Окончание. См. № 10, 11/2008

Работу с этим текстом начните с того, что, сделав ксерокопии с. 34 и 35 в этом номере, склейте их с уже смонтированным вами раньше уральско-иртышским участком Транссиба (от Челябинска и Екатеринбурга до оконешниковского солнышка на востоке Омской области (№ 10/2008). Если же в вашем распоряжении нет № 10, не печалуйтесь. В одном из ближайших номеров мы повторим в уменьшенном масштабе 2000 км Транссибирского пути — от свердловского 1771-го до тяжинского 3773-го.

4. ВЫБОР

Вы собрались подкрепиться. Рассматриваются два варианта: а) сходить за чипсами по обочине шоссе к магазину; б) сходить за мороженым через лесок по извилистой тропе к ларьку. Известно, что обе торговые точки отстоят от вас на одинаковые расстояния, но из-за извилистости путь за мороженым длиннее. Известно также, что шоссе — обычное место рейдов великовозрастной шпаны на мотоциклах. Тропа тоже не стопроцентно безопасна, но там вы рискуете встретить только шалящих малышей, с которыми имеете шанс совладать.

Теперь вам предстоит взвесить:

а) каким временем вы располагаете для похода (есть ли необходимость выбирать короткий путь) и какой обувью (и проходима ли вообще сегодня после дождя тропа);

б) чего вам больше, и насколько больше, хочется — чипсов или мороженого;

в) какова степень риска движения по тому или иному маршруту.

Суммой взвешиваний станет ваш выбор. Выбор пространственной траектории.

Колонизационное (освоительское) движение, приходя в новое пространство и избирая в нем свое направление, руководствуется тремя основными свойствами территории:

а) проницаемость территории;

б) привлекательность территории (аттрактивность ресурсов);

в) сопротивление территории (резистентность конкурентов).

Все эти три свойства территории отлично читаются в гербах юга Западной Сибири.

4.1. Проницаемость севера и проницаемость юга

В разделе 3 («Сдвиги») мы уже выяснили, что северный путь русских через Сибирь на восток был руководим естественными поводырями — реками. Иной возможности попасть с Урала на восток Западной Сибири водным путем, кроме как через нынешние Тобольск и (или) Ханты-Мансийск (тогда — Самарово), не было. Сама природа подсказывала пути колонизации.

Она же их и ограничивала. Таежный север Западной Сибири только по рекам и проходи`м. По узким коридорам, но шаг вправо, шаг влево часовой-тайга могла и не простить.

Напротив, на юге, там где потом прошел Транссиб, лежит прекрасная широкая, позволяющая значительный маневр проницаемая полоса — степь. Гербы Петропавловска и Челябинска, особенно рассматриваемые в паре, показывают, что задолго до русских здесь успешно поддерживались дальние пространственные связи. На гербах юга, в отличие от гербов севера, из которых буквально растут барьеры — хвойные деревья (укажите, в каких гербах читается тайга), не видно никаких природных препятствий. Препятствиями, барьерами для широтных передвижений здесь служат только субмеридиональные реки, рассмотренные нами в предыдущем разделе. Их, конечно, приходится форсировать, но, к счастью, речная сеть Западной Сибири не слишком густая. Зато ничто не указывает на барьеры в рельефе — разве что исторический курган Кургана на берегу Тобола. Да и тот Царев курган уже срыт (при благоустройстве города в середине XX в.).

Когда русские пробили-таки прямой гужевой путь по степной части Западной Сибири, путешественники отмечали, при низком качестве самой дороги, высокую проницаемость местности. В случае необходимости разъезженные донельзя участки дороги можно было просто объехать по полю: «Дорога раздваивается, расстраивается и часто с одного ее конца до другого... версты две или около».

Известно, что строительство Транссиба на участках Челябинск—Омск и Омск—Обь обошлось, в расчете на километр пути, и по мировым, и по российским меркам удивительно, почти рекордно дешево. Хотя и воровали, видимо, очень много. По крайней мере, один из деятелей транссибирского строительства Гарин-Михайловский с очень хорошим знанием дела описал механизм воровства (или, как сейчас сказали бы, коррупции и нецелевого расходования средств) при строительстве железных дорог в своих «Инженерах».

