Хрестоматия |
Знамения на небесах
Составитель Ю.Н. Лазаревич
В горах
Хараулаха
|
РадугаШел дождь. И дождь ей не мешал. Она
одним концом Казалось, из морских глубин забил
фонтан живой, Шел дождь. Светился дождь. Перец МАРКИШ. 1948
|
Мираж...И снова шоссе, где о влаге забыли, Но что это? Белеют дворцы И снова у горла сухое рыданье, Вера ИНБЕР.
|
Ленты огневыеЗа тучами солнце — не видно его! Дуга разноцветная гордо взошла, Владимир БЕНЕДИКТОВ.
|
Двойная радуга на Волге...Миновав многие острова, песчаные отмели и косы, неприметно приблизились мы к Чебоксарам и были поражены удивительным и прелестным явлением: две радуги, концами поставленные на оба берега Волги, представляли из себя как бы ворота, в которых был виден город, освещенный солнцем! Это явление привело нас как художников в восторг и мы выразить его ничем другим не могли, как только пальбою! Г. и Н. ЧЕРНЕЦОВЫ.
|
Знамение бысть на небесиПолярное сияниеЗнамение бысть на небеси месяца января 29 по 3 днии, аки пожарная заря от востока и юга и запада и севера, и быть тако всю ночь светло, аки от луны полны светящася. Русская летопись за 1101 или 1102 г. ГалоСтояло солнце в круге, а посредине круга крест, а посередине креста солнце, а вне круга по обе стороны два солнца, а над солнцем дуга рогами на север; такое же знамение было и в луне... Русская летопись за 1104 г. |
Мираж в прерии— Силы небесные! Что это там? Колхаун натянул поводья так, что его мустанг чуть не встал на дыбы. Он глядел вдаль полными ужаса глазами, и неудивительно: картина, представшая перед ним, привела бы в смятение самого мужественного человека. Солнце поднялось над горизонтом как раз за спиной всадника. Прямо перед ним распростерлась полоса голубоватого тумана — испарений, поднимавшихся от зарослей, к которым он уже приблизился. Деревья были скрыты легкой сиреневой пеленой, верхний край которой сливался с небесной лазурью. На фоне этой пелены появилась движущаяся фигура. Это был всадник без головы. Но таким его еще не видел ни Колхаун и никто другой! Очертания всадника были те же, но он стал в десять раз больше прежнего. Это был великан на лошади, огромной, как мастодонт. И это было еще не все. Всадник ехал уже не по земле, а по небу; и лошадь и человек передвигались вверх ногами. Копыта коня были отчетливо видны на верхнем крае пелены, а плечи всадника почти касались линии горизонта. Серапе, накинутое на плечи, висело правильно по отношению к фигуре, но вопреки закону тяготения. То же относилось и к поводьям, и к гриве, и к длинному хвосту лошади. Этот чудовищный образ, более призрачный, чем когда-либо, двигался медленно, неторопливым шагом. Колхаун глядел на него, оторопев от ужаса. И вдруг очертания чудовищного всадника расплылись, лошадь повернула и побежала в противоположном направлении, хотя копыта ее все еще касались неба. Колхаун дал бы ему ускакать, если бы его мустанг не повернул круто; капитан оказался лицом к лицу с разгадкой. Перед ним был всадник без головы, от которого падала такая чудовищная тень. — Это мираж! — воскликнул капитан. — Вот он, виновник моего испуга! И так близко! Если бы я знал, я поймал бы его... Томас Майн РИД.
