Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «География»Содержание №38/2004

Мировое хозяйство


Мирохозяйственные связи:
мифы и реальность

Л.М. СИНЦЕРОВ
канд. геогр. наук,
старший научный сотрудник
Института географии Российской академии наук

В научной и учебной литературе широкое распространение получил ряд мифологизированных представлений о характере международного географического разделения труда и особенностях мирохозяйственных связей в современную эпоху и в обозримом прошлом. Остановимся на некоторых из этих мифов.

Миф первый: «современный мировой туризм —
это туризм, в первую очередь, международный»

Чарльз Шилер. Пространственные круговороты. 1953

Чарльз Шилер.
Пространственные
круговороты.
1953

Средства массовой информации наполнены сообщениями о турах в зарубежные страны. Как хорошо отдохнуть в Баден-Бадене или Куршавеле, на Мальорке или Сейшельских островах, побродить по улочкам Праги, подняться на Эйфелеву башню, искупаться в Мертвом море, увидеть озера Каринтии, замки на Луаре, национальные парки Африки и норвежские фьорды! А можно съездить в Анталью, Хургаду или на Кипр. Мы знаем, что американские пенсионеры путешествуют по всему миру, встречаем дисциплинированных японских туристов на улицах европейских городов, слышим иностранную речь в центре Москвы. Почему-то вспоминается шутливая реклама из недавнего прошлого: «Посетите СССР, пока СССР не посетил Вас!». Такой образ мирового туризма складывается в сознании обывателя. Да и в специальной литературе повествование о мировой туристической индустрии нередко сводится к рассказу именно о международном туризме.
Действительно, наряду с нефтью и автомобилями, туризм является одной из важнейших отраслей мировой торговли, определяющих специализацию многих стран мира в международном географическом разделении труда. Международный туризм, измеряемый по количеству прибытий из-за рубежа, с 1950 г. по 1999 г. вырос в 26 раз. На его долю сегодня приходится 25—30% международной торговли услугами и 6% всей международной торговли. Однако с точки зрения «экспортности», то есть интенсивности участия в международном географическом разделении труда, туристическая индустрия составляет разительный контраст с той же автомобильной или нефтедобывающей промышленностью. Если на экспорт поступает 40% производимых в мире автомобилей и около половины добываемой нефти, то у международного туризма есть колоссальный противовес — внутренний туризм, то есть не связанный с выездом в зарубежные страны, на который приходится 80—90% всех туристических поездок, а расходы на внутренний туризм примерно на порядок превышают затраты на международный туризм. Так, например, в 1999 году доходы от мирового туризма в целом составили до 3,8 трлн долл., в том числе от международного туризма — 442 млрд долл., то есть примерно 12%. Таким образом, мировая туристическая индустрия, при всей ее кажущейся интернациональности, ориентирована прежде всего на «внутреннее потребление».

Миф второй: «бурный вывоз капитала начался
в мире в конце ХIХ века и продолжался на протяжении
всего ХХ столетия, развиваясь по нарастающей»

