Четыре стороны РоссииВ.Л. МАРТЫНОВ
|
Звенигород.
|
Что же есть сейчас на Западе России? Два главных города страны — Москва и Санкт-Петербург, несколько городов-миллионеров на окраине региона (в Поволжье и на Урале), несколько десятков городов с населением в сотни тысяч человек, сотни городков, в каждом из которых живет по несколько десятков тысяч человек, тысячи поселков, сел и деревень. Колыбель Русского государства, историческая его основа, все более и более приходит в состояние полного запустения. Запустевают даже части территорий пристоличных Московской и Ленинградской областей. На протяжении всего советского периода нашей истории запад современной территории Российской Федерации рассматривался главным образом как источник рабочей силы для освоения Севера и Востока. Советская экономическая идеология послевоенных десятилетий исходила из тезиса о неисчерпаемости людских ресурсов Европейской России, которые можно было направлять куда угодно — на целину, на строительство сибирских ГЭС, на освоение зоны БАМа. А вот с этим последним как раз и вышла осечка — к тому времени, как пришла пора осваивать эту зону, оказалось, что трудовых ресурсов, пригодных к очередной переброске из Европейской России в Сибирь, просто нет. Источник, казавшийся неисчерпаемым, иссяк. Зону БАМа осваивать оказалось некому. При этом оказалось, что некому восстанавливать и заброшенные земли Европейской России: кто хоть к чему-то стремился, покинули свои деревни, села и городки, устремившись кто куда. Кто осваивать «севера'», где платили впятеро — вдесятеро больше, чем в родной деревне, кто в большие города. Экономическая, социальная, демографическая ситуация в Западной России вошла в состояние кризиса в 70-е годы, в первую очередь — в сельской местности. Эта кризисность была осознана, воспринята, и в качестве инструмента ликвидации ее началось «освоение Нечерноземья» — первая и последняя в истории нашей страны программа развития Европейской России. Кампания по освоению Нечерноземья не привела, да и не могла привести, к существенным результатам. Тем более что в это же время без особой помпы, но с гораздо большей эффективностью реализовывалась программа по освоению нефтегазового комплекса Западной Сибири, и основное внимание советского руководства, главные инвестиции и потоки рабочей силы направлялись именно туда. Что там вымирание русской деревни в сравнении с реальной валютой, получаемой за черное золото! Эти настроения поддерживались и некоторыми здравствующими по сей день учеными-экономистами, утверждавшими, что Сибирь должна развиваться опережающими по сравнению с остальной страной темпами; иначе говоря, Европейская Россия должна была развиваться медленнее, чем страна в целом. Еще более занятными были рассуждения тех же ученых, что РСФСР должна формировать общесоюзный фонд накопления, а другие союзные республики — фонд потребления. Последствия мы расхлебываем до сих пор.
В первой половине 80-х стало очевидным, что Европейская Россия уже выходит из состояния кризиса... и приближается к состоянию катастрофы. Люди из сельской местности переселялись в города, но там их ждали койка в общежитии, лимитная прописка, всеобщий дефицит и вечные очереди. Стало очевидным, что «марш на восток», начавшийся еще в сталинские времена, но шедший особенно быстрыми темпами со времен правления Н.С. Хрущева, должен быть остановлен. И с приходом М.С. Горбачева на пост Генерального секретаря ЦК КПСС начинаются поиски путей выхода из ситуации, казавшейся безвыходной. Не случайно первыми экономическими программами нового руководства СССР становятся программы развития машиностроения. Приоритетное развитие машиностроения в региональном отношении означало предельно простую вещь — «возвращение на запад». Если бы эти программы были реализованы, то Европейская России вновь стала бы самой мощной и экономически развитой частью нашей страны, а Азиатская Россия приобрела бы вполне логичные и свойственные ей функции источника сырья и энергии для новых предприятий и отраслей Европейской России. Но ускоренное развитие Европейской России со всей очевидностью означало сокращение темпов освоения природных ресурсов в Азиатской части страны, что явно не отвечало интересам руководства сырьевых отраслей и их ставленников в высшем руководстве. В результате этого программы развития машиностроения были свернуты к концу 80-х годов, своеобразными памятниками им остались недостроенные «коробки» новых заводов и цехов во многих городах страны. И кризис 90-х годов сказался на Европейской России сильнее, чем на Азиатской. Обрабатывающая промышленность, особенно наукоемкие ее отрасли, попросту рухнули. И вместе с предприятиями этих отраслей «рухнули» города и городки, в которых они располагались. Жизненный уровень населения средних и малых городов Европейской России сейчас не многим отличается от уровня жизни сельского населения. Это и явилось одной из причин прекращения процесса урбанизации: переселение в эти города не имеет смысла, а переселиться в крупные города, благодаря которым еще поддерживается хоть какая-то экономическая жизнь на просторах Русской равнины, крестьянин не может — это слишком дорого.