Дешевизна путевого строительства здесь — производная от природных условий: открытость пространства (малолесность и безлесность), ровный рельеф, мало рек (и следовательно, мало дорогостоящих мостов). Обратите внимание на то, как много прямых линий (прямых полос) на гербах восточнее Урала и западнее Оби. Магистраль иногда десятками километров идет по почти идеальной прямой: нет препятствий, которые надо было бы объезжать. Пишут, что инженеры при строительстве Транссиба в Западной Сибири в конце XIX в. жаловались на необходимость провешивать многокилометровые прямые участки: на таких больших дистанциях даже инструментам трудно было не отклониться от прямой. Природа же здесь более прямолинейна, чем техника.

Итак, южный путь ничуть не более непроходим, чем северный. Почему же к южному варианту Россия пришла лишь спустя век после северного выбора? Вопрос пока остается открытым, продолжим сравнение двух векторов.

4.2. Привлекательность севера и привлекательность юга

За какими «чипсами» шли первые русские на восток? Что нужно было там новгородцам? Чего искал Ермак за Уралом? Ради чего туда потом посылались всё новые и новые воеводы и шли промысловики?

Ответ — в № 10 на гербах Свердловской области, Ревды, Первоуральска, Екатеринбурга, Тюменской области, Усть-Ишима. В этом номере на с. 34—35 тот же ответ продолжают давать гербы Новосибирской области, Новосибирска и Колывани. В следующих номерах — еще и старый герб Кемеровской области. За соболем — главным тогдашним «валютным» богатством Сибири. Соболь — северянин со шкурой, закаленной в хвойной тайге. Ее южная кромка, подтаежье, хорошо маркируется: старый герб Первоуральска, Ярково, Юргинское, Усть-Ишим (№ 10, с. 28—29, 32—33). В этом номере на с. 34 границу тайги, обозначенную на гербе Усть-Ишима не только хвойным древом, но и лосиной головой, поддерживает лось в а с ю г а н с к о й Кыштовки.

Соболь — изысканная таежная куница — куда лучше обыкновенной куницы, носящейся по лесостепям Шадринска (старинный, ныне возобновленный герб), Курганской области и Тары. На худой конец, впрочем, можно было брать и куницу, и лисицу, и бобров «лучшего разбору» (Верхнее Дуброво и Тюменский р-н, № 10, с. 28 и 32), и горностая (север Чулымского р-на). Но соболь — лучший. Почти сразу после покорения Сибири на соболя, пользовавшегося огромным спросом за границей, была установлена государственная (царская) монополия: «...чтоб во всей Сибири соболи были в одной его Великого Государя казне».

Вернемся, однако, на пути колонизации Сибири. Ясно, что речной (или гужевой вдольречной) путь по Туре, Тоболу, Иртышу, Оби и далее к востоку по правым обским притокам был, при всей его извилистости, не только проницаем, но и желанен для ранних русских колонистов. Он вел в еще не разоренные местообитания соболя, к сверхдоходам.

А что же южный путь, по которому, по прямой линии, преодолевая невысокие плавные водоразделы Западно-Сибирской низменности, прошел потом Московско-Сибирский гужевой тракт, а затем по его следам чугунный Транссиб? Чем юг мог порадовать колониста? Не сверхдоходами, но доходами необходимыми и устойчивыми — хлебом, который могла производить сибирская степь и лесостепь.

По мере того, как Сибирь наполнялась переселенцами из России, и по мере того, как соболий «клондайк» исчерпывался (на одни гербы сколько куньих набить пришлось!), встала обычная проблема — чем жить новым сибирякам. Что есть? Начали пахать в южной тайге. И небезуспешно: богатые снопы Камышлова и Талицы (№ 10, с. 29), удачливые серп и цеп Камышлова, серп Байкалова, колос Яркова. Но это — на восточном склоне Урала, пока еще не сползли в таежные болота Западной Сибири, а там — только в очагах, в основном в хорошо дренированных долинах рек.

Мощная же, сплошная земледельческая полоса Западной Сибири могла пройти только южнее — по лесостепи и степи. То есть гораздо южнее тобольского пути.

