Землетрясение в ЕвропеИсполнилось 250 лет со дня
|
|
С крепостных стен Лиссабона видно
странное сооружение —
|
По современным оценкам магнитуда землетрясения определяется М = 8.7 (8.4—8.9), интенсивность I = Х (10 баллов). Современников событие поразило поистине катастрофическим масштабом последствий в самой Португалии и огромными размерами области распространения колебаний. Число жертв превысило то, что мы знаем по недавним европейским сейсмическим катастрофам, таким как Румынские 1940 г. и 1977 г., Итальянские 1976 г. и 1980 г., Спитакская 1988 г., Турецкая 1999 г. В одном Лиссабоне число жертв в 1755 г. ныне оценивается в 60 тыс. человек, в соседних городах — 6—8 тысяч; считается, что в одной только попавшей под оползень деревушке в Марокко погибло до 8—10 тысяч, жертвы в сельских местностях Португалии и Африки не известны. Общее число погибших, по-видимому, 70—80 тысяч. Сотрясения распространились в радиусе около 600 км, вплоть до северной Германии и Голландии. В некоторых церквах Гамбурга на севере страны закачались люстры. На реках и озерах Северной Германии, Южной Швеции, Исландии замечены необычные волнения (сейши). В одном из портов далекой Ирландии волна закрутила в водовороте все суда и затопила рыночную площадь.
Набожную Европу поразили не только масштабы события во всех его проявлениях, но возникновение его в День Всех Святых, к тому же именно во время главной утренней службы, когда церкви были полны молящимися. Это могло расцениваться не иначе, как Божье наказание.
Прямые материальные потери только в самом Лиссабоне, одном из богатейших в то время городов Европы, оценены едва ли не в миллиард тогдашних золотых франков. А еще пропавший флот, церковные ценности. А как оценить уничтожение 18 тысяч (по другим данным — 70 тыс.) томов Королевской библиотеки, архитектурных шедевров средневекового города, богатейшего архива Португальского Королевства, древних рукописей и церковных архивов... В королевском дворце хранилось 200 полотен Рубенса, Корреджо, Тициана и др., в библиотеке — бесценные карты мира (в том числе древние портоланы), инкунабулы, первопечатные книги до 1500 г., собственноручная история Карла V (середина XVI в.).
Был ясный солнечный день. Капитан в морском порту наблюдал первый толчок: на его глазах величественные каменные постройки Лиссабона медленно начали качаться из стороны в сторону, «как пшеничное поле от легкого ветра». В течение шести секунд, пока длился толчок, многие огромные здания обрушились. Вскоре последовали второй и третий толчки, стены домов раскачивались с запада (с моря) на восток. Здесь и там в почве возникли трещины.
Тут началось такое, что очевидцы не в силах были внятно описать. «Страшное зрелище мертвых тел, крики и стоны умирающих, до половины засыпанных развалинами, выше всякого описания; страх и отчаяние до того овладели всеми, что самые решительные люди не осмеливались остановиться на мгновение, чтобы сдвинуть несколько камней, придавивших самое дорогое им лицо, хотя многие могли быть спасены таким образом; но никто не думал о чем-либо, кроме своего собственного спасения...»
Через 20 минут, как раз когда на набережной собрались толпы страждущих, пришла первая волна высотой 12—15 м. Что и кто в состоянии был противостоять этому монстру? Внезапно провалилась новая набережная вместе со скопившейся на ней после первого толчка массой народа. Но это еще не все, и даже не самое страшное по последствиям. Через три часа после сокрушительных толчков из-за открытого огня на кухнях и в алтарях многих церквей возникли очаги загорания, которые из-за сильного ветра быстро переросли во всеобщий пожар. Он бушевал в городе трое суток, и развалины тлели еще столько же. «Казалось, природа хотела повсюду похвастать своим необузданным произволом» (И.В. Гете).
«Как только мы пришли в состояние рассуждать, смерть была единственной вещью, которая представлялась нашему воображению». Три недели спустя один из жителей вернулся в свой квартал Лиссабона, после чего записал: «Никакого признака улиц, проходов, площадей и т.д. Только холмы и горы дымящихся развалин». Из 20 тысяч домов Лиссабона осталось едва 3 тысячи пригодных для жилья. Безвозвратно погибло 32 церкви, 15 крупных часовен и более 60 мелких, 31 монастырь, 53 дворца. Продовольственная помощь пришла из Англии только к концу декабря.
Не менее 16 городов Португалии подверглись разрушениям в разной степени. То же произошло в западной части Испании. Разрушения были в Севилье, Малаге, Аямонте, Альбуфиера. Ближайший к Лиссабону город Сетубал наполовину был разрушен землетрясением и полностью уничтожен последовавшими цунами, известие об этом принесли моряки голландского судна. В городе Фару разрушения и затопление (цунами) повлекли 3 тысячи смертей. Цунами возникали и продолжались во многих прибрежных местах Испании. В городе Кадис (Гадиз), например, был затоплен целый квартал, были жертвы до 200 человек. На нескольких горах появились крупные трещины, на побережьях возникли скальные обвалы. О подобных явлениях сообщали и с Гибралтара, и из Марокко (у г. Фес).
Просвещенные люди Европы, философы и
натурфилософы в первую очередь, не могли не
откликнуться на катаклизм такого масштаба.
