КРУГОБАЙКАЛЬСКАЯ
Прежде тут проходила знаменитая
Транссибирская магистраль. Из Иркутска она шла
левым берегом Ангары и здесь этим берегом
Байкала устремлялась дальше на восток. На
знаменитой Транссибирской магистрали
Кругобайкальская железная дорога была еще более
знаменитой — по трудности прокладки и
эксплуатации пути, а главное — по красоте и по
тому особенному и необыденному духу, который и в
работе, и в дороге может дать только Байкал.
Теперь едут, чтобы доехать, а прежде ехали, чтобы
еще и посмотреть, и вот в таком путешествии (теперь
и слово-то «путешествие» кажется столь же
устаревшим, как, например, «фаэтон») эти места
были самое главное, самое желанно-жданное и самое
памятное. Поезд останавливался не ради себя, а
ради пассажиров на удобном и красивом береговом
километре, и расписания так составлялись, чтобы
он мог постоять, а люди могли поплескать друг
другу в лицо байкальской водичкой, поохать и
поахать над всем тем, что есть вокруг, и ехать
потом дальше с затаенной мечтой увидеть и
почувствовать все это снова. На станции Байкал в
истоке Ангары продавался в деревянных рядах
омуль: соленый, копченый, вяленый, жареный, с
душком, с лагушком; шла бойкая и беспрерывная
жизнь со свистками и гудками, с объявлениями по
радио и криками на перроне — и куда все это
подевалось?!
«Как в другой жизни было», — говорила бабушка, но
говорила без печали, точно о молодости, которая в
надлежащем порядке была и прошла.
Эта прежняя жизнь оборвалась по обыкновенной
теперь уже причине: стали строить Иркутскую ГЭС,
и потому железную дорогу с берега Ангары, который
затоплялся новым водохранилищем, потребовалось
переносить выше. От Иркутстка ее спрямили, выведя
без зигзагов в самую южную точку Байкала — на
станцию Култук, а эта часть дороги от Култука до
Байкала осталась, таким образом, не у дел и
уперлась в тупик. Одну рельсовую нитку сняли,
другую на всякий случай оставили. Разъезды и
полустанки опустели, люди выехали из поселков,
которые за десятки лет стали им родными, бросив и
огороды, и дома. Только на станциях, бывших когда-то
немаленькими и существовавших не одной лишь
дорогой, теплилась еще жизнь; там, впрочем,
старики и дотягивали.
Но то, что не разобрали вторые пути, теперь, когда
загремел БАМ, оказалось кстати, и хотя поезд
делал по-прежнему за день один круг, рано утром
уходя и поздно вечером возвращаясь, шел он
обратно тяжелей и был длиннее. Ягодников это
расписание как нельзя более устраивало, чтобы
доехать до нужного места, загрузиться, насколько
позволит удача, а иной раз и под завязку за долгий
летний день, и тем же ехалом в тот же день домой. А
места здесь — не было бы счастья, да несчастье
помогло, — став малодоступными для горожан, все
еще могли считаться богатыми. Проникал, конечно,
и сюда по-родственному и по-приятельски
горожанин, да не так, как по новой дороге, где он,
как саранча, выгрызал все — от черемши до
кедровых орехов — подчистую.
Валентин РАСПУТИН
Век живи — век люби. 1982
|