Юг
Юг России — это совсем небольшая часть нашей территории, но очень яркая и значимая. Вся жизнь региона определяется его природными условиями, самыми благоприятными в России. На примерно 1% российской территории производится до четверти российской сельскохозяйственной продукции. Здесь располагаются главные курортные районы нашей страны — Черноморское побережье Кавказа, Минеральные Воды, Домбай, Теберда. Заселенность территории поразительная — в равнинных районах застроено или распахано практически все. Территория региона во всех направлениях прорезана железными и автомобильными дорогами хорошего качества. Для всех его частей характерен постоянный прирост населения: в русских его частях — за счет механического прироста, в горских — за счет естественного. Высокий прирост определяет необходимость оттока части населения за пределы своего региона, поскольку работы там нет и не было. Но экономическое благосостояние во многих местностях Южной России поддерживается за счет притока средств из других частей страны. И реальное благосостояние значительной части жителей региона намного выше, чем показывает статистика.
Аул Инеало (Ботлихский район,
|
Но в этой, самой теплой части России проблем больше, чем в других ее частях, вместе взятых. Две главные проблемы — это исчерпанность природных ресурсов и невыгодное экономико-географическое положение. Природные ресурсы региона — нефть, руды, лес — разрабатывались на протяжении всего XX в., и сейчас их осталось очень мало. Невыгодность экономико-географического положения определяется тем, что в условиях России основные потоки сырья и топлива перемещаются в широтном направлении, между Сибирью и Европейской Россией.
Южная Россия выходит к трем морям — Каспийскому, Черному и Азовскому, но Каспийское море — это озеро, а Черное и тем более Азовское моря — тупиковые ветки системы мировых морских коммуникаций. Природные условия — сейчас фактически единственное преимущество региона, но в условиях усиливающейся интеграции России в систему международного разделения труда это преимущество постепенно сокращается. Примером этого в сельском хозяйстве является возделывание краснодарского чая: с переходом к рыночным отношениям оказалось, что намного выгоднее ввозить чай из традиционных «чайных» стран, чем выращивать его в России. Чайные плантации Кавказа сейчас используются главным образом как аттракцион для туристов. Рекреационные возможности региона также со всей очевидностью уступают курортным ресурсам Средиземноморских стран (Турция, Кипр) и Египта. Цены на отдых на Черноморском побережье Кавказа и зарубежных «теплых морях» практически сравнялись, а нравы обитателей города Сочи не изменились: они по-прежнему убеждены в том, что курортники должны быть им благодарны за саму возможность побывать на море.
Ограниченность пространства и ресурсов региона — одна из причин постоянно идущей в нем борьбы «всех со всеми», современным проявлением которой являются события в Чечне и Дагестане. В ходе этой борьбы формируются многочисленные структуры, построенные по принципу личной преданности, часть из которых иногда использует защитную «государственную» окраску. Но эта покровительственная окраска смывается сразу же, как только выясняется, что «смена цветов» более выгодна в том или ином отношении. С формальной точки зрения наиболее «пророссийская» республика Северного Кавказа — Дагестан. Объяснение этому предельно простое: Дагестан — самая многонациональная республика Кавказа.
