Коренные малочисленные
народы России

Во время встречи «Географии» с учителями Юго-Западного административного округа Москвы один из руководителей методического объединения — известный московский учитель А.Ф. Давыдов посоветовал редакции сделать материал о малых народах России. Он обратил внимание, что этот сюжет важен для учителя, потому что вызывает неподдельный интерес учеников. Особенно в Москве, которая, несмотря на рост национального разнообразия и появление этнических очагов, сильно сплавлена в единую русскую городскую культуру. В многомиллионной концентрированной столице школьнику трудно даже представить (смоделировать в уме), как может на обширной территории существовать целый особый народ численностью в одну пятиэтажку из старых кварталов Новых Черемушек.

— Рассказывая ученикам о малых народах, я всегда стараюсь привести какой-нибудь интересный факт, — говорит Александр Федорович. — Например, напоминаю, что в годы войны (чуть ли не по личному распоряжению Сталина) мужчин из малочисленных народов Севера не призывали, старались сберечь генофонд. Приведите в газете сведения о современном расселении малых народов, дайте современные интересные факты о них.

Действительно, пора это сделать. Ведь большинство отечественных этнографических работ устарели, что называется, на корню: их пишут (а вернее, переписывают) по материалам вековой давности*. В этнографических и краеведче­ских музеях показывают образцы «предметов национального быта», 70—100 лет назад вышедших из употребления (часто сами представители «экспонируемого» народа понятия не имеют, что это за вещи; знает только приезжий экскурсовод). Фольклорные коллективы исполняют «национальные» песни и танцы, записанные от прабабушек. Но когда у жителей этой национальности, собирающихся на сельскую дискотеку, спрашиваешь, будут ли они там так танцевать, те только улыбаются в ответ.

В современном информационном пространстве циркулирует множество недостоверных, искусственных этнографических образов. Что до больших народов, с представителями которых всем нам так или иначе приходится сталкиваться, эти образы рассеиваются бытовыми впечатлениями. Никто же не воображает себе русских входящими в метрополитен в красной рубахе или сарафане, с кокошником или кушаком; топящими избы по-черному и длинными вечерами при лучине поющими протяжные песни. Когда же редкий случай сводит нас с представителем народа немногочисленного, «экзотического», мы как-то даже разочаровываемся, если он одет не в малицу или не в кухлянку, если живет в нормальной квартире, а не в юрте, если каждое утро садится за рычаги трактора, а не гоняется с арканом за белой важенкой.

Исторические описания народов, конечно, нужны. Нужны музеи и фольклор. Но их и нужно воспринимать как историю. Порой же, и очень часто, всё это принимается за чистую монету. Недавно в одном солидном вузе слушал студентов, вернувшихся с практики из Тувы. Они на полном серьезе утверждали, что тувинцы, живя летом в юртах, пользуются кружками из бересты, деревянными ведрами, днище которых сделано из бычьего пузыря и т.п. Оказалось, дети побывали в «этнографической юрте», в музее традиционного быта, и ничтоже сумняшеся приняли это всё за явления современности. Это будущие специалисты. А что творится в умах наших простых туристок и туристов. Сколько раз, оказываясь за границей на этнографической экскурсии, я видел, что больше половины экскурсантов искренне верили, что попали в настоящий затерянный мир. Известная среди деятелей турбизнеса шутка (но это быль): как только круизный лайнер швартуется у какого-нибудь тропического острова, тут же выясняется, как сказочно повезло туристам — как раз сегодня вечером начнется единственный в году карнавал (а тем временем мулаты спешно стягивают с себя китайские джинсы, обряжаясь в специально заготовленные юбочки из пальмовых листьев, возможно, тоже специально завезенные на остров). Но ладно, туристическая «этнография» в конце концов ничем не хуже диснейлендов. Если человек готов обманываться, чтобы развлечь себя, отчего же не...

