За чертой больших
и средних городов

Разноликая Россия

Т.Г. НЕФЕДОВА
доктор геогр. наук, ведущий научный сотрудник
Института географии Российской академии наук

Фото Dashilda. фото.сайт

Социально-экономическая организация сельской местности у нас принципиально отличается от городской. В деревне, поселке нет такого выбора занятий, как в городе. Советские власти часто не допускали там развития каких-либо иных производств, кроме основного, сельскохозяйственного. Вся жизнь нескольких поселений зависела от одного предприятия – колхоза, совхоза или леспромхоза. Сейчас крупные предприятия в сельской местности потеряли монопольные функции, наряду с колхозами появились фермерские хозяйства, с бывшими леспромхозами конкурируют частные пилорамы. И все же от того, в каком состоянии находятся местные лесоили агропредприятия, зависят и зарплаты, и занятость населения, и большинство социальных и психологических проблем людей.

Можно выделить пять основных зон с разным характером освоения территории, в которых эволюция природно-хозяйственных отношений и адаптация к новым условиям происходили по-разному: зона слабоосвоенная и неосвоенная на Севере и Востоке страны; зона лесная с добычей полезных ископаемых, очаговым заселением и сельским хозяйством; зона лесо-сельскохозяйственная; зона преимущественно сельскохозяйственная равнинная; зона горная скотоводческая с очагами добычи полезных ископаемых. Что же представляет собой каждая из зон?

Хибины

Неосвоенная территория

занимает 45% общей площади России, а проживает там менее 2% ее сельского населения. Это — огромный природный резервуар, источник богатейших ресурсов. Самые северные в мире большие города (Мурманск и Норильск), а также поселения — наследники опорных баз ГУЛАГа зависят от северного завоза и дорогих систем жизнеобеспечения. Люди терпели суровые условия ради высоких зарплат, возможности накопить деньги и без проблем переехать потом «на материк». Лишившись этого, население побежало из городов и поселков в освоенные зоны. В 90-е годы максимальный миграционный отток городского и сельского населения (от 200 до 900 человек на 10 тыс. населения ежегодно) наблюдался на Чукотке, Камчатке, в Магаданской области. Из этих регионов ежегодно уезжает 2—4 тыс. человек, и, судя по прогнозам Госкомстата, ситуация вряд ли изменится в ближайшие 20 лет. Другие районы тоже продолжают терять население. Исключение составляют некоторые города в нефте-газоносных округах. Именно от них, а еще от мировых цен на нефть и газ, в течение нескольких десятилетий зависела и будет зависеть судьба страны.

В этой зоне есть ареалы с очаговым сельским хозяйством (Центральная Якутия) либо с относительно густой сетью добывающих поселков. Все остальное — мир традиционного хозяйства коренных народностей Севера, хотя их доля в населении (за исключением Якутии) мала. Огромные советские оленеводческие колхозы в основном развалились, стада оленей перешли было в частные руки, но за невыгодностью оленеводческого хозяйства поголовье быстро сократилось. Архаичное оленеводство, охота, рыболовство — вот основа выживания малых народов на всей этой огромной территории.

Лесная зона с добычей полезных ископаемых,
очаговым заселением и сельским хозяйством

тянется широкой полосой от Белого и Баренцева до Охотского и Японского морей. Она захватывает Карелию, большую часть Архангельской области и республики Коми, Ханты-Мансийский а.о., северные части Красноярского края, Томской и Иркутской областей и значительную часть юга Дальнего Востока. Всего она занимает четверть территории России. Здесь внегородское пространство организуют транспортные, рыболовецкие, горнои лесопромышленные поселения, обычно нанизанные на нити рек. Встречаются и крупные города, вокруг которых формируются локальные ареалы пригородного сельского хозяйства. Самые благополучные районы — новые районы добычи нефти и газа на севере Европейской России и в Западной Сибири. Однако при высоком уровне инвестиций и зарплат о достойном качестве жизни в поселках, часто вахтовых, говорить не приходится.

