4. РУДЫ

Ради чего осваивали горный Урал
и какие последовали разочарования

Пятый аналитический срез

Металлосодержащее сырье. Металлургия.
Факторы размещения. Исчерпание сырья.
Экономические сукцессии

Руды — минералы, из которых добывают металлы. В рассматриваемой области все города в Уральских горах и непосредственных предгорьях (западный бордюр листа карты) возникли ради добычи руд и металлов, ориентируясь в своем размещении на минеральные ресурсы.
Верхний Уфалей начал свою жизнь в 1761 г. как завод по производству железа и чугуна из уральской железной руды (его основал разбогатевший демидовский приказчик И. Мосолов). Но руды становилось все меньше, и специализация утрачивала географический смысл. В 1961—1970 гг. Верхнеуфалейский металлургический завод был перепрофилирован в машиностроительный и стал выпускать заготовки, запчасти и сменное оборудование для других металлургических заводов. Ныне это Уфалейский завод металлургического машиностроения. На старом варианте герба информацию о нем можно открыть с помощью огромного черного гаечного ключа.
Так по мере вызревания города и «выедания» им первоначальной ресурсной базы сменяется его специализация. Подобные закономерные смены растительности по мере вызревания ландшафта в физической географии принято называть сукцессиями.
В 1933 г. в Верхнем Уфалее на основе найденных здесь никель-кобальтовых руд родилось предприятие цветной металлургии — Уфалейский никелевый комбинат (Уфалейникель)*. Однако местные руды практически исчерпаны, и на комбинат везут сырье с севера Свердловской области. Так что расплавленный металл пока еще и вправду льется золотой струей, поднимая золотые же брызги, из серебряного металлургического ковша, но это уже не чугун из своих руд, и даже не более поздний никель из своих руд. Это никель и кобальт из руд в основном привозных. И полувенок из кристаллов (левая от зрителя часть «сплетена» из минералов, правая — из кедровых ветвей) — уже более похож на знак памяти, возложенный на имидж Урала как рудной кладовой. Memento mori — придет время, и уже почти лишившийся минерально-сырьевых корней «Уфалейникель» разделит судьбу мосоловского железоделательного завода.
Следующим шагом ОТ сырья и даже ОТ металлургии стало создание в Верхнем Уфалее в 1942 г. завода химических источников тока (батареи, аккумуляторы). Завод был создан на базе эвакуированного Саратовского завода щелочных аккумуляторов, в своих изделиях использует никель (никель-кадмиевые аккумуляторы и др.). Завод работает в основном по оборонным заказам: батареи для торпед и пр.
Кыштым, как и Уфалей, родился в связи с созданием чугунолитейного и железоделательного заводов. Только раньше — в 1757 г., и основателем его был не демидовский выкормыш, а сам Никита Демидов. Кыштымский дом Демидовых, так называемый Белый дом, и составляет главную фигуру герба города. Династия горнозаводчиков как бы вклинивается своим дворцом в распадок уральских гор.
Но демидовская специализация кыштымских заводов — уже век как экономический призрак. К началу XX в. обессмыслившееся прежнее производство было здесь свернуто. Один из заводов стал медеэлектролитным: выпускает рафинированную медь, растворяя в электролите медные аноды. Второй — машиностроительным: производит горно-шахтное оборудование, о чем напоминает шестерня с внушительными зубьями, обрамляющая снизу старую эмблему Кыштыма.

Эта мощная шестерня (не пожалели металла, чтобы уж ничто сцепленное с этой шестерней не оборвалось и не рухнуло в шахту), как и молодецкий гаечный ключ Уфалея, позволяют обратить внимание учеников на важную особенность уральского машиностроения — его металлоемкость. Это проявление инерции: руд уже все меньше, но металлургия на Урале еще раскочегарена (пусть и все больше на привозном сырье). И даже закрывая старые металлургические заводы, их перепрофилировали так, что они, с одной стороны, на входе очень зависят от поставок большого количества металла, а с другой, на выходе — от сбыта своей продукции горнодобывающим и металлургическим предприятиям. Своего рода порочный круг.
Почти сто лет назад Кыштым перестал делать железо и перешел на медь. Но на своих ли медных рудах он работает? Да нет, он использует черновую медь (полупродукт) Карабаша. Ее в виде золотого ключа от сырьевой базы уральского подножия держит сокол. И какие расчеты роятся в его черной голове (кара баш)? Не отдать этот ключ Кыштымскому медеэлектролитному заводу — значит оставить кыштымцев без сырья и без работы. Именно такую тактику в отношении КМЭЗа, стремясь удушить конкурента, в последние годы применял глава мощного медного холдинга «Уральская горно-металлургическая компания» (УГМК) Искандер Махмудов, бухарский уроженец, бо'льшую часть времени проживающий в Израиле (уж не дружеский ли шарж на него изображен на карабашском гербе в виде черноголового, с цепкими лапами приватизатора?). УГМК стремится прибрать Карабашский медеплавильный комбинат себе, а через него подчинить Кыштым. Странный черный олень, застивший кыштымцам солнечные лучи на старой эмблеме, — словно мрачное пророчество.