Вопрос этот оказался чрезмерно политизирован в отечественной литературе. Приводимые в советских источниках данные о вывозе капитала за длительный исторический период носили, как правило, некорректный характер.
Исчисленные в абсолютных цифрах и текущих ценах без соотнесения с размерами ВВП, они были призваны показать, что процессы, описанные В.И. Лениным, развиваются поступательно, что, якобы, подтверждало истинность его учения об империализме*.
На самом деле период 1875—1914 гг. носил уникальный характер, и эту уникальность еще только предстояло оценить в контексте нового исторического опыта. Он вошел в историю мировой экономики как «классическая эпоха вывоза капитала», когда Европа была «мировым банкиром». Первая мировая война положила конец этой эпохе. Если
в 1900—1913 гг. вывоз капитала в мире составлял в среднем 1,1 млрд долл. в год, то в среднем за межвоенный период он сократился до 110—170 млн долл. в год (в ценах 1913 г.), то есть почти на порядок.
В начале 60-х годов XX в. вывоз долгосрочного капитала из развитых стран в процентах к величине их ВВП был примерно в три раза ниже, а в 1984 г. — в 1,5 раза ниже, чем перед Первой мировой войной, и лишь на рубеже 80—90-х годов он впервые достиг уровня 1913 г. Что касается накопленных в мире прямых зарубежных инвестиций, то в отношении к валовому мировому продукту их размеры и в 1960 г., и в 1975 г. были вдвое, а в 1985 г. — в 1,4 раза ниже, чем перед Первой мировой войной, и только в 1994 г. они несколько превысили уровень 1913 г.
В этой связи возникает вопрос: насколько правомерно экстраполировать само понятие «империализм», одним из главных признаков которого являлся вывоз капитала (который, по словам В.И. Ленина, приобрел «выдающееся значение» к началу ХХ в.), на период после Первой мировой войны? Действительно, можно согласиться с тем, что империализм был «высшей стадией капитализма», но капитализма ХIХ в, который с точки зрения экономической истории закончился в 1913—1914 гг.
В сущности, об этом же пишет и В.И. Ленин в авторском предисловии к зарубежному изданию очерка «Империализм как высшая стадия капитализма», четко определяя временные рамки своего исторического анализа: «...Основная задача книги была и остается: показать по сводным данным бесспорной буржуазной статистики и признаниям буржуазных ученых всех стран, какова была итоговая картина всемирного капиталистического хозяйства, в его международных взаимоотношениях, в начале ХХ в., накануне Первой всемирной империалистической войны...»

Миф третий: «обмен сырья и продовольствия
на промышленные товары 100 лет назад
составлял основу международного разделения труда,
его главное содержание»

Академик Е.С. Варга в работе «Капитализм в начале ХХ века» утверждал, что основное направление мировой торговли в начале ХХ в. представляло собой обмен готовых промышленных изделий, произведенных в индустриальных странах Западной Европы, на сырье и продовольствие из малоразвитых стран.
Детальные исследования, проведенные еще под эгидой Лиги Наций, убедительно показали, что главным видом «обменов» в начале ХХ в. являлся обмен сырья и продовольствия на сырье и продовольствие, который в 1913 г. охватывал 40% мировой торговли. Так называемый «традиционный тип обменов», обмен промышленных изделий на сырье и продовольствие, которому часто приписывают доминирующую роль, занимал второе место — на него приходилось 29,8% мировой торговли. Обмен промышленных изделий на промышленные изделия охватывал 19,4% мировой торговли. Наконец, еще 10,8% мировой торговли приходилось на обмен всех видов товаров на предметы «невидимого» экспорта.
Это была эпоха в первую очередь глобальной ресурсной интеграции, когда экономический рост порождал более чем пропорциональное увеличение спроса на сырье и продовольствие на мировом рынке. Если в наше время, к началу ХХI в., на сырье, включая энергоносители, и продовольствие приходится только 25% мировой торговли, то в последней четверти ХIХ и начале ХХ в. их доля составляла 63—64% в текущих ценах, а в ценах 1913 г. — до 67—68% мировой торговли. Всего несколько государств специализировались сто лет назад на экспорте преимущественно промышленных товаров: перед началом Первой мировой войны в Великобритании на промышленные товары приходилось 78% вывоза, в Германии — 72%, во Франции — 60%, в Японии — 56%; сюда же, очевидно, следует отнести Швейцарию и Бельгию. Именно эти государства и образовывали так называемый «мировой город».
Подавляющее большинство стран мира (не только колониальные и отсталые страны!) имели в то время аграрно-сырьевую или преимущественно аграрно-сырьевую специализацию в международном географическом разделении труда. В 1913 г. в Швеции на аграрно-сырьевые товары приходилось 66% экспорта, в Италии — 62%, в Норвегии — 72%, в Дании — 100%, в Канаде — 80%, в Австралии — 88%, в Аргентине (входившей в десятку стран с наиболее высокими душевыми доходами) — 97%, в Новой Зеландии — 100%. Даже в Соединенных Штатах Америки продовольствие и сырье составляло 62% экспорта, то есть по своей роли в международной торговле они служили в значительной мере аграрно-сырьевым «придатком» Западной Европы. А ведь к тому времени США уже тридцать лет являлись крупнейшей промышленной державой, и на их долю перед Первой мировой войной приходилось около трети производства в мировой обрабатывающей промышленности!
Таким образом, к началу ХХ столетия, когда мировое хозяйство сложилось как целостная система, международное разделение труда базировалось главным образом на природно-ресурсных факторах. И в этом его главное отличие от международного разделения труда в современную эпоху глобализации, в основе которого — обмен промышленных товаров на промышленные товары.

