РУССКИЙ СЕВЕР
от сельского и лесного хозяйства
к собирательству

Каргопольский район Архангельской области

А.А. МАКЕЕВА, аспирантка
Т.Г. НЕФЕДОВА, доктор геогр. наук,
старший научный сотрудник
отдел социальной и экономической географии
института географии Российской академии наук

Северные избы в Ошевенске на севере Каргопольского района

Поезд Москва—Архангельск подходит к Няндоме.
Няндома — большая станция, типичнейший «молодой» советский город. Если вам не доводилось бывать в таких городах, вы ровным счетом ничего не потеряли, потому что смотреть там не на что. Куча облезлых пятиэтажек, согнанных в несколько улиц. Между ними пустыри, заросшие бурьяном, — глазу не за что зацепиться, не на чем отдохнуть. Такие города разбросаны по всей России и похожи как близнецы-братья.
На вокзале дежурят таксисты, готовые ехать когда и куда угодно, и можно поскорее выехать по направлению к городу, который уносит тебя в другой мир — уютных двухэтажных домов, где то справа, то слева появляются, как в сказке, купола. Причем в одном месте может быть сразу три, а то и четыре церкви. И просто не верится, что час назад была Няндома с ее обычной городской суетой. Проехав всего лишь 80 километров, ты переносишься на сто, а может быть и двести лет назад, как будто заработала машина времени. В этом городе время кажется остановилось, и все заснуло волшебным сном. Длина городка вдоль Онеги всего 3 км, ширина 1 км. Самыми высокими зданиями по-прежнему являются храмы, на главных площадях горожане косят сено, около домов — стога и дровяные поленницы. Белье стирается прямо в реке со специально сооруженных мостков. И когда, гуляя по главной улице, видишь, как несколько женщин оживленно полощут простынки, обсуждая последние новости, а с соборной площади на тебя удивленно и немножко грустно глядит корова, то окончательно перестаешь понимать, какое сейчас столетие.

Церковь Рождества Богородицы. 1680 г.

Почему цветущий в прошлом город, жители которого были в состоянии построить такое количество храмов (к началу века Каргополь имел на три тысячи жителей 22 церкви и 2 монастыря¹), погрузился в сон и законсервировался? Ведь когда-то Каргополь, почти ровесник Москвы, был одним из важнейших торговых центров. Здесь пересекались главные торговые пути Севера: из Новгорода в Двинские земли и из Вологодских и Белозерских земель в Поморье. Кроме того, именно Каргополь владел монополией на торговлю солью с Белого моря. Не случайно в XVI в. посол английской королевы назвал Каргополь среди шестнадцати главных городов Русского государства вместе с такими центрами, как Москва и Новгород. Расцветали и окрестные села, до сих пор поражающие воображение своими крепкими домами и деревянными храмами. Так что же случилось с этим краем? И чем Каргополье, такое богатое и процветающее в прошлом, живет теперь?
Ситуация начала меняться в XVIII в. С выходом России на Балтику и строительством Петербурга географическое положение города изменилось. Торговый путь через Онегу к Белому морю становится менее значимым, Каргополь начинает терять свое торговое значение и к концу XVIII в. становится уездным городом Новгородской губернии. Окончательно закрепляет его периферийное положение прошедшая в стороне железная дорога на Архангельск.

От деревень к пустошам

После того как торговля сходит на нет, основным занятием населения становится сельское хозяйство. По словам местного краеведа начала ХХ в.
Ф.К. Докучаева-Баскова, Каргопольский уезд в губернии всегда считался хлебным². Причем земледелие являлось основным занятием не только для крестьян, но и для многих горожан. Тот же автор отмечает, что в начале века «город весь окружен гумнами, что без слов говорит о том, что большая часть мещан занимается обработкой земли»³.
Относительно благоприятным для ведения сельского хозяйства район делают его природные условия. К западу и северу от Каргополя находится так называемая Каргопольская сушь. Это район выхода карстующихся известняковых пород, которые очень ценны для земледелия, так как, во-первых, в условиях избыточного увлажнения карст дренирует поверхность, а во-вторых, при удобрении на известняках формируются плодородные почвы, по структуре близкие к черноземам.
С Каргопольской суши началось освоение района. На дореволюционных картах она покрыта сплошной сетью деревень и сел, в то время как на остальной территории поселения концентрируются только в отдельных очагах около рек и вдоль дорог. Если сравнить населенность района в 1892 г. и современную⁴ (табл. 1), то окажется, что она была выше почти в пять раз.