Есть, однако, сферы, где обманывать нельзя по определению. К таковым относится образование. А в учебных пособиях и книгах для школьников мы то и дело встречаем картинки с «этнографическими типажами», где, например, под изображением мужчины в косоворотке и плисовых сапогах и женщины в сарафане может стоять подпись «Русские» (без всяких комментариев — не «Русские в крестьянских костюмах конца ХIХ в.», а просто «Русские» — вот они какие, и никаких кроссовок «адидас» и английских троек). А чего стоит знаменитый пассаж в одном из готовившихся к печати учебников, где повествовалось о селькупах, которые в окошко своего жилища за неимением стекла вставляют кусочки льда.

Этнографическая экзотика, пусть и не имеющая ничего общего с современным реальным состоянием территории, привлекает многих и поэтому сбивает с толку. Многие, причем и авторы учебной литературы, предпочитают обращать внимание на внешние различия народов (они, конечно, есть и сохраняются, но не как в музее). Между тем в преподавании географии важно не просто констатировать имеющиеся особенности костюма, песен или жилища. Важно показать, что эти особенности родились в ходе работы, выполняемой тем или иным народом по использованию природного потенциала той или иной территории, в ходе приспособления к определенным условиям среды на определенной стадии развития производительных сил. Ведь объект изучения географии — территория. Важно подвести детей к мировоззренческой идее о связи народоведения и природоведения, общества и природы, ландшафта и быта. Народ — продукт природной среды (ландшафтоведение), географического положения (география) и определенных видов труда, связанного с превращением среды/положения в еду и нужные предметы (экономика) и защиты их. По мере того, как изменяется труд людей, как изменяется географическое положение ареала обитания народа, меняется вся этнография. Русский крестьянин, выросший в деревне и всю жизнь проработавший на открытом воздухе, в этнографическом плане отличается от русского лощеного приватизатора, не выходящего из кондиционированных помещений, как человек совершенно иного народа. И по облику, и по быту, и по укладу жизни, и по костюму, и по соблюдаемым «обрядам». Да и язык у них вовсе не одинаковый. С соседним вепсским земледельцем у русского земледельца куда больше этнографической близости.

Изучать в школе нам нужно реальную страну, с реальными народами, в их реальном состоянии — в процессе расслоения существующих этносов, интеграции новых.

В подборке, которую мы начинаем публиковать в этом номере, коренные малочисленные народы России — наши современники. Они живут реальной жизнью; главные, системообразующие их заботы — экономические. Есть в их жизни и элементы игры, элементы национальной самомузеификации. Иногда эта игра для самовыражения, иногда для заработка на туризме (турист готов верить, что жители так и ходят в национальных костюмах и играют на жалейках), а иногда — для вящего давления на власти: смотрите, вот мы поем наши национальные песни и вышиваем наши узоры — значит мы существуем как особый народ, — значит, это должно быть особо учтено в бюджете.

Подборка составлена по материа­лам журналистов, краеведов, ученых, администраторов, работающих с проблематикой малых народов нашей страны в начале ХХI века. Каждую подборку предваряет таблица, содержащая базовые сведения о народах, гостящих в очередном номере «Географии» (порядок «приглашения в гости» — алфавитный). Список народов дан по материалам переписи 2002 г. и в соответствии с перечнем, утвержденным правительством РФ.

Таблица
Размещение коренных малочисленных народов
по территориям преимущественного проживания в России

С.В. РОГАЧЕВ

* В современной России мало хороших современных этнографических исследований. Этнографическая наука, которая в начале ХХ в. еще позиционировала себя на рубеже географии и истории, к своему и нашему несчастью, в итоге скатилась в историю. А для историка настоящее — досадная помеха, не дающая разглядеть якобы главное — прошлое. Читаешь порой нынешние этнографические работы и поражаешься: насколько исследователя не интересует народ современный — с его бытом, природно-ресурсной базой, экономическими интересами, проблемами, противоречиями с соседями. Зато как он загорается, когда откуда-нибудь из чулана старушка вынимает сто лет никем не надевавшуюся рубаху, полтора века не используемую прялку или пересказывает со слов родителей какой-нибудь обряд, в котором никто из живущих представителей исследуемого народа никогда в жизни участия не принимал.