Миф четвертый: «колонии играли особую роль
в экономике метрополий и в целом в мировом
хозяйстве в начале ХХ века, когда раздел мира
между империалистическими державами
был завершен»

В реальности колониальные захваты конца ХIХ — начала ХХ в. не дали ожидаемого экономического эффекта. Вопреки известному афоризму, торговля не следовала за флагом. Перед Первой мировой войной удельный вес «своих» колоний во внешней торговле метрополий составлял: в Великобритании — 15—16%, во Франции — 11%, в Нидерландах — 9%, в Португалии — 8%, в США — 6%, в Бельгии и Испании — по 1—2% и в Германии — 0,5%. Данные эти не вызывают сомнений и приводятся как в отечественном «Статистическом справочнике по экономической географии стран капиталистического мира» М.Б. Вольфа и В.С. Клупта, изданном в 1959 г., так и в обширной зарубежной литературе по экономической истории.
Действительно, в некоторых случаях колонии обеспечивали новые источники сырья, однако доступ к этому сырью не требовал установления политического контроля над территорией. На самом деле главными заокеанскими поставщиками сырья и продовольствия для промышленности и населения Европы были США, самоуправляющиеся доминионы (Канада, Австралия, Новая Зеландия и Южная Африка) и независимые государства Латинской Америки. Рассмотрение колоний как значимых рынков сбыта промышленных товаров также ошибочно из-за низкой покупательной способности их населения. Британская Индия с ее 300-миллионным населением имела такой же оборот внешней торговли, как маленькая Голландия, где проживало пять миллионов человек. Да и статус «метрополии» не обеспечивал исключительных прав на торговлю в эпоху, когда в колониях проводилась политика «открытых дверей». В результате немцы поставляли в Британскую Индию гораздо больше товаров, чем во все свои собственные колонии вместе взятые, а Франция экспортировала в Индию больше товаров, чем в Алжир — «жемчужину» собственной колониальной империи.
Колониализм сыграл, безусловно, огромную роль в «европеизации» мира, однако его экономическое значение необоснованно преувеличивается. Нельзя согласиться с профессором Т.Х. Эриксеном, который утверждает, что «колониализм, развиваясь, привел к созданию мировой экономики, основанной... на экспорте сырья из бедных стран и готовой продукции из богатых» (Тирания момента. Время в эпоху информации. — М., 2003). В начале ХХ в., когда мировое хозяйство сформировалось как целостная система, а эпоха колониализма достигла своего расцвета (колонии занимали 28% обитаемой суши и в них проживало 29% населения Земли), на долю колоний приходилось в 1903 г. — 9,7%, а в 1913 г. — 9,5% мировой торговли.
Вопреки распространенным представлениям, колонии не играли заметной роли и в импорте капитала. На долю «своих» колоний приходилось всего лишь 12—13% зарубежных инвестиций Великобритании, накопленных к началу Первой мировой войны, 9% — Франции и 7—8% — Германии. В целом из накопленных к 1914 г. в мире 44 млрд долл. зарубежных инвестиций на колонии приходилось не более 14%. Таким образом, между двумя ключевыми признаками «империализма» — колониальной экспансией и вывозом капитала — отсутствует какая-либо заметная связь, их географические векторы были направлены в разные стороны.

