Об обличении страны «по линии Минпроса»

Если кто хочет обличать «эту страну» — вольному воля, но не по линии же Минпроса… В задачи финансируемой государством народной школы не входит массовое производство Смердяковых. Периодически напоминать это Минпросу совсем не вредно, ибо иные наставники юношества чудовищны.

М. Соколов, 2009

Увы, подобные обличения России, где правда сочетается с изощренным вымыслом, случается, ведутся «наставниками юношества» не только от истории, но и от географии. Они не всегда происходят от дефицита профессионализма, бывает — от его профицита, в т.ч. от избытка негативных чувств при мыслях о стране собственного проживания.

Статья «Страна перманентного колониализма»*посвящена российской «колониальной империи со всеми ее удручающими особенностями», со ссылкой в первой же строке на Ключевского — как едва ли не на единомышленника в придуманном им названии и вложенном в него содержании. Оговоримся сразу: критикуя то содержание, автор этих строк вовсе не является сторонником «нерушимого», как и не грезит временами имперско-коммунистиче­ской инкарнации, и «величие России» для него никогда не было «диагнозом». Речь идет об истине, которая в данном случае искусно попирается просвещенным автором и в искаженном виде пытается быть навязанной школьной аудитории.

Б.Б. Родоман не может не знать элементарных вещей, связанных с тем, что в литературе давно существует предвзятость при идентификации страны в качестве империи, обусловленная нечеткостью трактовки самого понятия «империя». Ею может быть монархическое государство (пусть даже «крошечное»), главой которого является император. В качестве империй выступают также страны, преуспевшие в организации колониальных форм господства (и именно такая рефлексия педалируется Родоманом, хотя практически не имеет отношения к России). Но к империям логично относить и государства, которые являются ненасильственными или «невольными» экспортерами институтов, идей, культуры, стиля жизни своего основного народа за пределы собственных границ. Это может происходить вследствие реализации определенной государственной стратегии, направленной на обеспечение политической или экономической безопасности. Но главное в том, что в данном случае империя может и не иметь «негативного» содержания.

Трудно не согласиться с автором двух блистательных монографий об империях («Империя» — о британской и «Колосс» — об американской) Алексеем Кокшаровым в той части, что «все те, кто думает, что империя — это однозначное зло, страдают исторической близорукостью. Эти люди видят лишь отрицательные черты империй девятнадцатого-двадцатого веков. Конечно, никто из историков не будет утверждать, что Бельгийская империя в Конго была “хорошей” империей, равно как и то, что Британская империя несла лишь добро. Но было бы абсурдом считать, что любая империя — это всегда зло. В таком случае злом стоило бы объявить всю человеческую цивилизацию, поскольку практически вся ее история — это сменяющие друг друга империи. Та же Римская империя, которая была колыбелью более поздних европейских империй, несла в себе положительные и отрицательные черты. Но в целом, думаю, жить в Римской империи было лучше, чем в условиях разобщенности варварских племен».**

Б.Б. Родоману эти «детали», похоже, скучны и неинтересны, как неинтересна судьба самого централизованного российского государства. Приведем одно из прежних его концептуальных высказываний, проливающих свет на его позицию в данной статье: «Огромность России —
причина ее бедствий. Громоздкое государство, фактически унитарное, не может защищать права и свободы человека потому, что более всего озабочено самосохранением. Своими огромными размерами Россия обречена на геополитическое одиночество». Надо понимать, что «укоротить», «сузить», «расчленить» Россию — значит, помочь ей преодолеть беды, а заодно укрепить демократические институты, так что ли?

Это высказывание, конечно, не идет в сравнение с высказываниями прусского короля Густава Адольфа, известного лорда Берти или «свихнувшихся» на почве русофобии Глюксмана или Бжезинского, которые маниакально стремились (а кое-кто стремится и сейчас) расчленить и «запереть Россию в ее безвыходном лесостепном территориальном континентальном блоке и превратить ее в объект общеевропейской эксплуатации, в пассивный рынок для европейской жадности». А еще можно вспомнить барона Парвуса («гениального» инспиратора русской смуты), который в Первую мировую говорил немецкому послу в Турции Вагенхайму, что задача демократии в России состоит в двух вещах: во-первых, в свержении царизма, а во-вторых, в расчленении России на мелкие государства. Тезис о расчленении как заклинание повторяют все недруги России, для которых она не только «исчадие ада», но и место в последние десятилетия неправедного обогащения.

Но и высказывание Родомана весьма показательно. Мнимая несовместимость, «дисфункциональность» проблем национальной безопасности и защиты прав и свобод человека — вот та навязчивая псевдоидея либерально настроенной интеллигенции, которая звала на стогны ельцинской державы небескорыстных сторонников социального и мировоззренче­ского хаоса в России 90-х. Последние плохо представляли себе, в какой стране они живут, каким образом экономика связана с историей и особенно с географией российского государства.