Таблица 1

Численность населения по сельским администрациям
Каргопольского района,
1892—2004 гг.

По данным Статуправления Каргопольского района, Перепись населения 1970 г.,
Олонецкий сборник, 1893.

Уменьшение населения и исчезновение населенных пунктов (табл. 2) были неравномерны на территории района. Больше всего деревень исчезло именно на Каргопольской суши, то есть вокруг Каргополья (Павловская администрация) и отчасти к северу (Усачевская) и к западу (Печниковская) от него. Это связано с тем, что здесь до революции преобладали малодворки. Были это преимущественно земледельцы. Почти всюду на Каргопольской суши под современными вековыми соснами и елями обнаруживается слой черной паханной прежде земли. Исключение составляли монастырские леса и так называемые священные рощи, которые никогда не рубились.

Таблица 2

Число поселений по сельским администрациям
Каргопольского района,
1892—2004 гг.

Первый удар традиционному мелкоселенному укладу был нанесен во время коллективизации. Второй — Отечественной войной. Третий — укрупнением совхозов. К 1970 г. в пригородном Павловском сельсовете из 156 оставалось 57 поселений, причем 30 из них были кандидатами «на вылет», то есть подлежали сселению, так как имели менее 10 жителей, в основном пенсионеров. На севере (в пределах нынешних Приозерской, Ошевенской и Лекшозерской администраций) поселения были покрупнее. Здесь, среди менее освоенной тайги и болот, деревни собраны в крупные кусты и их сеть сохранилась несколько лучше, хотя потери тоже велики. Исчезали целые группы, кусты деревень, но название этого куста сохранялось за местом, именуемым теперь урочищем. Такие урочища всюду разбросаны по району, большая часть их уже заросла лесом. Остальные распахивались или использовались до 1990 г. как сенокосы, а теперь тоже зарастают лесом.
Таким образом, организующая роль небольшого районного центра (население Каргополя около 11 тыс. человек) оказалась очень слабой. В результате сложилась совершенно нетипичная для Нечерноземья сеть расселения — с лучшей сохранностью деревень не вблизи центра, а на окраинах района. Размывалось в основном среднее звено поселенческой структуры — пункты с 20—100 жителями. Однако выгоды пригородного положения все-таки заметны — если не в сохранности сети, то в росте относительно крупных поселений и в концентрации в них жителей. Вокруг Каргополя сейчас 95% жителей проживает в нескольких крупных селах. В других администрациях большую часть поселений составляют мелкие. Но они совсем другие, чем в начале века. Тогда в немногих домах обитали полноценные трудовые семьи. Сейчас, — как правило, горстка пенсионеров, доживающих свой век. Значит, сеть поселений и дальше будет сжиматься к немногим крупным и опорным.
В последние годы в районе стали все заметнее дачники, которые сохраняют умирающие деревни и даже пополняют сам Каргополь. Москвичей пока очень мало, а наследники местных домов из Архангельска, Северодвинска, Мурманска с удовольствием проводят лето на «ближнем юге».