Миф пятый: «массовые международные
миграции населения, характерные для
современной эпохи, не имеют аналогов
в прошлом»

Сегодня в мире свыше 130 млн человек проживает за рубежами своей родины, и каждый год эмигрантами становится 2—3 млн человек. За последние тридцать лет доля иммигрантов в численности населения развитых стран выросла почти в полтора раза и достигает теперь 5%. Иммигранты первого поколения, то есть уроженцы зарубежных стран, составляют 9% населения США, 23% — Австралии, 15% — Канады, более 9% населения Бельгии, 8—9% — Германии, 16% — Швейцарии, 28% — Люксембурга, 6—7% населения Франции и Австрии, 5% — Аргентины и т.д.
История повторяется. Перед Первой мировой войной иммигранты первого поколения составляли 22% населения Канады, 1/6 — Австралии, не менее 25% — Аргентины, 26% — Новой Зеландии и 15% населения США (еще у 20% американцев оба или один из родителей были иммигрантами первого поколения). Швейцария принимала не только политических эмигрантов — в 1914 г. доля иностранцев в населении альпийской республики достигала 15,4%.
В условиях массовых миграций населения из одной страны в другую человечество вступило в ХХ столетие. Это была эпоха великого переселения народов из Европы, которая служила источником более 95% межконтинентальных миграций, в Новый Свет. С середины ХIХ в. и до начала Первой мировой войны Европу покинуло не менее 40 млн человек, что равно численности населения Великобритании или Франции на начало ХХ в. В одни только Соединенные Штаты Америки за этот период въехало примерно 30 млн иммигрантов, а ведь еще в 1860 г. в США проживало всего 32 млн человек. О масштабах переселенческих движений можно судить по таким цифрам: только за 80-е годы ХIХ в. в США переселилось свыше 7% жителей Скандинавии; более 6% населения Италии переехало в США в 1905—1914 гг.; в 80-е годы XIX в. из Великобритании за океан эмигрировало 5% населения, из Австро-Венгрии в 1890—1910 гг. — 6,5%.
Движущей силой миграционного процесса был демографический взрыв в Европе, явившийся откликом на промышленную революцию. Из перенаселенных европейских стран мигранты направлялись в Новый Свет, где рабочих рук не хватало, а уровень жизни был выше. В 1870 г. реальная зарплата в Австралии была почти вдвое выше, чем в Великобритании; в США — в 4 раза выше, чем в Швеции; в Канаде — в 1,5 раза выше, чем в Великобритании; в Аргентине — в 2,3 раза выше, чем в Италии.
В 50-е годы поборники европейской интеграции поднимут вопрос о восстановлении «общего рынка» рабочей силы, существовавшего в Европе до 1914 года. В пределах Европы временная миграция (на заработки) играла значительно более важную роль, чем переезд на постоянное жительство. На протяжении десятилетий до Первой мировой войны европейские границы ежегодно пересекало от 1 до 2 млн только временных мигрантов.
В основном это были уроженцы Польши, Австро-Венгрии, Италии и Испании, которые направлялись во Францию, Германию, Бельгию и Швейцарию.
Сто лет назад эмиграция из Китая и Индии по своему размаху примерно соответствовала европейской эмиграции за океан (напомним, что в 1900—1914 гг. из Европы ежегодно уезжало от 1 до 1,5 млн переселенцев), однако ее отличал, во-первых, внутрирегиональный и, во-вторых, ярко выраженный «маятниковый» характер. Подавляющая часть китайцев и индийцев (законтрактованные рабочие — кули, торговцы, ремесленники и т.п.) направлялась в соседние страны — в Бирму, на Цейлон, в Малайю, на Суматру и в Таиланд для работы на плантациях, рудниках и в городах. После истечения срока контракта они обычно возвращались на родину. Так, например, за 1871—1914 гг. Индию покинули 15,8 млн, а обратно вернулись 11,7 млн человек, то есть «чистая» эмиграция составила 4,1 млн человек.
В конце ХIХ — начале ХХ в. существовал по-настоящему всемирный рынок рабочей силы, не ограниченный квотами и другими барьерами. Паспорта и визы при пересечении государственных границ в то время не требовались, так же как и разрешения на трудоустройство иностранцев. Перемещения людей из одной страны в другую были практически свободными.

