Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «География»Содержание №6/2006

География и красота


Эстетическая ценность ландшафта

Альфред ГЕТТНЕР

По книге: География: ее история, сущность и методы. 1927

При рассмотрении вопросов о сущности и задачах географии мы говорили также и об эстетической географии, которая стремится определить эстетическую ценность различных ландшафтов и местностей...

Первым основным фактом является здесь субъективный характер красоты или вообще эстетической ценности, которая может заключаться не только в красоте ландшафта в тесном смысле слова, но также и в его величии, великолепии, веселости, прелести. Теперь уже почти все убедились в том, что эти свойства не лежат в самой природе, а что их в природу вносит своим взором (hineinschaut) человек. Только этим и объясняется изменение эстетической оценки в разные времена, у разных народов, в разных слоях общества, у разных людей, и даже у одного и того же человека в разном его возрасте и даже в разные минуты, смотря по его настроению и по внешним обстоятельствам. Влияние, которое эти последние оказывают на впечатления, влияние жара и холода, ветра, снега и дождя, голода и жажды, неудобств дороги и недоразумений с возницами и носильщиками и т. д., можно, конечно, более или менее выделить; но субъективность в более общем смысле все же остается, и эстетическое суждение может быть дано в лучшем случае с ограниченной точки зрения взрослого образованного человека нашего времени и притом нашего народа. Поэтому приходится ограничиться описанием свойств, подлежащих эстетической оценке и ее преимущественно определяющих.

Важнее всего для эстетической оценки будет картина ландшафта в ее формах и красках. Наряду с этим имеют значение также и звуки, как, например, журчание ручья, пение птиц или неприятные шумы, а также и запахи, и температура, но эти явления выходят за пределы картины ландшафта. Многие эстетики, как Фехнер, приписывали большое значение в отношении эстетической оценки ассоциативным представлениям: историческим и мифологическим воспоминаниям и т. д., а Рескин заходит так далеко, что признает красивым вообще только исторический ландшафт в тесном смысле слова. Без сомнения восхищение ландшафтом основывается у многих, может быть у большинства людей, на воспоминаниях о великих людях, о битвах и других исторических событиях, о разного рода сказаниях, а также и на личных приятных воспоминаниях. Но мне это представляется, несмотря на авторитет Рескина, второстепенным моментом в деле эстетической оценки ландшафта, я хотел бы даже сказать — мешающим попутным явлением; ландшафт, созданный только одной природой, может иметь эстетическую ценность совершенно так же, как и ландшафт исторический.

Чужеродной является также оценка ландшафта с точки зрения его пригодности для культуры, она встречается часто у людей практических. Но она, конечно, не заслуживает и того презрения, с которым к ней часто относится эстет. Она не должна быть непременно мелочной, но может иметь широкие перспективы. Сплошные лесные ландшафты представляются взору колонизатора превращенными в культурный ландшафт, с полями и фруктовыми насаждениями, деревьями и хуторами, с проселочными и железными дорогами. Техник видит виадуки, висящие над долинами, и каналы, промышленник видит заводы и фабрики, выросшие на фоне ландшафта, его мысль вдохновляется: перед ним лежит будущее, как пред историком лежит прошлое. Ко всему этому могут примешиваться и эгоистические чувства, но основной мыслью будет все-таки прогресс человечества.

К самому существу эстетического рассмотрения гораздо ближе подходит телеологическое* рассмотрение с точки зрения единства ландшафта, созвучия явлений, гармонической картины ландшафта, по выражению Градмана, или ритма, по выражению Фольца; оба эти выражения, кажется мне, имеют скорее эстетическое, чем теоретическое значение. Существуют ландшафты, у которых связь и созвучие всех явлений выражены особенно ярко, которые воспринимаются как цельно вылитые формы, в то время как другие более бледны или же, что особенно относится к культурному ландшафту, включают в себя чуждые элементы. Но такая форма эстетического наслаждения связана с глубоким пониманием сущности ландшафта и потому для большинства недоступна. Мы часто слышим утверждение, будто научная концепция мешает эстетическому наслаждению ландшафтом. Но это может относиться только к низшей форме науки, которая сводится к чистой топографии или голому анализу ландшафта. Синтетическая концепция, которая приводит к полному пониманию ландшафта и как бы мысленно воссоздает его, увеличивает также и эстетическое наслаждение. Об отношении географии к красоте ландшафта можно сказать то же, что и об отношении науки об искусствах к искусству...

Ландшафт должен иметь некоторую законченность, он должен как бы укладываться в какую-то рамку, чтобы быть красивым; он должен пространственно составлять единое целое. Если в картину врезается часть чуждого, не принадлежащего к ней, ландшафта, это нарушает ее цельность, а вместе с тем и лишает ее некоторой доли красоты. Но наблюдатель может сам сделать рамку для ландшафта, хотя бы прикрывая рукой то, что чуждо картине, или твердо фиксируя свой взгляд в одном определенном направлении.