При относительно слабой освоенности есть возможность заработать населению в районах наиболее интенсивных лесозаготовок, особенно на экспорт. Это — территории у северо-западной и юго-восточной границ России, а также в сырьевых районах крупнейших центров лесопереработки (отдельные районы в Республике Коми, в Томской, Иркутской и других областях). На остальной территории вдали от крупных городов (при средней плотности менее одного человека на км² в отдельных очагах) люди выживают как умеют. Агропредприятия, возникшие здесь на волне общехозяйственного освоения, в последние 10 лет в этой зоне рискованного земледелия пережили крушение. Почти все свернули растениеводство; сохранилось не более 1/4 поголовья общественного скота. Личные хозяйства оставшихся стариков очень скромны.

Освоение шло здесь по крупным рекам. На их берегах десятки километров тянется нетронутая тайга, перемежаемая березняком, развалиными поселков или осколками ГУЛАГа — бетонными блоками бывших лагерей. Живые селения окружены не полями, а травянистыми выгонами — луговыми островами среди тайги, символически поделенные на участки редкими жердями. Огороды малы и жмутся к избам. Попадаются и частные пилорамы рядом с поселками. При бездорожье основной лесоповал зимой, тогда здесь можно встретить и молодежь: в сезон заработки (в основном в конвертах, без налогов) достигали в 2005—2006 гг. 15—20 тысяч в месяц. Чем южнее в Нечерноземье, тем меньше пьют, поскольку ценят работу и нет такой безысходности. Тем не менее, население сокращается, число уезжающих из этой зоны примерно вдвое привышает число приехавших из других регионов. Отток, достигший, например, в Архангельской области или в Республике Коми 5—6 тыс. человек в год, будет, по-видимому, увеличиваться.

Лесо­сельскохозяйственная зона

охватывает остальную часть Нечерноземья, а также переходную полосу от тайги к степям на востоке страны. Она начинается от Псковской и Ленинградской областей (включая и анклавную Калининградскую), захватывает Вологодскую, Кировскую, центральные части Пермского края и Свердловской области. Южная граница этой зоны «режет» Брянскую, Рязанскую, Новгородскую и другие области, продвигаясь к Челябинскому и Тюменскому пригородам. На востоке эта зона резко сужается, проходя через юг Томской и Иркутской областей, слегка расширяясь на Дальнем Востоке в местах сельскохозяйственного освоения. Эти 13% территории России, на которой проживает 30% ее сельского населения, — главная промышленная зона страны, именно в ней расположено большинство крупных городов, формирующих ярко выраженные пригородные ареалы. Всего здесь находится 70 городов с населением свыше 100 тыс. жителей, правда, 17 из них — в Московской области. Главная особенность этой зоны — головокружительные контрасты пригородных и периферийных районов.

Пригород — это совершенно особый мир, лучше инфраструктурно обустроенный, более плотно заселенный. Здесь тесно переплетаются сельские и городские черты: в селах часто можно встретить многоэтажки, окруженные огородами, недалеко  садоводческие товарищества горожан, по площади не уступающие селам, вперемежку с коттеджными поселками, складами, крупными торговыми центрами и тому подобными «выплесками капиталов» из городов в пригороды. Многие сельские жители ежедневно ездят в города на работу, проводят там большую часть времени, делают покупки. В отличие от многих западных стран, в России именно вблизи больших городов еще в советское время сформировалось мощное сельское хозяйство. Сюда направлялись основные инвестиции. Развитая инфраструктура и налаженные связи с перерабатывающими предприятиями крупных городов помогали развитию агропроизводства. И даже в 90-е годы, когда поддержка агросектора резко уменьшилась, накопленный потенциал позволил пригородным агропредприятиям лучше пережить кризис, и многие из них, наряду с южными районами, являются основными сельскохозяйственными производителями.

В значительной степени экономическая активность пригородов поддерживается тем, что в города и пригороды долгие годы стягивалось более молодое и активное население. Это были и межрегиональные перемещения в поисках лучшей жизни, и внутрирегиональные — из периферийных районов поближе к городам. И сейчас плотность сельского населения в пригородах больших городов составляет 15—20 человек на км², поднимаясь до 50—100 в Подмосковье. После небольшого перерыва, который был в начале 90-х годов, во многих районах, особенно в Нечерноземье, вновь восстановились прежние тренды миграций, способствующие концентрации населения в пригородах и дальнейшей поляризации сельской местности.