Северное сельское хозяйство

Развалины Александро-Ошевенского монастыря

Несмотря на наличие Каргопольской суши с особыми почвами район все же находится в зоне рискованного земледелия. Как писал еще в первой половине XIX в. замечательный этнограф С.П. Кораблев, «в метеорологическом отношении Каргополь должно отнести к местам с суровым, холодным климатом. Господствующее состояние температуры есть холод»⁵. Поэтому «хлеб сеется для своего продовольствия: рожь, ячмень, овес, в малом количестве пшеница и серый горох. Сено почти всегда родится в изобилии. Всего этого постоянно бывает достаточно жителям для своего обихода»⁶. За пределы района в прошлом вывозились лишь выделанные каким-то особенным способом беличьи шкурки и знаменитые на всю Россию каргопольские рыжики, которые давали существенный дополнительный доход крестьянам.
Свой сельскохозяйственный профиль район сохранил и в советский период. Однако доля зерновых в посевах уменьшилась с 80 до 40% (на корм скоту), район стал животноводческим.
В отличие от дореволюционного времени большая часть произведенной продукции вывозилась за пределы района. Каргопольское сельское хозяйство снабжало такие крупные города области, как Архангельск и Северодвинск. Это было возможно только при больших дотациях и гарантированном сбыте продукции.
При переходе к рынку все изменилось. Географическое положение Каргополья стало его главной бедой — сказались оторванность от рынков сбыта, депопуляция, а также суровость природных условий. При длительном зимнем стойловом содержании скота требовалось много концентрированных кормов. Но зерно получалось здесь очень дорогим, а оборотных средств на закупку более дешевого южного зерна не было. При обилии трав совхозы были не в состоянии их заготовить. Общественный скот нечем было кормить. Его поголовье сократилось с 27 тыс. в 1990 г. до 4 тыс. в 2004 г. Показатели продуктивности скота требуют обращения в общество защиты животных. В одном из хозяйств нам рассказали, что коровы у них всю зиму стояли без сена. У руководителя даже возникла трогательная теория, что их бедный скот уже приспособился жить без нормальной еды зимой, как, например, живут некоторые звери, впадающие в спячку. Молоко также получается с высокой себестоимостью и не выдерживает конкуренции с соседней Вологодской областью, несколько пригородных районов которой заполонили своей продукцией северные и центральные районы. Таким образом, район в некоторой степени вернулся к дореволюционной ситуации: встала задача хотя бы самообеспечения традиционными продуктами животноводства.
В результате вся эта территория, специализировавшаяся в основном на сельском хозяйстве, оказалась в катастрофической ситуации. Товарное агропроизводство больше не могло кормить население. Бывшие совхозы еще существуют, хотя все убыточны и зарплату не платят. Вся промышленность района — в основном пищевая, терпящая не меньшие бедствия. Крупные леспромхозы из района ушли из-за истощения лесных ресурсов, а мелкие частные предприятия требуют не много работников. Соседний Няндомский район, выживающий за счет транспортно-перевалочных функций своего центра, давно обогнал Каргополье и по населенности, и по доходам. Как же население приспособилось к сложившимся тяжелейшим условиям и что будет с сельским хозяйством?
Начнем с его коллективного сектора. В большинстве случаев его самочувствие зависит не от природных или экономических различий внутри района, а от личности руководителя. Например, в СПК «Кречетово» — единственном в районе сохранившем посевы зерновых культур (300 га) — руководитель старой закалки. Она твердо уверена, что земля не должна пустовать и лучше производить плохое и дорогое, но свое зерно. В условиях полного отсутствия оборотных средств у хозяйства, это решение до некоторой степени оправданно. Чтобы провести посевную и уборку, необходимы техника и горюче-смазочные материалы. В «Кречетово» техника находится еще в рабочем состоянии, а на горючее можно взять кредит. Привозные же комбикорма никто отпускать в долг не будет — тут требуются живые деньги, которых у хозяйств нет.
В этих тяжелейших условиях на структуру зернового клина начинают оказывать влияние самые удивительные факторы. Так, например, в «Кречетово» вот уже четыре года не сеют ячмень. Причины две. Во-первых, при отсутствии удобрений ячмень вырастает низкорослым, и при его уборке техника портится, т.к. поля хозяйства засорены камнями. Но самая главная причина просто поражает воображение. Находясь в Москве, так просто невозможно предположить. Виновником смены культур стали... журавли. Раньше, когда все хозяйства сеяли ячмень (который эти птицы почему-то особенно любят), журавли равномерно распределялись по полям района. Теперь же, когда «Кречетово» осталось одно, все журавли Каргополья слетаются на его поля и съедают весь урожай. Теперь в хозяйстве сеют лишь овес и пшеницу.
В Кенозерском национальном парке, часть которого занимает северо-запад территории района, на маленьких площадях сеют овес, притом что сельскохозяйственное предприятие там полностью развалилось, а поголовье скота еще несколько лет назад вырезали. При беседе выясняется, что овес сеют... для медведей. Рядом, на деревьях, устраивают специальные засады, и, когда медведь приходит полакомиться овсом, гремит выстрел.
Изучая бывшие совхозы Каргополья, можно писать практическое пособие «Как выжить в экстремальных условиях». Поездки по России и исследования сельского хозяйства в других регионах показали, что способы выживания хозяйств можно объединять в определенные схемы. В Каргопольском же районе что ни предприятие, то новая модель. В СПК «Чурьега», расположенном в одном из самых красивых мест Каргополья — Ошевенском кусте сел, руководителем убыточного коллективного хозяйства стал фермер.
С крестьянской осторожностью он пытается на нескольких десятках гектаров выращивать картофель (хотя за хозяйством все еще числится 3000 га пашни, треть которой уже заросла лесом) и улучшать породный состав немногочисленного скота. В бывшем СПК «Морщинихское», которое формально прекратило свое существование, бывший руководитель на месте обанкротившегося предприятия создает фермерское хозяйство. В СПК «Весна» в селе Ухта образовался причудливый симбиоз: руководитель хозяйства одновременно имеет и свое фермерское хозяйство, и является владельцем частного магазина в Няндоме. Причем и фермерское хозяйство, и магазин кредитуют СПК и помогают ему оставаться на плаву. В уже описанном выше «Кречетово», пригородном «Каргополье» и северном Приозерном — советский тип руководителей, старающихся всеми силами удержать производство. Администрация района больше всего поддерживает именно эти предприятия, проводя в первую очередь реструктуризацию их долгов. И наконец, не обошло Каргополье стороной и такое явление, как приход инвестора. В бывшем СПК «Печниковский» инвестор — частный предприниматель, занимающийся лесом, — был выбран руководителем хозяйства. Он возродил небольшой свинокомплекс (около 100 голов), который даже дает прибыль, что в сельском хозяйстве Каргополья — вещь неслыханная. Сохранилось у предприятия и незначительное поголовье крупного рогатого скота. Но главная его деятельность — все же лесозаготовки.