|
Шаровая молнияБыло уже поздно. На небе взошла луна и бледным сиянием своим осветила безбрежное море. Кругом царила абсолютная тишина. Ни малейшего движения в воздухе, ни единого облачка на небе. Все в природе замерло и погрузилось в дремотное состояние. Листва на деревьях, мох на ветвях старых елей, сухая трава и паутина, унизанная жемчужными каплями вечерней росы, — все было так неподвижно, как в сказке о спящей царевне и семи богатырях. Минут двадцать пять я шел целиною, но потом нашел тропу. Ночь была так великолепна, что я хотел запечатлеть ее в своей памяти на всю жизнь. На фоне неба, озаренного мягким сиянием луны, отчетливо выделялся каждый древесный сучок, каждая веточка и былинка. Еще не успевшая остыть от дневного зноя земля излучала в воздух тепло, и от этого было немного душно. Эта благодатная тишь, эта светлая лунная ночь как-то особенно успокоительно действовали на душу... Примерно через полчаса я вышел на пригорок. Передо мной расстилался широкий и пологий скат, поросший редколесьем; справа была какая-то поляна, может быть, гарь, а слева стеной стоял зачарованный и молчаливый лес. На минуту я остановился... На минуту я остановился и в это время увидел впереди себя какой-то странный свет. Кто-то навстречу мне шел с фонарем. «Вот чудак, — подумал я. — В такую светлую ночь кто-то идет с огнем». Через несколько шагов я увидел, что фонарь был круглый и матовый. «Вот диво, — снова подумал я. — Кому в голову могла прийти мысль идти по тайге при свете луны с бумажным фонарем». В это время я заметил, что светлый предмет был довольно высоко над землей, значительно превышал рост человека. «Еще недоставало, — сказал я почти вслух. — Кто-то несет фонарь на палке». Странный свет приближался. Так как местность была неровная и тропа то поднималась немного, то опускалась в выбоину, то и фонарь, согласуясь, как мне казалось, с движениями таинственного пешехода, то принижался к земле, то подымался кверху. Я остановился и стал прислушиваться. Быть может, шел не один человек, а двое. Они, несомненно, должны разговаривать между собою... Но тишина была полная: ни голосов, ни шума шагов, ни покашливания — ничего не было слышно. Не желая пугать приближающихся ко мне людей, я умышленно громко кашлянул, затем стал напевать какую-то мелодию, потом снова прислушался. Абсолютная тишина наполняла сонный воздух. Тогда я оглянулся и спросил: кто идет? Мне никто не ответил. И вдруг я увидел, что фонарь двигается не по тропе, а в стороне, влево от меня кустарниковой зарослью. Мне стало страшно оттого, что я не мог объяснить, с кем или с чем имею дело. Это был какой-то светящийся шар величиной в два кулака, матового белого цвета. Он медленно плыл по воздуху, приноравливаясь к топографии места, то опускаясь там, где были на земле углубления и где ниже была растительность, то поднимаясь кверху там, где повышалась почва и выше росли кустарники, и в то же время он всячески избегал соприкосновения с ветвями деревьев, с травой и старательно обходил каждый сучок, каждую веточку и былинку. Когда светящийся шар поравнялся со мной, он был от меня шагах в десяти, не более, и потому я мог хорошо его рассмотреть. Раза два его внешняя оболочка как бы лопалась, и тогда внутри его был виден яркий бело-синий свет. Листки, трава и ветви деревьев, мимо которых близко проходил шар, тускло освещались его бледным светом и как будто приходили в движение. От молниеносного шара тянулся тонкий, как нить, огненный хвостик, который по временам в разных местах давал мельчайшие вспышки. Я понял, что имею дело с шаровой молнией, при абсолютно чистом небе и при полном штиле. Должно быть, каждая из травинок была заряжена тем же электричеством, что и молниеносный шар. Вот почему он избегал с ними соприкосновения. Я хотел было стрелять в него, но побоялся. Выстрел, несомненно, всколыхнул бы воздух, который увлек бы за собой шаровую молнию. От соприкосновения с каким-либо предметом она могла беззвучно исчезнуть, но могла и разорваться. Я стоял, как прикованный, и не смел пошевельнуться. Светящийся шар неуклонно двигался все в одном направлении. Он наискось пересек мою тропу и стал взбираться на пригорок. По пути он поднялся довольно высоко и прошел над кустом, потом стал опускаться к земле и вслед за тем скрылся за возвышенностью. Странное чувство овладело мною: я и испугался и заинтересовался этим явлением. Очень быстро чувство страха сменилось любопытством... Я быстро пошел назад, взошел на пригорок и пробрался к тому кусту, где последний раз видел свет. Шаровая молния пропала. Долго я искал ее глазами и нигде не мог найти. Она словно в воду канула. Тогда я вернулся на тропу и пошел своей дорогой. Владимир АРСЕНЬЕВ (1872—1930).
|
|
В трескучие морозыВ 1813 г. с самого Николина дня* установились трескучие декабрьские морозы, особенно с зимних поворотов**, когда, по народному выражению, солнышко пошло на лето, а зима на мороз. Стужа росла с каждым днем, и 29 декабря ртуть застыла*** и опустилась в стеклянный шар. Птица мерзла на лету и падала на землю уже окоченелою. Снегу было очень мало, всего на вершок****, и неприкрытая земля промерзла на три четверти аршина*****... Воздух был сух, тонок, жгуч, пронзителен, и много хворало народу от жестоких простуд. Солнце вставало и ложилось с огненными ушами, и месяц ходил по небу, сопровождаемый крестообразными лучами. Сергей АКСАКОВ.
|
||