Землетрясения тогда еще числились не по разряду
явлений физических и геологических, но
рассматривались скорее в категориях
философских. Соответственно назывались и
трактаты о них. Означало это, что наряду с
доступными сведениями (и ныне ценными) авторы
пытались обнаружить и иные причины сейсмических
явлений — эти представления давно потеряли
значимость. Но в основном возвращались к
классическому представлению о четырех стихиях
натуры, еще господствовала античная идея об
обусловленности землетрясений прорывами к
поверхности масс воздуха из подземных пустот.
Иммануил Кант (1724—1804), собравший и
рассматривавший сведения о Лиссабонском
землетрясении именно с этой позиции, будучи
убежден в одновременности всех сообщений из
разных мест Европы, вынужден был усомниться в
справедливости господствовавших представлений,
оказавшись перед фактом ощутимости события на
расстоянии 2 000—2 300 км. Устами своего
персонажа, философа Панглоса, Вольтер дал
образчик господствовавших тогда представлений:
«...Несомненно от Лимы [где перед этим возникло
сильное землетрясение] до Лиссабона существует
серная залежь.
Я утверждаю, что это вполне доказано».
Понадобилось еще более 100 лет и немало
землетрясений, прежде чем получила развитие
теория сейсмических волн.
Для некоторых философов века Просвещения катастрофа стала поводом к подтверждению своих идей, для большинства — к смятению и уходу из романтизма в прагматизм. Разрушенным виделся не только Лиссабон, но вообще прошлое. Разрушенным оказался оптимизм, настоящее представлялось неопределенным. О будущем думать не приходилось. Вольтер писал несколько позже:
Забыт и Лиссабон, сметенный гулкой бездной.
И тридцать городов, вдруг превращенных в тлен...
Все судьбы нам темны, и горестна любая.
Не знаем ничего, бесплодно вопрошая.
Природа, в немоте, ответов не дает.
Нам, смертным, нужен Бог, глаголящий с высот.
Сама поэма написана философом именно в опровержение распространенного тогда постулата: «Все благо, что ниспосылается нам сверху».
Над страшным зрелищем останков их чадящих
Посмеете ль сказать: так повелел закон, —
Ему сам Бог, благой и вольный подчинен?
Вольтер высмеял философов, провозглашавших: «...отдельные несчастья создают общее благо, так что чем больше таких несчастий, тем лучше» или «...если вулкан находится в Лиссабоне, то он и не может быть в другом месте; невозможно, чтобы что-то было не там, где должно быть, ибо все хорошо». У трезво мыслящих людей не могла не зарождаться мысль: «Бог, творец и хранитель неба и Земли, изображавшийся мудрым и милостивым в первоначальных учениях веры, поступил в этом случае вовсе не по-отечески, поразив одинаково гибелью и добрых, и злых» (И.В. Гете).
Сегодня нас не нужно убеждать в том, что жизнь Земли активно продолжается, вызывая беспрерывные потрясения. Но в XVII—XVIII вв. господствовали совсем иные представления, и известному геологу того времени Ч. Лайелю потребовались не только знания, но и научная смелость, чтобы после Лиссабонского землетрясения открыто заявить, что перед лицом «этих ужасных катаклизмов нет оснований считать, будто земля пришла в состояние покоя».
Уже современники понимали, что землетрясение «родилось» не на суше, но где-то в пучинах соседнего океана. На это указывали и пришедшие с Атлантики губительные волны, и хотя и единичные, но выразительные рассказы капитанов нескольких судов, случайно оказавшихся в относительной близости к португальскому побережью. Один из капитанов, корабль которого находился утром 1 ноября в 50 лье (220—280 км) от Лиссабона, сообщил: корабль и команда получили столь сильный удар, что сильно пострадала палуба. На другом корабле в открытом море удар подбрасывал людей на палубе на полметра. Такое нешуточное «маремото» корабли могли испытывать только в эпицентральной области. Теперь мы знаем и ряд других указаний разного рода на подводное положение очага примерно в 300—350 км от Лиссабона.
Оставаясь и спустя 250 лет сильнейшим сейсмическим событием в Европе, Лиссабонское землетрясение, будучи спроецированным на современную ситуацию, дает возможность создать сценарий, пусть исключительный, но не невозможный, экстремальной ситуации в каком-то обозримом будущем, возможность максимально подготовиться к подобной ситуации. Для сейсмологов особенно важно, как именно развивался сейсмический процесс и в ближней зоне, и в удаленной от нее. После того, что мы узнали об исключительном по силе воздействию и распространению цунами в Индийском океане 26.12.2004 г., нельзя не вспомнить и о Лиссабонском 250 лет назад как некоей модели цунами в океане Атлантическом. Ретроспективное рассмотрение многих землетрясений показывает — и Лиссабонское в этом отношении не исключение, а показательный пример, — что сейсмические катастрофы не возникают на «голом месте», они предопределены по локации и предваряются нарастающими по числу и силе предвестниками.
Во многих городах континентальной Западной Европы тогда от сотрясений колокола сами устроили заочный поминальный звон, прежде чем жители узнали о его причине. Вот уж поистине «не спрашивай, по ком звонит колокол»... Нам, 250 лет спустя, отзвуки Лиссабонской катастрофы слышатся как набат, предостерегающий и мобилизующий.