Вот степь и лесостепь (или, как ее часто называют, березовая степь: степь + березовые колки). Вот степные и лесостепные ландшафтные маркеры на гербах. Эфемероид тюльпан (Кунашак) и эфемероид кандык (Искитимский р-н, в след. номере). Верблюды (Челябинск и Петропавловск). Голые, не облесенные курганы Кургана и Курганской области. Скачущий на просторе во весь опор всадник (старинный герб Омской области), несущаяся степная кобылица (Карасукский р-н Новосибирской обл.) и не отстающая от нее в прыти (степь же, рай для копытных! Если только удерешь от хищника) косуля (Кочки). Орешник Купино и ягодники Каргата и Каргатского р-на — черная смородина. Березовые листы Кольцова, Барышева и Черепанова (близ Новосибирска).

Южный путь для русской колонизационной струи оказался, хоть и позже чем северный, весьма желанным, весьма аттрактивным. Севернее — черный соболь и черная нефть, южнее — черная земля, плодородный чернозем. Чернозем во всей его темной гумусовой красе мы увидим в основании герба Искитимского р-на Новосибирской обл. в следующем номере.

 

4.3. Сопротивление севера и сопротивление юга

Южный путь манил. И тем сильнее, чем больше за Уралом становилось русских. Но сюда не пускали.

Не пускать, впрочем, пытались и севернее. Но на севере сопротивление таежных народов было относительно легко преодолимо.

И если таежники ханты и манси (см. выпуск «Обский Север», № 11/2004) оказывали сопротивление широтному русскому потоку, то делали это, опираясь на меридиональную, шедшую с юга поддержку тюркского и даже монгольского мира.

Тюменская область. Ярково — Сибирь. Выкопать бивень мамонта на огороде — дело если не обычное, то, во всяком случае, не сенсационное. А сколько под некоторыми ныне русскими поселениями Сибири лежит культурных пластов предшествовавших эпох? Фото с сайта Ярково.ру

Вот стрелы некого легендарного тайши Байкала, выпущенные в наступающих русских с герба Байкалова (Свердловская обл.). Считается, что прежде на этой территории были охотничьи угодья ханты и манси, позднее занятые сибирскими татарами. И хотя после похода Ермака здесь возникают русские поселения, черный журавль, стоящий на одной ноге в настороженной позе, продолжает напоминать о бдительности. Несколько веков здешних поселенцев продолжали тревожить набегами с юга.

Лишь мощный арсенал, созданный в Тобольске, смирил эти земли. Что позволило на севере сложить воинские знамена и оружие в пирамиду и не очень даже размахивать оружием. Не то было на юге.

Сопротивление русскому продвижению на севере не могло быть сильным — из-за малочисленности коренного населения севера (тайга не может прокормить многих). Знаменитый (или «презренный», если следовать Рылееву) Кучум, визави Ермака, был бухарским ставленником и явился в эти края с той же целью, что и Ермак, — за пушниной. Но только чтобы организовать ее экспорт не на запад, а на юг — в Бухару (верблюды Челябинска и Петропавловска + бухарский купец) и оттуда на богатый Ближний Восток. Ермак же выступал организатором экспорта на запад — в Москву (кораблик Тюмени), а оттуда в промышленную Европу. Два мировых импортера пересеклись перпендикулярными — водным и вьючным — путями.

И чем южнее, чем дальше в степь от кромки тайги, тем больший ливень стрел обрушивает на русский правый фланг геральдическая память. Вот стрелы Кучума, летящие с герба Тугулыма (предание называет поселок Тугулым одной из столиц Кучума или Кучумовичей). Лук и стрелы как напоминание о былом противостоянии кочевой степи — над воротами Катайска. Стрелы летят и с герба Заводоуковска (не так далеко отсюда — по сибирским масштабам, по преданию близ устья Вагая, погиб Ермак в неудачном ночном сражении). По мере того, как мы продвигаемся дальше на восток, уходя от уральского склона в открытую и ничем не защищенную степь, все явственнее чувствуется геральдическая память о резистентности южного пути. Летящий и на ходу стреляющий из лука всадник киргиз-кайсак (казах) — на старинном гербе Омской области. Лук заставляет жителей новосибирского Здвинска помнить о своем еще совсем недавнем периферийном положении на краю русской ойкумены, на передовом фронтире, лицом к лицу со скотоводами-степняками. Под градом стрел геральдической памяти вся Б а р а б а — Каргатский и Ордынский р-ны. Ведь здесь, на Оби, у нынешнего Новосибирского водохранилища (как полагают историки, у устья реки Ирмень и близ нынешнего шлюза Новосибирской ГЭС), состоялись последние сражения Кучума с русскими воеводами. Бежав после поражения вниз по Оби, Кучум не сдавался. И не поэтому ли даже более северная, приближающаяся к лесному и болотно-непроходимому В а с ю г а н ь ю новосибирская Колывань хранит в своем гербе Кучумову стрелу.