Миф шестой: «глобальное информационное пространство — уникальное порождение электронных технологий конца
ХХ века»

Интернет, спутниковые системы связи, телевидение, мобильная телефония, охватывающая уже 1,5 млрд абонентов по всему миру, — все это бесспорные достижения науки и техники, сформировавшие современное «информационное общество». Однако не следует забывать, что первая поистине глобальная информационная сеть, «всемирная паутина», была создана более 100 лет назад, ее имя — всемирный телеграф. «Интернетом Викторианской эпохи» называют его историки электросвязи, проводя очевидную параллель между информационными революциями второй половины ХIХ и конца ХХ в.
Электрический телеграф появился в начале 40-х годов XIX столетия и примерно через десять лет приобрел международный характер. Самым поразительным достижением цивилизации, сравнимым по значимости с открытием Колумбом Нового Света, считали современники прокладку атлантического телеграфного кабеля, соединившего Европу с Северной Америкой (устойчивая связь была налажена в 1866 г.). К концу 70-х годов ХIХ в. телеграфные линии уже соединяли Европу с Южной Америкой, с Северной и Южной Африкой, с Индией, Китаем, Японией, Австралией, Новой Зеландией.
Телеграф произвел настоящий информационный «взрыв». Если прежде для передачи сообщений на дальние расстояния требовались месяцы или недели, то теперь — считанные минуты. Наступила эра «мгновенных глобальных взаимодействий». Не случайно два крупнейших современных мировых информационных агентства были созданы полтора столетия назад: британское Рейтер — в 1851 г. и американское Ассошиэйтед Пресс — в 1848 г. Ритм экономической жизни стал совершенно другим. Телеграф обеспечил информационное единство мира, интеграцию международных товарных и финансовых рынков, мировое хозяйство заработало в режиме реального времени.

Миф седьмой: «современная интернационализация хозяйственной жизни и глобализация экономики — беспрецедентное событие в мировой истории»