Лес

Вывоз леса в Карелию

Если все агропредприятия так давно убыточны, как же они существуют? Главным источником дохода, хотя бы отчасти компенсирующего убытки, является лес. Каждому агропредприятию сельский лесхоз выделяет определенный лимит леса, который оно имеет право вырубить за год. Хозяйства распоряжаются им по-разному. Более сильные рубят лес сами и используют его как валюту: обменивают на комбикорма, на необходимые детали для техники и т.д. Подобным же образом сельхозпредприятия южных районов России используют зерно. Слабые же хозяйства продают свое право на рубку частным предпринимателям по 150—200 р. за кубометр. Нагрузка на леса в 90-е годы сильно увеличилась. Если в 70—80-х годах вырубалось 30—40% расчетной лесосеки, то сейчас по хвойным — все 100%. В отличие от прежних, крупных предприятий многочисленные частники не могут создавать собственную инфраструктуру, поэтому в первую очередь вырубаются леса вдоль дорог, вокруг деревень. Таким образом, с одной стороны, можно наблюдать активное зарастание молодым лесом бывших полей и пастбищ, а с другой — спелые леса (возраст сосняков здесь, часто на бывшей пашне, около 80 лет) активно вырубаются. Скоро весь район будет представлять собой сплошь молодое мелколесье.
Лесами «заведуют» Каргопольский лесхоз (на территории Гослесфонда) и сельский лесхоз (последний — на 30% общей лесной площади). Относительно крупные лесозаготовители рубят лес в пределах Гослесфонда на правах долгосрочной аренды (около половины всех вырубок). Остальным пользователям, включая агропредприятия и муниципальные образования, оба лесхоза, но больше сельский, выделяют недорогие лимитные участки для вырубок. Остальное, уже по рыночным ценам, идет на аукцион для частных лиц (табл. 3).
Сельскохозяйственные производители получают 16% всех выделяемых под вырубки лесов или около 40% сельских лесов. Только 1/10 полученных лимитов они вырубают сами, остальное тут же перепродают частным пользователям.

Таблица 3

Вырубки лесов разными пользователями

По данным Каргопольского сельского лесхоза

Лес в основном вывозится необработанным. Редкие хозяйства имеют свою пилораму, так как производство качественной доски требует значительных капитальных вложений, которых у хозяйств нет, а производимые некоторыми пилорамами в районе низкокачественные пиломатериалы не могут конкурировать с продукцией из соседней Карелии. Таким образом, спрос есть только на необработанное сырье, которое вывозится за пределы района в значительных количествах. Продажа леса дает оборотные средства для уплаты налогов, выплаты зарплаты и является единственным способом существования здесь убыточного сельского хозяйства.
Фактически происходит смена специализации сельскохозяйственных предприятий, которые сокращают собственно сельскохозяйственную деятельность и становятся по сути своей лесозаготовительными организациями с сельскохозяйственным уклоном. Сейчас доля сельхозпродукции в валовом производстве многих предприятий составляет уже менее половины, остальное приходится на лес. Многие сохраняют агропроизводство только с целью уменьшения налогов. Сельскохозяйственный профиль района становится все менее выраженным и постепенно сходит на нет. Примеры такого превращения бывших колхозов и совхозов в лесозаготовителей в Архангельской области имеются. Так, в Шенкурском районе уже ничего не сеется и не пашется, а поголовье скота давно вырезано. Бывшие сельхозпредприятия, вернее, то что от них осталось, занимаются исключительно вырубкой леса.

