Бесермяне — удмуртские неудмурты
Бесермяне живут на северо-западе Удмуртии, язык их близок к удмуртскому. Многие и считают его просто диалектом удмуртского языка. Главное отличие — большое количество тюркских слов (недаром в старину русские называли бесермян чувашами). Полагают, что бесермяне пошли от южных удмуртов (в Чувашии, недалеко от Волги, есть гора, известная как Пессермен, или Бесермян). Под влиянием волжских булгар (предки казанских татар) южные удмурты приняли ислам (слово бесермяне возводят к слову мусульмане), потом, спасаясь от монголо-татар, бежали в тайгу на север Удмуртии, где уже после прихода русских были крещены вместе с другими удмуртами, однако сохранили элементы мусульманства. Этнографы отмечают, что для совершения некоторых обрядов бесермяне, даром что православные, приглашают муллу. Праздник окончания сева называют по-тюркски — Кырбан. Сохраняются элементы языческих обрядов. По рассказам своей мамы вспоминает бесермянка Зоя Невоструева из Юкаменского района Удмуртии: «Гусей осенью в воду резали: ходили резать в воду. Зачем-то, ну мы уже не знаем, мы ведь современные люди. Так, понаслышке немножко знаем. Людей других никого не звали, не пускали, только одни ели эту гусиху. Вот такой обычай». (ГТРК Удмуртия) В Юкаменском районе, в основном в деревне Шамардан, московские ученые работают над созданием словаря бесермянского языка. Ангелина Петровна Урасинова, жительница с. Юнды Балезинского района, по крови не бесермянка — удмуртка. Но, выйдя замуж за бесермянина, заинтересовалась традиционной культурой этого народа. Результатом стал открывшийся в 1990 г. краеведческий музей (филиал Балезинского краеведческого музея). В двух комнатах избы, отведенной под музей, выставлены национальные костюмы, предметы быта бесермян, образцы ремесленных изделий. Будучи школьной учительницей, Ангелина Петровна ввела на своих уроках традицию рассказов о бесермянской культуре (оказалось, что к этому времени дети в бесермянской деревне о традициях своего народа знали до обидного мало). Однажды собрала пожилых женщин деревни у себя и предложила им создать песенный фольклорный ансамбль. С тех пор они регулярно собираются и поют. В последние годы хором всерьез заинтересовались ученые. Дело в том, что юндинские бабушки не просто исполняют древние крези (распевы), но поют многоголосьем, как сейчас мало кто умеет. К ним приезжали этнографы не только из Ижевска, но и из родственных финно-угорских Финляндии и Эстонии и даже из далеких Испании и Нидерландов. И европейские ученые не могли прийти в себя от удивления, что здесь, на севере Удмуртии, существует такой заповедный уголок, где сразу за плетнем начинаются холмистые поля, обед готовится в печи, а за столом поются песни, уходящие корнями в глубокую древность. Бесермянские крези поются на свадьбах, крестинах, похоронах, на застольях. Крезь нельзя петь «автоматически»: древний напев каждый раз звучит иначе. Рифмы в крезе нет, как нет и сюжета. Весь напев — чистая звукопись, подчиненная только ритму. Каким шестым чувством исполнительницы понимают, что на этот раз расцветет напев именно такими узорами, куда каждая повернет песню? Такое взаимопонимание даже у профессиональных джазовых музыкантов, всю жизнь практикующихся в импровизации, нечасто встретишь. А у бесермянских бабушек оно, видимо, в крови. Ни разу бабушки не сбиваются с ритма. Ученые нашли в этом ритме подтверждение того, что крези имеют очень древние корни. В современном удмуртском языке ударение в большинстве случаев ставится на последний слог. А в обрядовых песнях мелодика и ритмика таковы, что ударение переносится на первый слог. Когда бабушки поют свадебный крезь, они даже притопывают ногой на этом ударном первом слоге (музыканты бы сказали: играют сильную первую долю). Учитывая это, ученые высказывают предположение, что в глубокой древности в удмуртском языке все ударения ставились на первый слог и лишь позднее, под влиянием тюркских языков, ударение сместилось в конец слова. Кончается крезь так же неожиданно, как и начался. Некоторые бабушки еще выпевают мелодию, а одна уже спокойно просит соседку по столу: «Дай-ка мне вон ту ватрушку». И все переходят к неторопливой застольной беседе, чтобы минут через десять так же, без всякой паузы или «отмашки», запеть снова. Мясная ватрушка. Запах и вкус — сумасшедшие! Спрашиваю: «Как вы эту вкуснотищу называете?» Жду необычного удмуртского или бесермянского названия, но в ответ слышу: «Удмуртская пицца». Вот так — и сюда, в маленькую бесермянскую деревню, глобализация докатилась. (Анна Вардугина//Удмуртская правда, 15.12.2006) |