«Огромность России», суровость климата действительно создают ей множество проблем (знание этой истины требует ЕГЭ по географии), однако конституировать из этого фатальную причину ее бедствий, прямолинейно связывать обширность государства с состоянием прав и свобод человека — слишком наивно (в Канаде, Австралии etc. с правами человека все в порядке), а для элитного географа — и вообще странно. (Интересно, что из отстаиваемого Родоманом постулата причудливо предстает «единая, монистическая география», демон­стрирующая «органическую слитность естественного и социального», что восходит к идеям еще Аристотеля, Монтескье и др.)

«Колониальная империя СССР распалась отчасти по этнонациональным причинам», — акцентирует профессор, прекрасно зная, что это весьма малозначащий, третьестепенный фактор, что в отличие от большинства других империй советская в 1991 г. (равно и в 1917 г.)
рухнула не вследствие этнонационализма и изнурительных малых колониальных войн. Советский Союз не потерпел поражения и в «холодной войне», не распался под бременем непосильной гонки вооружений и т.д. Причина — глубокая внутренняя эрозия, вызванная неустранимыми противоречиями между тоталитарным режимом, догматической и насквозь прогнившей идеологией, неэффективной централизованной экономикой, с одной стороны, и растущими материальными и духовными запросами — с другой. Можно сказать иначе: распад советской идеологической, экономической и политической системы предшествовал краху империи, а не наоборот(и этнополитический колониализм России здесь абсолютно ни при чем). В этом состоит отличие от Оттоман­ской, Австро-Венгерской, Португальской или Германской империй. Мало это напоминает также Британскую, Французскую, Голландскую и Бельгийскую империи, дезинтеграция которых не привела к серьезным изменениям в политической или экономической системе метрополий.

Более всего Родомана занимает «этнополитический колониализм сегодня», «нерусские народы», которые — «не иммигранты», которые не переселились «в уже существовавшее русское государство, а наоборот, были им завоеваны, оттеснены, отчасти истреблены и ассимилированы (курсив наш. — Ю.Г.), иногда лишены своей государственности». Интересно, о какой «травме поколения» говорит профессор и в каком «ЕГЭ» об этом прописано? Может быть, следовало бы привести конкретный список «завоеванных, оттесненных и отчасти истребленных» русскими «конкистадорами» народов?

Даже для пяти среднеазиатских республик независимость пришла как «природный катаклизм», они не помышляли об отделении, и если бы от них что-то зависело, они бы, наверное, спасли СССР, и находить свой «модус вивенди» им пришлось в силу форс-мажорных обстоятельств. Россия никогда не завоевывала Грузию, не входившую в сферу ее геополитических интересов. Уже в XII в. между Киевской Русью и Грузией сложились неплохие культурно-экономические и политические отношения (подкреплявшиеся родственными связями: князь Изяслав Мстиславович был женат на грузинской царевне, а сын Андрея Боголюбского Юрий вступил в брак с легендарной царицей Тамарой). Известный Георгиевский трактат, в соответствии с которым царь Ираклий признавал покровительство России и обязывался служить российской императрице, — следствие грузинской «челобитной».

Никак не ассоциируется также с термином «завоевание» история вхождения в состав Российского государства Армении(по словам историка В. Ключевского, русское правительство совершенно не чувствовало «никакой пользы от дальнейшего расширения своих юго-восточных границ»). История не зафиксировала применения силы в процессе вхождения Армении в состав российской империи. И хотя при присое­динении Азербайджана сложилась несколько иная ситуация, территория его отошла к России в результате войны с Ираном в начале XIX в., а не вследствие использования военной силы против населения довольно слабых местных ханств, правители которых вынуждены были лавировать между политикой Ирана, Турции и России. Более драматично происходил процесс присоединения к России Казахстана и особенно Средней Азии, который действительно имел характер завоевания.

Если же под жертвами страны перманентного колониализма автор статьи имеет в виду территории нынешних стран Прибалтики, то «прибалтийский вопрос» в условиях нацистской угрозы не столь прост. В июне 1940 г., когда одна половина местного населения стояла на перронах с цветами, вторая — ждала печальных перемен в своей судьбе (национализация имущества, ГУЛАГ, смерть в застенках НКВД). Годом позже, когда сюда вступали войска вермахта, все поменялось местами: одни бежали в цветочные магазины, другие с ужасом думали о последствиях (концлагерях, застенках гестапо). Через три года возникла похожая ситуация. Но главное в том, что термин «колониальное угнетение» применительно даже к этим странам явно неуместен. К тому же Россия первой признала независимость стран Прибалтики.

Как формировалась российская империя в прошлом — хорошо известно в изложении не только советских авторов, но и Маркса, Бжезинского и других. При этом российская экспансия в прошлые эпохи была не хуже и не лучше колониальных захватов европейцев и религиозно-династических войн в послереформационной Западной Европе. Однако Россия — едва ли не единственная империя, которую нельзя упрекнуть в этнополитическом колониализме.