Для того, чтобы быть красивым, ландшафт не должен быть однотонным, а напротив разнообразным и сложным, и это не будет противоречить требованиям созвучия явлений и законченности ландшафта. Как ни широк кругозор на большой равнине, напоминающей море, он утомляет, если приходится несколько часов подряд идти или ехать по равнине с однообразным растительным покровом. Долгий переход по сплошному лесу также действует угнетающе, несмотря на разнообразие растительности, и даже вид на беспросветно покрытые лесом склоны гор вряд ли может быть красив при отсутствии противоположности. Длинные прямые линии в ландшафте неприятны для глаз. Но ландшафт не должен также обладать слишком резкими противоположностями форм и слишком большой пестротой красок, которые ослепляют глаз и действуют как диссонансы. Разнообразие ландшафта особенно усиливается, когда оно соединяется с движением, при котором формы и краски беспрерывно изменяются; на этом основана красота игры волн текущей или падающей вниз воды, движение облаков, колеблющейся листвы или качающейся травы. Однако слишком сильное движение может и мешать эстетическому наслаждению.

Эстетическое значение имеют все явления ландшафта: форма поверхности, воды, небо, растительный покров, животный мир, поселения и произведения человеческого труда (Werke des Menschen). В наши задачи не входит обсуждать здесь влияние каждого из них отдельно: эта глава не должна представлять собой эстетической географии, она служит только для того, чтобы разобраться в основных понятиях и руководящих положениях эстетической географии. Кроме того, эстетическая география преследует задачу не столько рассмотрения отдельных предметов и явлений природы, сколько ландшафта в целом. Так же как в научном отношении, то есть по причинной связи явлений, ландшафты и в эстетическом отношении по своему действию на чувства человека являются цельными единствами или, лучше сказать, образованиями, которые производят цельное впечатление на чувства человека. Это и есть то самое, что Банзе, неправильно перенося возбуждаемые ландшафтом чувства на самый ландшафт, обозначает как его душу или его milieu, или то, что Фольц подразумевает под «ароматом ландшафта». Наиболее объективное и наиболее подходящее для эстетики выражение дает Ратцель, когда он говорит о «стиле ландшафта». Действительно можно различать отдельные стили ландшафта, как и отдельные стили в истории искусств, и подобно тому как различные стили искусства разно действуют на разных людей, так же и здесь: одному человеку больше нравится один стиль ландшафта, другому — другой. Подобно готике и ренессансу, расходятся между собою северные или альпийские и итальянские ландшафты. Один восхищается горами, другой — морем.

Вероятно будут сделаны попытки сравнивать и распределять ландшафты по их стилю; но при этом встретятся такие же затруднения, как и при научной концепции ландшафтов, потому что эстетическое действие исходит от различных явлений природы, деление которых подчиняется различным законам. Так как эстетическая концепция относится по большей части к ограниченному ландшафту и только при более обширном горизонте охватывает большие пространства, то географические причины, определяющие крупные явления земной поверхности, отступают здесь на второй план. На первый же план выступает строение поверхности — горы, возвышенности и равнины, а также их расчленения и отдельные формы, а с другой стороны, климат и зависящий от него в главных своих чертах растительный покров как природного, так и культурного ландшафта. С некоторым ограничением можно сказать, что климат определяет характер более крупных районов, а строение почвы — частные видоизменения внутри этих районов. Мы различаем северный, итальянский, пустынный, тропический и другие ландшафты; но как различны в Италии гляциальные альпийские долины, чисто флювиатильные (fluviatilen) Северные Апеннины, известняковые Абруцкие горы, Везувий, Кампанья! Установить полную классификацию стилей ландшафтов вряд ли возможно. Экваториальная низменность Амазонки, на примере которой недавно было разработано понятие о гармонической картине ландшафта, является прекрасным примером ландшафта, единого также и в эстетическом смысле, и именно ландшафта, стиль которого обусловлен экваториальным климатом. Но как сильно изменяется стиль, когда мы в пределах того же самого климата поднимемся в горы!

Необходимо исследовать, применимы ли и в какой мере применимы принципы, установленные нами для ландшафтов по линии причинной зависимости явлений, также и по линии эстетической их ценности. Особенно поучительно было бы учесть при этом повторение аналогичных стилей в разных частях света.


* Телеология — учение, предполагающее, что явления природы соответствуют некоторым высшим целям. — Прим. ред.

Пер. с нем. Е.А. ТОРНЕУС
под ред. Н.Н. БАРАНСКОГО