Совсем еще недавно Карабаш сам исправно добывал медную руду из-под горы (копер шахты на гербе советского времени), плавил черновую медь и снабжал Кыштым. Однако в позднеперестроечные годы под нажимом «экологической общественности» было принято решение об остановке грязного медеплавильного производства, а в 1997 г. были отключены насосы, откачивавшие из шахты воду, 800-метровой глубины шахту затопило вместе с 40 электровозами и тремя сотнями вагонеток, распродали на металлолом и обогатительную фабрику.
В последние годы выплавка меди на «Карабашмеди» (силуэт завода) стала понемногу восстанавливаться, но уже не на своем, а на привозном сырье. Помещение меднорудной шахты на первом плане, а медеплавильного завода на втором имело ясный экономико-географический смысл. Такова цепочка: сначала добыча, потом первичная переработка (выплавка черновой меди). Таковы были факторы изначального размещения горноуральских заводов и городов. Теперь же карабашская шахта — лишь скорбный геральдический памятник.
А если вспомнить о том, что Карабаш начинался даже не как медный (с 1834, с перерывами) завод, а задолго до того — как поселок золотоискателей (1822), то получается, что за неполных два века он уже дважды потерял смысл размещения: нет уже золота, нет уже меди. Сокол утащил ключ.

Вид на Кыштымский завод и дворец Демидовых (Белый дом) попавший ныне на городской герб Фото 1905 г.

Знаменитый своим художественным литьем завод в Касли' (или, как принято говорить на Урале, в Касля'х) создавался поначалу вовсе не как художественный, а, подобно другим, как чугуноплавильный и железоделательный в расчете на местную руду (1747). И здесь чисто сырьевая ориентация смогла поддержать завод лишь на первых порах. С конца XVIII в. он становится литейным (хозяйственное литье, надгробные плиты), а потом начинает лить из чугуна художественную скульптуру, посуду и архитектурные детали (чугунная статуэтка коня по модели Клодта). В советское время завод стал машиностроительным, выполнял военные заказы, и даже литье, довольно далекое от низовых стадий металлургического процесса, стало побочным производством. Ныне завод переименован в Каслинский завод архитектурного и художественного литья. Чугун сюда привозят с Челябинского металлургического комбината (Мечел). Мощная группа «Мечел» в середине 2004 г. и купила Каслинский завод. По словам представителя группы, завод этот ей не очень-то и нужен как объект производственный, это чисто имиджевая покупка: «Мы вообще бы хотели сделать каслинское литье символом отечественной металлургии».
А то что Касли все дальше уходит от рудного сырья и от собственной выплавки металла, показывает и следующая особенность герба: золотое поле внизу под диагональю и серебряное вверху. Нижнее золото — символ литейного, горячего процесса, расплавленного металла; берущее верх серебро — охлаждение и ручная доводка до блеска готового изделия.

— Наше литье, поди ко, по всему свету на отличку идет. Однем словом, каслинское.
В чем тут главная точка была, сказать не умею. Кто говорил — чугун здешний особенный, только, на мой глаз, чугун — чугуном, а руки — руками. Про это ни в каком деле забывать не след.
В Каслях, видишь, это фигурное литье с давних годов укоренилось. Еще при бытности Зотовых, когда они тут над народом изгальничали, художники в Каслях живали. Народ, значит, и приобык.
Тоже ведь фигурка, сколь хорошо ее ни слепит художник, сама в чугун не заскочит. Умелыми да ловкими руками ее переводить доводится.
Формовщик хоть и по готовому ведет, а его рука много значит. Чуть оплошал — уродец родится.
Дальше чеканка пойдет. Тоже не всякому глазу да руке впору. При отливке, известно, всегда какой ни на есть изъян случится. Ну, наплывчик выбежит, шадринки высыплет, вмятины тоже бывают, а чаще всего путцы под рукой путаются. Это пленочки так по-нашему зовутся. Чеканщику и приходится все эти изъяны подправить: наплывчики загладить, шадринки сбить, путцы срубить. Со стороны глядя, и то видишь — вовсе тонкое это дело, не всякой руке доступно.
Бронзировка да покраска проще кажутся, а изведай — узнаешь, что и тут всяких хитростей-тонкостей многонько.
А ведь все это к одному шло. Оно и выходит, что около каслинского фигурного литья, кроме художников, немало народу ходило. И набирался этот народ из того десятка, какой не от всякой сотни поставишь. Многие, конечно, по тем временам вовсе неграмотные были, а дарованье к этому делу имели.