Влияние города на окружающую местность неоднозначно. Оно зависит от размера города и от характера самой местности. Пригороды Москвы и Санкт-Петербурга — это городские агломерации с гроздьями больших, средних и малых городов. Такой, как здесь, концентрации капиталов, такого количества дачников, таких мощных агропредприятий почти промышленного типа, таких высоких цен на землю и такой напряженной борьбы за нее, пожалуй, в России больше нет, хотя ближайшие пригороды городов-миллионеров и пятисоттысячников по многим параметрам сравнимы с Подмосковьем. Пригороды могут охватывать территории, превышающие площадь ближайшего к городу административного района. Например, подмосковный пригород — это почти вся Московская область, пригороды Санкт-Петербурга и Екатеринбурга распространяются на районы, составляющие две-три окружающие областную столицу зоны соседства. Дачные же зоны москвичей и петербуржцев расползлись по деревням соседних регионов, соприкасаясь на юге Псковской и Новгородской областей. Пригороды сибирских гигантов поуже. В Нечерноземье не только вблизи центров регионов, но и рядом с любым большим городом (свыше 100 тыс. жителей) формируется административный район, выделяющийся на фоне депрессивного окружения более высокой плотностью населения, лучшими результатами сельского хозяйства и повышенной экономической активностью. Впрочем, доля пригородных территорий в этой зоне очень мала и составляет всего 5% территории, да и то главным образом за счет разросшихся пригородов Москвы и С.-Петербурга.

Большая же часть лесо-сельскохозяйственной зоны — это почти сплошь депрессивная периферия, возникновение которой во многом обусловлено редкой сетью больших городов. На один большой город здесь в среднем приходится 32 тыс. км² сельской территории, а без Московской агломерации — 41 тыс. км². Это означает, что среднее расстояние между большими городами составляет в этой зоне около 230 км, и даже в Европейской части (без учета Московской области) оно равно 185 км.

Нечерноземная периферия — самая проблемная территория. Экономика здесь зачастую в полном коллапсе, люди страдают от безденежья и выживают лишь за счет натурального хозяйства. Земли много, да никому она не нужна, забрасывается, зарастает сорняками и лесом. Масштабы сельской депопуляции и разрушения сети сельских поселений колоссальны: почти в половине деревень либо вообще нет постоянного населения, либо живет менее 10 человек, еще в 30% — от 10 до 50 человек, в основном это пенсионеры. Много запойных пьяниц. Плотность сельского населения упала до 1—3 человек на км². Через несколько лет в большинстве деревень останутся в лучшем случае дачники.

Большинство агропредприятий и до 90-х годов были убыточны и поддерживались огромными дотациями. Их заставляли держать большое поголовье скота и распахивать земли, хотя продуктивность хозяйств была крайне низка: урожайность и надои молока здесь были и остались в два-три раза ниже, чем в пригородах с точно такими же природными условиями. Сейчас, когда партийно-административное принуждение исчезло, во многих районах посевные площади сократились в 10 и более раз, в некоторых в 2000-е годы уже вообще ничего не сеяли. 70% всех районов этого типа можно назвать «черными дырами» сельского хозяйства. Частный сектор как будто прорастает сквозь общественный, но по мере старения населения и он свертывается. Люди чаще выживают за счет даров леса: собирают грибы, ягоды, ловят рыбу. А если сравнительно недалеко есть предприятия, перерабатывающие лесные дары, или место доступно для транспорта, то в деревне появляются перекупщики. В северной части этой зоны, где есть хороший лес, важным фактором выживания целых районов является лесозаготовка. Крупных предприятий здесь гораздо меньше, чем на Севере, но зато множество частных пилорам. Фермеров мало, так как консервативное население глубинки отторгает покушения «чужих» на традиционный уклад. К тому же в таких районах трудно найти надежных малопьющих работников.

Если ехать от крупного города в сторону границы региона, то видно, как от одного административного района к другому постепенно мельчают поля и селения и как их место занимают леса. Вдоль дорог села еще довольно крупные. Но чуть в стороне деревни зимой вымирают и только летом некоторые из них заполняются дачниками. Черные, ветхие, редко стоящие избы местных жителей отделяют от наступающей со всех сторон стены леса небольшие выгоны и поля. От колхозных построек на периферии остались лишь руины: остовы бывших ферм, хлопающие на ветру сорванными кусками крыш амбары, брошенные у околицы останки техники. И в деревнях, и на подъезде к ним — разбитые и почти непроезжие дороги.

Окончание следует