской областью Старокулаткинский район Ульяновской области — практически однонациональный татарский. В соседних саратовских районах много чисто татарских сел. Много татар и в Левобережье. Преподавание на татарском языке ведется в школах Саратова, Пугачева, Базарно-Карабулакского, Дергачевского, Ершовского, Балаковского, Петровского районов Саратовской области, в ульяновской Старой Кулатке. Самым явным татарским гербом на листе является старокулаткинский. На нем не только татарский орнамент. Он и по форме (основа композиции — круг) похож на герб Татарстана (сравните герб татарского села Барда на юге Пермской обл.; № 4/2004, с. 11).
Татарские села ухожены, много кирпичных домов. Благосостояние, однако, зачастую достигается не собственно сельским трудом, а специфическими видами деятельности.

Село Яковлевка, где 99% населения — татары, вообще одно из самых богатых в районе [Базарно-Карабулакском], области и даже в России. Но создано это богатство не на приусадебном хозяйстве. Яковлевка — село перекупщиков и коммерсантов. На 730 хозяйств там приходится 300 грузовых машин и 350 легковых, что говорит о многом. А по числу шикарных каменных особняков (20% всех домов) «новые татары» не уступают «новым русским» Подмосковья. Люди и раньше жили богато, но расцвели в 90-х годах, чувствуя себя на диком российском рынке как рыба в воде. Заняты они в основном скупкой мяса у населения и зерна у фермеров не только Саратовской, но и соседних областей.

(Т.Г. Нефедова)

И уж не назло ли этим перекупщикам-мусульманам соседний Балтайский район поместил на свой герб свинью?
Конфликты между людьми разных национальностей если и возникают здесь, то главным образом не из-за какой-то особой этнической неприязни. Все упирается в экономику: отношения купли-продажи и раздел природных ресурсов: пастбищ, лесных угодий.

Загалдели мужики миролюбиво, но сторожко: — «Леса теперь наши, сами хозяева!.. — желам пилить в Мокром буераке, как он Кадомский!» — «Немцы из-за Волги, — ежели на нашу сторону в леса поедут, все ноги переломаем!..» — «Татары вот тоже либо мордва.» — «Ты, товарищ-барин, рассуди толком, — мы пилили и желаем продать в Саратов по сходной цене!» ... — Попарно, не спеша и покойно вошли в комнату шестеро, немцы, все в жилетах, но оборванцы, как и русские. — «Knnen Sie Deutsch sprechen?» — спросил немец. — Мужики загалдели о немцах, — вон, наши леса!

(Борис Пильняк. Мать сыра-земля)

Для понимания того, сколь национально многогранна рассматриваемая территория, добавим чувашей и мордву в северо-западных районах (на гербах они, правда, никак не выразились). В последние годы национальный состав территории еще более усложнился. На юго-востоке появились чеченцы, снимающие кошары и зарекомендовавшие себя хорошими пастухами, но к ним, правда, тут же наезжает множество соплеменников. На юге, на приволжских бахчах вовсю хозяйствуют корейцы из Казахстана.
Поволжью удается пока находить формы сосуществования разных народов. Этим гордится герб Перелюбского района. Согласно официальному описанию, золотая змея символизирует терпеливость, выносливость и мудрость многонационального населения, проживающего на бескрайних просторах Перелюбских степей, это и эмблема вечности.
И все-таки Саратовское Поволжье остается подлинно русской землей, русский человек только мужал и становился крепче в соприкосновении с другими народами. Не случайно именно из этих мест производит Алексей Толстой (сам уроженец Николаевска — нынешнего Пугачева) героя своего знакового рассказа «Русский характер» — собирательный светлый образ русского человека:
Человек он простой, тихий, обыкновенный, — колхозник из приволжского села Саратовской области. Но среди других заметен сильным и соразмерным сложением и красотой. Бывало, заглядишься, когда он вылезает из башни танка, — бог войны! Спрыгивает с брони на землю, стаскивает шлем с влажных кудрей, вытирает чумазое лицо и непременно улыбнется от душевной приязни... «Отец мой — человек степенный, первое — он себя уважает. Ты, говорит, сынок, многое увидишь на свете и за границей побываешь, но русским званием — гордись...»

* Сарепта — немецкая колония под Царицыным, ныне — в черте Волгограда.
** Киргизами, напомним, в старину называли казахов.