(Павел Бажов. Чугунная бабушка)

Миасс рождался как поселок по добыче медных руд и выплавке меди (1773), но уже в начале XIX в. местный лось как ни рыл землю копытом — приличной руды более найти не мог (завод закрылся). Зато, правда, нашел золото (золотая скала, на которой стоит золотой лось). И с 1823 г. в районе Миасса начали создаваться прииски. Здесь в 1842 г. был найден самый крупный за всю историю золотодобычи в России самородок — 36 кг (находится в Алмазном фонде). Золотодобыча в районе Миасса и на прилегающих территориях продолжается по сей день (предприятие «Миассзолото»), однако из года в год она сокращается.

Миясский завод залег по р. Миясу в широкой долине, и по своему наружному виду решительно ничего замечательного не представляет, кроме разве одной реки, этой глубокой и бойкой горной красавицы, полной еще дикой свежести. Кругом оголенная холмистая равнина, горы остаются на западе, составляя довольно картинный фон, повитый синевато-фиолетовой дымкой. Заводские постройки как везде по заводам: прямые, широкие улицы, кучка хороших домов в центре, церковь и т.д. Есть пруд и какое-то фабричное строение. Но интерес миясской жизни сосредотачивается около длинного каменного здания с вывеской: «Главная контора миясских золотых промыслов». Сам по себе Миясский завод на Урале может считаться одним из главных золотых гнезд, за ним уже следуют Екатеринбург и Кушва.

(Дмитрий Мамин-Сибиряк.
По Зауралью. Путевые заметки)

Попутно с добычей золота на приисках обнаруживают редкие минералы, иные из которых дороже золота. Почти вплотную к Миассу прилегают границы Ильменского заповедника, который академик Ферсман некогда назвал минералогическим раем.

Против нашей Ильменской каменной кладовухи, конечно, по всей земле места не найдешь. Тут и спорить нечего, потому — на всяких языках про это записано: в Ильменских горах камни со всего света лежат.
Такое место, понятно, мимо ленинского глазу никак пройти не могло. В 20-м году Владимир Ильич самоличным декретом объявил здешние места заповедными. Чтоб, значит, промышленников и хитников всяких по загривку, а сберегать эти горы для научности, на предбудущие времена.

(Павел Бажов. Солнечный камень)

Лишь благодаря заповедному режиму Ильмени что-то пока сохраняют в недрах.
Еще одно металлургическое предприятие четко прорисовано на образной карте золотыми корпусами и трубами (эмблема-значок Чебаркуля). Это Чебаркульский металлургический завод «Уральская кузница». Он почти вписывается в западную горнозаводскую линию, но по факторам размещения это совершенно иное предприятие. Оно никогда не ориентировалось на местные руды. Его возвели в годы войны, смонтировав эвакуированное оборудование подмосковной Электростали. Чебаркульский завод стал единственным в стране производителем штамповок коленчатых валов для авиадвигателей всех самолетов, выпускаемых в СССР. Ныне это крупный производитель горячештампованных заготовок из стали и сплавов. Своего металла он не плавит, а работает, как и Касли, на поставках с челябинского «Мечела».

Миасский золотой прииск треста «Уралзолото». Драга в долине реки Ай Фотохроника ТАСС. 1967 г.

Сам «Мечел» — крупнейшее металлургическое предприятие в пределах рассматриваемой области, единственный здесь комбинат полного цикла — лежит далеко за пределами горнозаводской рудной зоны. Создан он был сравнительно недавно — в военные годы, в основном на базе оборудования, эвакуированного с металлургических предприятий Европейской части СССР. Лежит на равнине и местным сырьем не кормится. Главный поставщик руды для этого уральского предприятия — вовсе не «рудный» Урал. Руду везут в основном с Коршуновского ГОКа в Иркутской (!) области, из Железногорска-Илимского. За три тысячи километров. Но челябинскому верблюду, груженному дальней караванной поклажей, не привыкать. Подмосковное, запорожское и липецкое оборудование, иркутская руда, кузнецкий уголь.
Руд не хватает. Металлургия переросла сырьевую базу, съев свой собственный фактор размещения.
В поисках сырья рыщут глазами по карте и снабженцы Магнитогорского комбината (Магнитогорск лежит за южной рамкой нашего листа карты), давно страдающего от «безрудья». Одно из их недавних приобретений — Теченское (на реке Теча) месторождение
в 60 км к северу от Челябинска, близ стыка Сосновского, Красноармейского и Кунашакского районов. Разработки на Тече начнутся в 2007 г. — скоро накинут новый аркан на природное приволье. Сосновский район еще не успел осознать себя железным, рудным. Но его северо-восточные соседи, тоже, кстати, расположенные у Течи, как в воду глядели. Их треугольники так напоминают знаки железной руды на экономических и геологических картах.
Слова «руды», «минерально-сырьевое богатство»... Нам по инерции все еще кажется, что они должны составлять важный элемент образа Урала, особенно горной зоны. Но это уже скорее составляющая исторического образа, нежели современного, и это нужно объяснять ученикам.

* О месте и роли Верхнего Уфалея в отечественной никелевой промышленности см.: Цветная металлургия России. Часть 2//География, № 1/2005.