Как выжить людям?

Интернет-клуб в Каргополе

Средняя заработная плата в сельском хозяйстве по району составляет 1980 рублей. Но и такие мизерные деньги работникам, как правило, не выплачиваются. Большая часть зарплаты идет натурой: молоком, мясом, колбасой (часть мяса перерабатывается на Няндомском комбинате на давальческих условиях и поступает в колхозный магазин — поток сдаваемых в РайПО от бескормицы тощих общественных коров хотя и не иссяк, но уже близок к концу). Мясо меняют на муку, и она также выдается в магазине в счет зарплаты. Некоторые хозяйства, в которых есть пилорамы, иногда выдают доски. Таким образом, работая в коллективном предприятии, максимум, что можно иметь — это возможность бесплатно (вернее,
в счет зарплаты) получать некоторый набор продуктов. В целом это получается немного дешевле, чем покупать продукты по рыночной цене в частных магазинах. Но живых денег люди практически не видят.
Интересно, что в отличие от многих южных и некоторых центральных районов, где много товарных хозяйств населения, выращивающих овощи и картошку, занимающихся животноводством, здесь личное подсобное хозяйство занимает незначительное место и является именно подсобным. Население, как правило, ограничивается картошкой и несколькими грядками овощей. Товарной продукции почти нет. Скота в деревнях держат мало, и в последние годы его численность стала резко сокращаться. В конце 90-х годов во многих деревнях количество скота сократилось в два раза и более. Такое сокращение численности поголовья объясняется целым комплексом факторов. Одним из основных – является развал совхозов. Подсобные хозяйства здесь существовали только при помощи коллективного предприятия. Крестьяне с лопатами и косами почти ушли в прошлое. Население самостоятельно не в силах заготовить корма и привезти их на свои подворья. Когда совхозы перестали выращивать и давать работникам зерно для их скота, население пыталось его сеять на своих подворьях. Но для вспашки, посева, обмолота все равно нужна была совхозная техника. С ее постепенным выходом из строя заглохли и эти попытки. Другие факторы лежат уже в сфере нематериальной. Дело в том, что в последнее время меняется сельский менталитет. Люди, которые раньше держали коров и для которых это являлось образом жизни, сейчас подошли к пенсионному возрасту и уже не в состоянии заниматься таким тяжелым трудом. Молодежь в основном уезжает, а те немногие, что остаются, предпочитают покупать молоко, а не вставать в 4 утра каждый день и надрываться на сенокосе каждое лето.
Чем же живет население в этом районе? При кажущейся безысходности, для тех кто хочет работать, и в этой глуши можно найти возможность иметь если не большой, то относительно приличный заработок. Другое дело, что люди в основной своей массе уже ничего не хотят. Еще в конце XIX в. упоминавшийся выше Докучаев-Басков писал: «В отношении улучшения производительности и труда и других разумных мер они (крестьяне) столь же самодвижимы, как человеческие уши, — исключая самоподвижность в винные и пивные лавки!»⁷. Можно себе представить, что за прошедшие 100 с небольшим лет ситуация только ухудшилась. Долгий отрицательный отбор, когда лучшие и самые активные уезжали из сельской местности в города, сыграл свою роль, хотя Каргополье в силу своей удаленности пострадало от этого процесса даже меньше, чем, например, Валдайский район, расположенный между Москвой и Санкт-Петербургом.
Заработать деньги (до 10—15 тыс. р. в месяц) можно у частных предпринимателей на лесозаготовках. Но рабочих мест там немного. Жители деревень, находящихся вокруг озер и на реках, имеют дополнительный заработок за счет рыбалки. Для местных жителей лицензия на ловлю рыбы стоит совсем немного — 150 р. за сезон (для сравнения — жителям Няндомского района право на ловлю рыбы обходится уже в 600 р.). В сезон на озере Лаче и Лекшмозере начинают работать пункты по приему рыбы. Особенно ценится знаменитая ряпушка. Цена на рыбу от 25 р. за килограмм, а за один раз сетями можно выловить до 500 кг.