Восток
К Востоку страны традиционно принято относить все, что расположено к востоку от Урала, то есть Азиатскую Россию. Но давно и непреложно установленный факт — северная и южная части Азиатской России очень сильно отличаются друг от друга. Настолько сильно, что неоднократно даже появлялись проекты разделения громадных «азиатских» регионов России на части. Полагаю, что Востоком можно полагать южную часть Азиатской России, северная же ее часть, как и северная часть Европейской России, принадлежит к Северу.
БАМ и автодорога вдоль
|
Восток России, понимаемый таким образом, несомненно будет принадлежать к староосвоенным районам страны. Завоевание Сибири и присоединение, например, нынешнего Поволжья и Центрального Черноземья происходило примерно в одно и то же время — в XVI—XVII вв. Но Черноземье и Поволжье мы привычно относим к староосвоенным районам, а юг Азиатской России столь же привычно числим среди районов нового освоения. Но здесь уже в XVII—XVIII вв. формируются горнозаводские и земледельческие районы и прокладываются гужевые дороги, в 40-х годах XIX в. здесь же появляются первые сибирские пароходы, в 70-х годах XIX в. здесь прокладывается линия телеграфа, в конце XIX в. сюда приходят железные дороги. И на рубеже XIX—XX вв. Восток был одним из самых динамичных районов России! По всему югу Сибири и Дальнего Востока распахивались земли и поднимались города, росшие как на дрожжах и становившиеся центрами тяготения громадных территорий. Строились русские города и за пределами империи: столицей Дальнего Востока становится Харбин, основанный русскими в Маньчжурии при пересечении Китайской Восточной железной дороги и реки Сунгари. Могущество империи стремительно прирастало на ее восточных окраинах, и не случайно эти окраины сопротивлялись советской власти до последнего — до 1922 г. В советское время зажиточное сибир-ское казачество и крестьянство истребляется, изгоняется за пределы страны или отправляется на «великие стройки». Торговля замирает, вместе с ней приходят в упадок торговые города.
И былое процветание действительно забывается. Забывается настолько, что в середине 50-х годов на заброшенные после революции земли приходится завозить новых поселенцев, объявляя это «освоением целинных и залежных земель». Мы очень хорошо помним первое слово из этого словосочетания — «целинных», второе — «залежных» — будто не замечается. Но ведь основная часть земель, «освоенных» в это время на Востоке, были залежными землями — землями, освоенными до революции, но в межвоенное время заброшенными.
В межвоенное время на Востоке поднимаются новые города — промышленные центры. Начинается или, что вернее, резко ускоряется развитие добывающей промышленности.
К концу 30-х годов на Востоке, как нигде в нашей стране, проявилась тенденция роста одних за счет других: промышленные центры поднимались за счет опустынивания расположенных между ними территорий и замедления развития старых, ставших ненужными при советской власти городов. Но война все меняет — на Восток в большом количестве эвакуируются предприятия с Запада. Южно-сибирские города неожиданно для себя становятся промышленными центрами, причем с решающим преобладанием обрабатывающей промышленности.
После войны значительная часть эвакуированных предприятий возвращается на Запад, но многие остаются на Востоке. И на протяжении 50—80-х годов восточные города России становятся «цитаделями ВПК». Практически вся обрабатывающая промышленность Восточной России производила продукцию военного назначения, а добывающая промышленность региона снабжала ее топливом и в какой-то мере сырьем.
Обрабатывающая промышленность Востока России, созданная в основе своей в годы Великой Отечественной войны и державшаяся почти исключительно на ведомственных связях, рухнула вместе с Советским Союзом. Огромные машиностроительные заводы оказались ненужными: в изменившихся экономических условиях их партнеры на Западе России, сами переживавшие не лучшие времена, устанавливали экономические связи с новыми, более близкими территориально, контрагентами в Европейской России или зарубежных странах. Промышленность Восточной России стремительно теряет свои позиции, но при этом столь же стремительно восстанавливается значение торговли — сначала «челночной», но постепенно приобретающей все более и более цивилизованные формы, — и сельского хозяйства. Регион, на протяжении почти всего советского периода нашей истории фактически отрезанный от сопредельных государств, начинает восстанавливать систему трансграничного взаимодействия, в основных своих чертах, как это ни удивительно, сходную с дореволюционной. Если экономика Востока и дальше будет развиваться в том же направлении, весьма вероятно, что он снова станет динамичным, перспективным и привлекательным для населения регионом. Можно предположить, что реально эта динамика есть уже сейчас — иначе зачем на наш Восток десятками тысяч ехали бы китайцы? Едут они на заработки, но очевидно, что в депрессивных или отсталых регионах, а большая часть Востока страны по статистическим показателям предстает именно такой, заработать вряд ли возможно.
