Жили мы вчетвером. Это прежде — мамаша с
папашей.
А потом уже — бабка Настасья. И, стало быть, я.
Невелик был актив. А семейная хлебница наша
Не скудела, кажись. И под квас выпадала статья.
Принимали гостей. Ибо сами гоститься любили.
И скажу — не гордясь, а всего только суть
возлюбя:
Не любили заплат. И лаптей никогда не носили.
В подковырянных валенках тоже не помню себя.
Сам глава был столяр и с весны уходил на
подряды.
Значит, править хозяйством семья оставалась
втроем.
А ведь были — крестьяне. И все наши копны и
гряды
Не давали нам скидок в положенном круге своем.
И косить, и пахать, и ходить за скотиной и
птицей,
Убираться в полях и держать весь порядок в
дому —
Это все было наше, и не с кем тут было делиться,
И за каждый пробел это все нам сулило суму.
Я всего был клопе?ц — только-только
спровадили в школу,
А ведь вот — управлялись, и все у нас шло
чередом:
И с полей уберем, и зерно приготовим к помолу,
И для странников нищих всегда запасемся куском.
Ни зернинки под снег. И под дождь — ни единой
сенинки.
Ни косилок, ни жаток. Они только снились отцам.
А ведь крякали утки, звенели молочные кринки,
И готовилось пиво ко всем храмовым торжествам.
Никаких орденов. Ни похвал, ни речей, ни медалей.
Я и так был герой. Только дайте мне вожжи и кнут.
На рабочую силу в столицу заявок не слали.
Приезжала родня. Да и то — гамаки привезут.
Да ведь нам это к чести. А мне и подавно не худо:
Мать за плугом идет — я, как воин, верхом на
коне,
Мать с косою в лугу — я с граблями за нею
повсюду,
Бабка щей принесет — я кричу уже: «Бабушка!
Мне!»
И ласкали гостей. Ибо сами ласкаться любили.
И скажу не в упрек, а всего только суть возлюбя:
В города не рвались. И за счет государства не
жили.
И у кур на смеху не бывали в дому у себя.