Каргополь. Церковь Иоанна Предтечи. 1751 г.

Другой возможностью является сбор грибов и особенно ягод. Почти в каждой деревне есть от двух до пяти приемщиков ягод и грибов из местных жителей, работающих по договорам с разными фирмами. К ним два-три раза в неделю приезжают представители этих фирм, забирают товар и авансируют дальнейшие закупки. Собранные морошка, клюква, черника, голубика, брусника идут в Каргополь, Няндому, Петрозаводск, Кострому, Петербург. Цены довольно высокие, особенно на морошку: килограмм стоит от 90 до 110 р., за один поход в лес можно заработать 800—1000 р., что для сельской местности очень неплохо. Однако период сбора морошки очень непродолжительный — около двух недель, а клюкву, закупочная цена на которую составляет около 30 р., можно собирать всю осень и часть весны и иметь неплохой заработок. В селе Кречетово, например, семья из двух человек, ходившая за клюквой весь сезон, заработала на этом 60 000 р.
Такая система сбыта ягод — явление нечастое, но распространяющееся в северных транспортно доступных территориях. Подобная организация удобна и полезна как для местных жителей, так и для тех, кто эту ягоду покупает. А, например, в Калязинском районе Тверской области, считающемся ягодным, этого нет. Население собранный урожай продает на рынке или на трассе Москва—Углич. Цена на ягоду там, конечно, выше, но такой способ реализации требует значительных затрат времени. Кроме того, никогда не известно, удастся ли продать собранную ягоду. Здесь же (через реализацию ягод у приемщиков) заработок стабильный, вся собранная ягода будет куплена по фиксированной цене.
Возвращение от производящих видов деятельности к присваивающим природные ресурсы, от сельского хозяйства к собирательству, многими воспринимается как регресс. Однако это можно рассматривать и как прогресс на пути разделения труда между Севером и Югом. Где же еще брать населению больших городов наши исконные лесные деликатесы, как не в таких удаленных районах, где местным жителям нечем заняться и они готовы их собирать? И если связи по продаже ягод и грибов между такими северными районами и большими городами будут налаживаться, то от этого выиграют и сами сборщики, которые получат стабильный заработок, и население мегалополисов, скучающее по дарам леса и вынужденное покупать дорогие импортные джемы.
В Каргополе мы посетили местный консервный цех, где производят соленые грузди и волнушки, а также протертые с сахаром ягоды (там тоже принимают дары леса у населения). Стоят консервы очень дешево, только в Каргополе они не нужны, а три милые женщины — работницы цеха не в состоянии обеспечить широкий рынок сбыта своей продукции. Так что это поле еще не пахано и перекупщикам дел много. Нет только инвестора, который раскрутил бы каргопольскую марку, которая до революции была известна даже в Европе.

Как жить дальше?

Богоявленская церковь в селе Лядины. 1793 г.