Север
И четвертая сторона России — Север, к которому принадлежит бо'льшая часть страны, ее «арктический фасад». Огромные безжизненные пространства ледяных пустынь, тундр, лесотундр, частично тайги. «Северность» России — любимый аргумент тех, кто объясняет нашу бедность и отставание от Запада природными условиями, но на Севере плотность населения проще измерять не в людях на квадратный километр, а в квадратных километрах на человека.
Апрель. Поселок Чапома
|
Современных экономических и политических руководителей России часто обвиняют в «продаже Родины», имея в виду вывоз природных богатств за пределы страны. Но надо четко понимать — все это началось не сейчас, а в далекие 20—30-е годы. Нынешние «олигархи» не построили ни одного нового города, ни одного трубопровода и ни одной дороги — они используют почти исключительно то, что было построено в годы советской власти. И построено именно для вывоза ресурсов, а вовсе не для развития страны.
Со второй половины 50-х годов Север начинает осваиваться с помощью «длинного рубля». Зарплата на Севере в несколько раз превосходила зарплату в основной части страны. Человек, приехавший в Заполярье, сразу же получал в 1,5—2 раза больше своего коллеги, оставшегося в основной части России. Это называлось «районный коэффициент».
Возникает вопрос: а зачем все это было нужно? Ответ предельно простой: нужны были ресурсы, потребность в которых увеличивалась по мере «расширения участия СССР в международном разделении труда». В условиях извращенных механизмов ценообразования в советской экономике, крайне низкой стоимости рабочей силы и столь же низких транспортных тарифах освоение Севера выглядело чрезвычайно привлекательным. Оно создавало иллюзию развития и находило даже свое «теоретическое» объяснение с помощью одного из законов странной науки — политэкономии социализма. Закон этот, «открытый» советскими политэкономами, именовался «законом планомерного пропорционального размещения производительных сил при социализме», на практике проявлялся в ускоренном освоении ресурсных регионов в ущерб остальной стране.
В те же 50-е годы на Север приходят новые «освоители» — военные. Путь через Северный полюс был и остается самым коротким путем между нашей страной и США, и именно в этом направлении ожидались основные действия стратегической авиации в случае войны. Здесь размещаются полки истребительной авиации, зенитно-ракетные части и даже мотострелковые дивизии. Названия арктических островов, мысов и гаваней становятся названиями радиолокационных «точек» войск ПВО страны и ВМФ — Греэм Белл, Мыс Желания, Русская Гавань... «Точка» была даже на острове Виктория, это между Землей Франца-Иосифа и Шпицбергеном. Правда, просуществовала она всего несколько лет. Любопытно, что в случае войны спасение личного состава этих подразделений не предусматривалось. Условия службы были ужасными — день на дальних точках начинался с пилки снега, необходимого для получения воды. Казармы и другие помещения представляли собой обычные бараки. Отопление было угольным, а уголь еще надо было завезти и разгрузить. Но условия службы там и без того не сахар. Зима в тех краях продолжается примерно 9 месяцев, весна — июнь, лето — июль, осень — август. И ветер, бесконечные метели и вьюги, смена погоды за пятнадцать минут. На Новой Земле, например, слово «вариант» имеет совершенно непривычное значение. Это очень сильный ветер, сила которого отражается в номере варианта. При первом варианте дальний предел видимости — вытянутая рука, и то не всегда.