Влетающий (буквально) из казахских кочевий на север тюркский пегас — крылатый конь тулпар на современном гербе Северо-Казахстанской области. На этом же гербе видно, как недвусмысленно выгнула вдоль Иртыша спинку к северу территория области, вторгаясь Казахстаном в территории России, перерезая тюркско-мусульманской государственностью исторический русский Транссиб. Казахи прекрасно помнят о былых своих кочевьях в Омском Прииртышье и Новосибирской Б а р а б е. Тем более что старинный казахский надмогильный памятник, согласно геральдическому описанию, лежит в основании герба омского Тюкалинска. Современные омские газеты публикуют судебные репортажи о случаях содержания в XXI в. на казахских скотоводческих фермах Тюкалинского района русских рабов. Странное слово «Петропавл» заменило название Петропавловск на современном гербе этого русского города — центра Северо-Казахстанской обл. Кампания переименования русских городов в Казахстане продолжается. Мало того, в последние годы некоторые казахстанские издания начинают на издаваемых ими картах понемногу переименовывать на свой манер и российские города Южной Сибири. Пара подобных же, готовящихся к полету-реконкисте животных изображена, заметим, и на гербе Республики Казахстан. Готовые к возвращению на север перелетные кони.

Герб Республики Казахстан: свод юрты (шанырак) в обрамлении двух крылатых коней

 

Гербы одного и того же центра — Акмолинска (Акмолинская область XIX в.), Целинограда и Астаны (название Целинограда с 1992 г.).

 

Акмолинск. В зеленом щите серебряный киргизский (казахский) памятник с 2 остроконечными башнями и куполом в середине, сопровождаемый в главе щита полумесяцем. Щит увенчан золотой короной и окружен золотыми колосьями, соединенными Александровской лентой. Cчитается, что на гербе изображен мавзолей бия Нияза (советника хана Аблая), стоявший на возвышении Акмола, где остановился первый русский отряд, прибывший для строительства Акмолинского укрепления.

Целиноград. В зеленом поле золотые пригоршни, полные золотого зерна. Вверху — зубцы башни, напоминающие о том, что город возник как русская крепость в 1830 г.
Астана. Круглый восточный щит. В синем поле на фоне пурпурной крепостной стены — белый крылатый сакский барс в скифско-зверином стиле. На голове барса — золотая корона в виде головного убора казахских ханов. Корона, как свидетельствует официальное описание герба, символизирует Верховную освященность истории города — отвагой и самоотверженностью последнего хана казахов Кенесары, мудростью и мужеством первого президента республики, принявшего судьбоносное решение о переносе в этот город столицы вновь возрожденного государства. Пурпурная крепостная стена напоминает об истории возникновения города как крепости, как военного форпоста. Полоса из золотых пшеничных колосьев символизирует славу региона как житницы ценных и твердых сортов пшеницы и города — как столицы хлебного края. Вверху — шанырак (свод юрты), символ домашнего очага у казахов.

Красноречива и метаморфоза герба русского Целинограда, превратившегося в танбу (тамгу) Астаны, новой казахской столицы, контролирующей вершину Ишима — Тобольско-Иртышской биссектрисы. Вместо ладоней, протягивающих северу теплое зерно юга — мясоядный зверь, повторяющий изгибами тела траекторию течения верхнего Ишима и тянущий разверстую пасть на север. На боксерской морде животного написано, что он вовсе не забыл о былых границах охотничьих угодий своего прайда. Они четко маркированы старинным казахским мавзолеем-мазаром и золотым полумесяцем на историческом гербе Акмолинска. И не зря астанинский* коронованный хищник — новая столица Казахстана — переместился сюда из южной Алма-Аты. Современный барс, однако, вряд ли принимает во внимание две другие детали акмолинского герба: обрамление и венчающий элемент. Только благодаря русским колосьям и русской короне этот затерянный в сухой степи мазар (могила) ожил и стал городом.