В достаточно мягкой форме эта мысль высказана в книге С.Б. Шлихтера и С.Л. Лебедевой «Мировое хозяйство» (Москва, 1996): «Тезис об интернационализации хозяйственной жизни в капиталистическом обществе, введенный еще В.И. Лениным, наполнился после второй мировой войны конкретным содержанием».
Надо сказать, что тезис об интернационализации хозяйственной жизни был введен задолго до В.И. Ленина в 1848 г. в «Манифесте Коммунистической партии»: «Буржуазия путем эксплуатации всемирного рынка сделала производство и потребление всех стран космополитическим...» Выдвинутые К. Марксом и Ф. Энгельсом лозунги «интернационала» и «соединения» пролетариев всех стран отражали сущность нарождавшейся эпохи. Для современных исследователей глобализации Карл Маркс — основоположник, создатель ранней теории капиталистической глобализации.
Согласно широко распространенным взглядам, подъем первой глобальной экономики начался с середины ХIХ столетия, а ее вершиной стал период 1895—1914 гг., вошедший в историю как «прекрасная эпоха» (la belle epoque). Во главе этого всемирного движения стояла Великобритания — «владычица морей» и «мастерская мира», поэтому эпоху с середины ХIХ в. и до 1914 г. принято также считать периодом расцвета Paх Britannica, то есть мира по-британски. Как отмечает Ф. Бродель, после 1850 г. весь английский народ принял участие во всемирном торжестве Англии.
Мощные интеграционные процессы, охватившие мир, были вызваны революцией на транспорте и в связи, переходом к свободной торговле, который иногда называют первым в истории примером «шоковой терапии», введением золотого стандарта, обеспечившего уникальную стабильность валютных курсов. Они сопровождались бурным ростом международной торговли (такой важный показатель, как экспорт товаров из развитых стран в пропорции к величине их ВВП, только в начале 70-х годов вновь поднялся до уровня 1913 г.) и зарубежных инвестиций, беспримерным в истории миграционным подъемом, который привел к образованию мирового рынка труда. На гребне этой интеграционной волны, на рубеже ХIХ—ХХ вв., мировое хозяйство сформировалось как целостная система.
Вот как описывает мир начала ХХ века Валерий Брюсов в статье «Новая эпоха во всемирной истории»: «...Сцена всемирной истории расширилась до пределов всей земли. Обособленные центры культуры соприкоснулись. Сибирская магистраль связала Европу с Дальним Востоком. Быстроходные пароходы сделали одно из Европы и Америки. Вся земля спаялась в единое целое. Стало невозможным жить обособленной жизнью. События, совершающиеся на одном конце земли, невольно стали отражаться на другом. Товарообмен захватил все пять материков. Неурожаи в России стали отражаться на торговле Австралии. Для германской промышленности стало важным состояние рынков в Китае и Занзибаре».
Казалось, что исторические бури улеглись и мир постепенно превращается в один большой универсальный магазин. Широкую популярность обрели идеи «общечеловечества» и «космополитизма», дискуссии о «европейском единстве», о «Соединенных Штатах Европы» и наступающем «мире всего мира», о международном арбитраже и всеобщем разоружении. «Я за всемирное братство!», «Трижды ура — за всемирное братство!» — провозглашали герои романа Дж. Джойса «Портрет художника в юности». Многие наверняка помнят написанные в 1913 г. ленинские строки о «развитии и учащении всяческих сношений между нациями, ломке национальных перегородок, создании интернационального единства капитала, экономической жизни вообще, политики, науки и т.д.».
В августе 1914 г., с «краха II Интернационала», начинается новый этап мирового развития, охватывающий примерно полувековой период, — эпоха глобальной дезинтеграции. «Что-то в мире изменилось... — вспоминает Илья Эренбург. — Мы выросли на идеях ХIХ века, ненавидели национальную ограниченность, верили, что границы доживают свой век. В годы Первой мировой войны все происходившее меня ошеломляло». Первая мировая война, всемирный экономический кризис 1929—1933 гг., Вторая мировая война разрушили первую в истории глобальную экономику, раскололи мировое хозяйство. С точки зрения глобализации человечество было отброшено на много десятилетий назад. Мир «ощетинился» границами.
Если сегодня, на заре нового тысячелетия, «глобализация» — одна из популярнейших тем в прессе, общественных науках и публицистике (в Интернете приводится 180 тыс. ссылок на этот термин), то в конце 50-х и начале 60-х годов ученые были озабочены причинами долгосрочного упадка мирохозяйственных связей, с ностальгией вспоминали о «золотом веке» международной экономики 1870—1913 гг. Казалось, что этот эпизод всемирной истории канул в Лету и ключом к пониманию происходящего служит сформулированная еще В. Зомбартом концепция «убывающей роли внешней торговли» в экономике.
История развивается по спирали: с одной стороны — поступательно, с другой — циклически. И в этом смысле в конце ХХ в. произошло второе рождение глобального капитализма — как с точки зрения восстановления всемирного господства рыночной капиталистической экономики, так и с точки зрения резкого усиления экономической взаимозависимости между странами мира, т.е. глобализации хозяйственной жизни**.


* См.: Современная география мирового хозяйства / Под ред. М.С. Розина, В.В. Покшишевского, М.Б. Вольфа, Л.И. Василевского. — М., 1977. Табл.104.
** Подробнее см. Л.М. Синцеров. Ритмы глобальной интеграции. В монографии: Экономическая география мирового развития.
ХХ век / Под общ. ред. Ю.Г. Липеца, В.А. Пуляркина, С.Б. Шлихтера. — СПб: Алетейя, 2003.