На протяжении всего послевоенного времени Север был ареной военного противостояния. В середине 80-х годов существовал маршрут боевого патрулирования стратегической авиации США «Гигантское копье», соединявший через полюс Аляску и Гренландию. На этом маршруте постоянно находились стратегические бомбардировщики с полным боекомплектом, готовые в любой момент повернуть на юг. В середине 80-х годов американские самолеты-разведчики SR-71 («Blackbird») и RC-135 по крайней мере раз в неделю совершали облет советских берегов в Баренцевом море, естественно, вне пределов территориальных вод Союза.
В 90-е годы происходил бурный отток населения с Севера, главным образом в Европейскую Россию. Дальнейшее освоение «северов» было бы для страны катастрофой. Все большая часть произведенной нашей экономикой продукции расходовалась и расходуется на поддержание связей с северными регионами и на обеспечение их жизнеспособности. Отток населения при этом объясняется предельно простым фактом — снижением относительной выгодности жизни на Севере.
Никто не отменял ни районные коэффициенты, ни 10-процентные надбавки. Просто в новых экономических условиях оказалось, что, во-первых, не меньшие, а зачастую и большие деньги можно зарабатывать на «Большой земле». Во-вторых, все эти надбавки и коэффициенты в полной мере сохранились лишь в государственных организациях, частные предприятия платят столько, сколько могут. И в-третьих, в рыночных условиях цены «подтянулись» к зарплатам.
Очень большое значение для оттока населения с Севера имело резкое снижение военной опасности. Уже во второй половине 80-х годов острота военного противостояния снижается, а в 90-е годы сокращается резко. Упраздняется «Гигантское копье», самолеты-разведчики SR-71 вообще списываются из военно-воздушных сил США в 1990 г. (Это самые быстрые и самые высотные самолеты в мире — скорость до 3500 км/ч и высота полета 21 000 м.) В 1995 г. два SR-71 вернули в строй, но над Арктикой они больше не летают.
Естественно, что противостояние в Арктике продолжается, но оно сейчас скорее экономическое, чем военно-политическое. Очевидно, что в обозримом будущем Арктика не станет местом начала Армагеддона. Те части и подразделения, которые выполняли функции «стражей Судного дня» и основной задачей которых было, в сущности, произнесение одной-единственной фразы «Они идут!», ликвидируются, а места их дислокации, по военной терминологии, «консервируются», а попросту говоря — забрасываются.
Лишь с сожалением можно отметить тот факт, что в последние годы стало вновь отмечаться миграционное движение на Север, особенно в нефте- и газодобывающие регионы. Но можно надеяться, что это временное явление, и страна наконец развернется всей своей мощью в сторону заброшенной Западной России, бурлящего Юга и возрождающегося Востока, предоставив «ледяной ад» Арктики его собственной участи.
Региональная политика советского времени очень схематично может быть определена одной фразой: «круглое — таскать, квадратное — катать». Те части и регионы страны, которые были способны к самостоятельному развитию, полагались бесперспективными, и их развитию не то что не уделялось внимания, но даже предпринимались меры к сдерживанию этого развития (достаточно вспомнить меры по ограничению роста крупных городов). В то же время считалось, что наиболее значимые для страны территории — это регионы «нового освоения», в которые и должны переселяться люди, осваивая нужные для страны ресурсы.
Следует осознать одну простую вещь — стране нужно только то, что нужно ее гражданам. И если эти граждане стремятся в крупные города, то не нужно этому препятствовать, а нужно это использовать. Если люди уезжают с северных и восточных окраин, то лишено смысла их туда заманивать — поедут только за тем, чтобы заработать на жизнь в городе (на «Большой земле», просто «Земле» или «Западе», так называли Европейскую часть страны в разных частях наших «северов»), и желательно в крупном городе.
Основное внимание следует уделять не освоению новых территорий — с этим достаточно наигрались в советское время, а выявлению естественных тенденций регионального развития и их использованию в интересах дальнейшего развития общества и государства. Не людей следует переселять туда, где по мнению власти должна развиваться экономика, а экономику нужно развивать там, где живут люди.