Какие же перспективы у района на северной границе сельскохозяйственной деятельности? Вероятно, будет происходить дальнейшее сжатие сельского хозяйства и замещение его самым примитивным лесопользованием. Постоянно сокращающееся население будет жить за счет того же самого леса, сбора грибов и ягод. По-видимому, это процесс неизбежный, но наблюдать тихое вымирание Русского Севера очень грустно. Особенно грустно становится, когда читаешь описания сельского Каргополья конца XIX — начала XX в., когда всё было полно жизнью, деревни были многолюдны, семьи — большие.
Вот как описывал Ф.К. Докучаев-Басков свой поход за знаменитыми каргопольскими рыжиками. Обратим внимание, что дело происходит в лесу: «Слышатся переливы пастушеского рожка, трещат кузнечики, где-то близко дышит корова и щиплет траву, бряцают позвончики, стучат могучие ноги о сухую землю, раздается отдельное мычание, далеко блеют овцы, доносится отдельное же ауканье и свист запоздалых сборщиков — слышится песня...»⁸ Что же мы видим теперь? Поля зарастают, люди спиваются, деревни вымирают. Во многих селах можно снимать фильмы про нашествие каких-нибудь страшных завоевателей. Фермы, зернохранилища, элеваторы стоят без крыш, того и гляди рухнут. Везде не жизнь, а какие-то ее остатки: из зарослей густого бурьяна выглядывают остовы проржавевшей сельскохозяйственной техники, на зарастающих полях — мощная поросль иван-чая, растущая и на месте бывших домов; вдруг иногда среди пустыря возникает один каким-то чудом сохранившийся дом с пустыми глазницами. И этот прекрасный край постепенно погружается в лесное безмолвие и засыпает тяжелым сном. Проснется ли он когда-нибудь?
Местные власти надеются, что Каргопольский район с его лесами и озерами, заповедным старинным городом, северными деревнями возродится туризмом. Ведь многие кусты сел сохранились. Помимо сказочного Каргополя с его белокаменными церквями,
в районе разбросано 17 памятников деревянной архитектуры. Достаточно упомянуть знаменитые Лядины в 36 км от Каргополя, где сохранились две уникальные деревянные церкви и колокольня. Или куст сел в Ошевенске, с развалинами каменного монастыря, огромными избами-кораблями, деревянными церквями и часовней. И это не музеи типа Кижей и Малых Карел. Здесь все пока настоящее. Это уникальный мир Севера без заборов и с дверьми, которые, уходя, не запирают, а припирают палками. Есть в районе и Национальный парк, созданный в 1992 г. в северо-западной части района вокруг Лекшмозера (большая часть парка расположена на Кенозере в соседнем Плесецком районе). Почти у границы района, недалеко от исчезнувшей деревни Масельга, расположен водораздел бассейнов рек Атлантического и Северного Ледовитого океанов в виде высокой гряды между двух озер.
Помимо природы и архитектуры туристов могут привлекать и отдельные попытки возрождения местных северных ремесел. 20 лет назад, когда еще были живы старые мастера, была организована артель «Каргопольская игрушка» во главе с А.П. Шевелевым. Артель существует и поныне. Ее сказочные яркие веселые изделия можно свободно купить в городе.
А потомки Шевелева организовали свой промысел по изготовлению игрушек и берестяных изделий — со своим частным музеем, магазином и мастер-классом по технологии для желающих.
Тем не менее за год через район проходит около 4000 человек, что, по меркам туриндустрии, очень немного. За 5—6 тыс. р. вам предложат полюбоваться Каргополем, шедеврами деревянной архитектуры в селах, поплавать по Онеге или озерам и съесть шашлык в национальном парке. В лучшем случае предложат переночевать в избе и попариться в баньке. Все это далеко от реальной жизни Севера. Но ведь есть еще огромные резервы частного сектора и в Каргополе, и в деревнях. В некоторых селах местные жители уже приобщаются к приему туристов. Например, пускают их на ночлег, кормят обедом — иногда группы по договору с турагентствами. Но пока в Каргополье приезжают люди, ищущие регионы нерекламируемые, не затоптанные. А таких туристов немного.
И последнее. Сельское хозяйство и туризм не альтернативы для таких территорий, они должны дополнять друг друга. Уже говорилось, что ценность этого района в том, что нет лубочности и музейности. Деревянные церкви вписаны в типичные северные села, окруженные лугами. Но деревни умирают, а лес наступает. Поэтому охранять надо весь ландшафт, причем ландшафт освоенный, измененный человеком. Государство должно платить хозяйствам или людям, если уже нет предприятий, только за то, что они косят луга, содержат скот, да и просто живут в данном селе. Только так мы сможем сохранить непреходящую красоту этих мест.

¹ Г.П. Гунн. Каргополье — Онега. — М., 1974, с. 34—35.
² Ф.К. Докучаев-Басков. Каргополь. — Архангельск, 1996, с. 30.
³ Там же.
⁴ Численность населения в 1995 и 2004 гг. показана в границах современных сельских администраций, а данные за 1970 и 1892 гг. в результате перегруппировки населенных пунктов пересчитаны в современных границах. Поскольку граница Каргопольского уезда не совпадала с границей современного района, то в таблице приводятся данные без южной части современного района (нет данных за 1892 г. по Тихмангьской, Ухотской, Кречетовской и Хотеновской сельским администрациям).
⁵ С.П. Кораблев. Этнографический и географический очерк г. Каргополя. — Архангельск, 1993, с. 20.
⁶ Там же, с. 24.
⁷ Ф.К. Докучаев-Басков. Каргополь. — Архангельск, 1996, с. 26.
⁸ Ф.К. Докучаев-Басков. Каргополь. — Архангельск, 1996, с. 48.