Стереотипизированный образ России, написанный Родоманом, как страны «перманентного колониализма», мало отличается от образа «тюрьмы народов», созданного большевиками во главе с Ульяновым. И в одном, и в другом случае речь идет о примитивном идеологическом клише. Истинная картина социальной жизни и межнациональных отношений в российской империи была и остается куда более сложной. Так, бремя крепостного права рекрутской повинности в России несло в основном славянское население; народы Поволжья, Сибири, Урала и других регионов почти не испытывали крепостного гнета; большая часть неславянских народов, попавших в разряд государственных крестьян, купцов и мещан, находились в более выгодных условиях, поскольку обладали личными правами и относительной хозяйственной самостоятельностью.

«Процветание нашей столицы основано на труде приезжих», — сетует автор статьи, асфальт подметают таджики (это, конечно, нехорошо!), торговля на рынках находится в руках азербайджанцев. С учетом пафоса статьи, получается, что «обездоленных» азербайджанцев, как и прежде, «страна перманентного колониализма» унижает и всячески обижает.
В 2002 г. выходцы из трех закавказских республик отправили на свою родину лишь из московского региона около 10 млрд долл., что составило примерно ⅛ российского бюджета.*** Общеизвестен и тот факт, — отмечает Годин, — что граждане Азербайджана ежегодно отправляют из России на родину более 2 млрд долл. Только единицы платят налоги в российскую казну, но при этом являются кормильцами двух-трех семей родственников у себя на родине. Не удивительно, что Москва относится к числу самых дорогих для жизни столиц мира. Ведь система оптовой и розничной торговли давно не контролируется местными властями, а намертво схвачена выходцами из СНГ. Они вполне легально изымают в виде искусственных многократных посреднических надбавок к цене товара весомую часть необходимого продукта, как это обозначал автор «Капитала», из наших семейных бюджетов. При этом ино­странцы, контролирующие отечественные рынки, чрезвычайно редко торгуют собственным товаром, что свидетельствует о недостаточной компетентности (граничащей с преступлением) российского правительства, если оно позволяет «отмывать» паразитический (а не производительный) капитал в столь астрономических масштабах.

Б.Б. Родомана эти нюансы, похоже, волнуют мало, наличие множества гастарбайтеров в Москве дает основание ему выдвинуть оригинальный тезис о «возрождении архаичного этнического разделения труда, присущего традиционным средневековым империям, преимущественно азиатским». Тенденциозность и, более того, научная несостоятельность этой фразы очевидна и не нуждается в комментариях хотя бы потому, что в западных странах «причесанной демократии», где стремительно формируется «Еврабия», «архаичного этниче­ского разделения труда» среди своих граждан, по Родоману, видимо, нет. Любопытно, что на этнические трудовые навыки не гастарбайтеров, а собственных граждан автор внимания не обращает, между тем на некоторых профессиональных тусовках «новых русских» нередко вовсе обходятся без «великого и могучего». Не является ли этот примечательный факт «этническим колониализмом» наоборот, по Родоману?

Самая яркая из современных империй — США, наиболее масштабно и целенаправленно экспортирующие свою культуру и общественные институты по всему миру вне зависимости от желания стран-импортеров, в этом смысле могут считаться образцовой страной «перманентного колониализма». Иное дело — критериальные особенности этой самой империи.
С известной долей условности можно говорить о тоталитарных, либеральных, демократических и других империях. Большинство их в недалеком прошлом (в том числе — советская, националистические в Германии и Японии) являлись, безусловно, тоталитарными, в то время как либеральных насчитывались единицы. Точнее говоря, в существе либеральных империй они проявляли себя редко — эпизодически, во времена пропаганды своих общественных институтов и миссионерской деятельности в других странах (как это делают сегодня США при перенесении американских институтов выборного управления в Ирак, Афганистан и другие государства). В Британии в XIX в. была разработана теория «либеральной империи», согласно которой национальная мощь ассоциировалась с экспортом британской модели государства, прежде всего таких его атрибутов, как верховенство закона, выборность властей, право собственности, свобода торговли и т.п.

Статья дает много «духовной пищи» для тех, кто хотел бы глубже постичь страну «перманентного колониализма». Мы ограничились несколькими репликами, относящимися к весьма спорному тезису об этнополитическом колониализме сегодня.

В заключение выразим уверенность в том, что взгляд на судьбу России, выраженный в рассмотренной статье Б.Б. Родомана, вряд ли найдет сочувствие у российского учительства.

* Б.Б. Родоман. Страна перманентного колониализма//География, № 2/2009, с. 6—8.

** А. Кокшаров. Глобализация невозможна без империй//Эксперт, № 4/2005, с. 62.

*** Ю.Ф. Годин. Квазиинтеграция в СНГ и национальная безопасность России//МЭМО, № 12/2004.