О былом дорусском (и доказахском, и дотатарском) могуществе в степной полосе Западной Сибири напоминают Царев курган на гербе Кургана и всей Курганской области, а также кладка древнего города, найденного на берегу озера Чича в Здвинском р-не Новосибирской обл. Что за народы воздвигли их, археологи спорят. Так или иначе, они были сгенерированы южной степью.

Почти такие же, как и в Байкалове, символы осторожности — цапля на гербе Сысерти (она — на полпути от соболя к верблюду, была экспонирована к башкирским кочевьям; само пограничное положение взывало к бдительности) и зорко, словно со сторожевой вышки, оглядывающий окрестности петушок Красноармейского р-на Челябинской обл. (райцентр — село Миасское).

Но мало быть осторожным. Нужно было защищаться. Возводить укрепленные линии: широтную цепь острогов (крепостей) и станиц-форпостов вдоль южной, экспонированной к степным кочевникам границы. Вот как разворачивается этот пространственно-временной процесс на образной карте.

Парадоксально, но русское наступательное продвижение к югу было своего рода оборонительным действием. Первые же земледельческие слободы в южном подтаежье сразу подверглись кочевым набегам. Чтобы защитить их, потребовалась первая линия укреплений. Но на нее нападали, между форпостов просачивались короткими набегами ближайшие кочевые соседи. И разоряли слободы, уводили главную добычу — полон. Торговля русскими, перепродажа рабов на Средний Восток с сибирского юга в Казахстане и Средней Азии, сделалась тогда едва ли не более прибыльным бизнесом, чем для Москвы — пушная эксплуатация севера Сибири. Когда удавалось смирить ближайшую кочевую орду, та же история повторялась со следующей. Русская колонизация принуждена была продвигаться все далее на юг, замиряя все новые и новые кочевые орды**, пока не добралась до оседлых оазисов юга Средней Азии, не разгромила там гнезда работорговли и не уперлась в естественные горные рубежи.

Так доставался сибирский хлеб. Вам он достанется легче: укажите, на каких гербах и какими изображениями обозначено зерновое хозяйство зоны Транссиба. Где хлебность гербов нарастает, где снижается? Читаются ли на гербах другие сельскохозяйственные культуры? Другие отрасли сельского хозяйства? На чем эти отрасли базируются?

Уйдя к концу XIX в. глубоко на юг, к рубежам Британской империи, Россия создала на юге Западной Сибири и в примыкающем к ней Зауралье один из самых укромных, самых защищенных от внешних ударов уголков своей территории. Закономерно появление здесь в советское время важнейших стратегических объектов, рассчитанных не на ближний бой, как остроги XVII—XVIII вв., а на дальнее применение, на сохранение арсеналов в случае войны. На этом листе образной карты на границе Белоярского и Сысертского р-нов Свердловской обл. мы можем прочесть место дислокации в/ч 56653. Мечущий громы и молнии белый голубь мира — войска РВСН, ЗАТО Уральский. Недалеко, в Курганской обл. в г. Щучье — крупное хранилище химоружия. Другие важные стратегические объекты Южного Урала показали себя на листе «Озерное Зауралье» (№ 5/2005). Сколь же открытыми, снова оголенно порубежными оказались эти объекты в 1991 г. В один миг страной был пройден назад, вспять путь, которым она шла на юг около двух веков. Каким будет следующий акт трагедии степного фронтира? Окажется ли вновь русский путь на восток загнанным к Тобольской гидрографической вершине (№ 10/2008)? Ведь деревянные остроги зоны Транссиба остались только на гербах. Реконструированные нынешними любителями патриотической старины деревянные сооружения Умревинского острога (Мошковский район Новосибирской обл., близ деревни Умрева) и острога в Кемеровском районе вряд ли смогут составить значительное препятствие возможной южно-северной реконкисте.

---

* Наряду с прилагательным «астанинский» существует и «астанайский». Его употребляет, в частности, русская церковь в Казахстане, чтобы избежать неудобных, не сочетаемых созвучий. «Митрополит астанинский», согласитесь, звучало бы чуть комично.

** В некоторых случаях в деле замирения кочевой стихии невольно помогали другие оседлые цивилизации. Так, прекратить страшные калмыцкие (джунгарские) набеги на территории нынешних Омской и Новосибирской областей оказалось возможным только после того, как Китай разгромил Джунгарское ханство в 1756 г. Елизавета Петровна потом бежавших от китайцев (вернее, от маньчжур и монголов) калмыков приняла в свое подданство.