ИСЛАНДИЯ

М.И. СТЕБЛИН-КАМЕНСКИЙ

Когда путешествуешь по Исландии, то обычно едешь либо по долине, окруженной горами, либо по пустынному плоскогорью, разделяющему долины. По-исландски такое плоскогорье называется «хейди». Долины обычно обитаемы. В них виден вдали какой-нибудь одинокий хутор — белый домик с красной крышей и рядом зеленый квадратик «туна» — возделываемого луга. Хейди всегда необитаемо. На нем не увидишь ничего, кроме камней, мха, вереска. Земля здесь так же «пуста и безвидна», как она, по библейскому преданию, была в первый день творенья. И это чередование мира, где живут люди, и мира, где люди не живут, подчеркивается тем, что, когда въезжаешь из долины на хейди, небо обычно скрывается в серой пелене, и клочья тумана, ползущие отовсюду, застилают даль. Сквозь туман камни начинают казаться недобрыми обитателями пустынного и безмолвного царства. Иногда посредине хейди, у перевала, стоит необитаемый домик, где путники могут найти убежище в непогоду или ночью. Правда, по поверьям, в таком домике живут привидения. По-исландски он называется «сайлухус» — буквально «дом, построенный для спасения души». Такие домики строили в Исландии уже лет восемьсот тому назад. Тогда путешествие через хейди было трудным предприятием, а постройка такого домика — благотворительным делом. Что касается хейди, оно было тогда, как и за много тысяч лет до заселения Исландии, совершенно таким же, как сейчас.

Но чередование обитаемого и необитаемого мира характерно только для прибрежной полосы Исландии. Если заехать за «последний хутор» — один из хуторов, расположенных на границе заселенной прибрежной полосы, то попадаешь в мир, целиком необитаемый. В глубине Исландии люди не живут и никогда не жили. Правда, в исландских народных сказках часто рассказывается о том, как люди, бежавшие из своих родных мест в глубь страны, живут там богато и счастливо в каких-то блаженных долинах. Действительность далека от этих созданных народной фантазией блаженных долин. Большая часть Исландии — это совершенно пустынное плоскогорье. Полное или почти полное отсутствие растительности и обнаженный рельеф — скалы, обрывы, трещины, кратеры вулканов, ледники, пески, лавовые поля, — все это похоже на лунный пейзаж или на землю, как она выглядела много миллионов лет тому назад, до появления на ней жизни.

Но что всего больше делает Исландию непохожей на другие страны — это лавовые поля. Они бывают и гладкие, как плиты, и похожие на море, внезапно застывшее во время бурного волнения; и голые, и густо поросшие мхом или лишайником; и черные, и рыжие, и ярко-зеленые, и отливающие всеми цветами радуги. Они занимают огромные пространства в стране. Оудаудахрёйн — самое большое лавовое поле в мире — занимает свыше трех с половиной тысяч квадратных километров. Но ледники еще огромнее в Исландии. Вахтнаёкутль¹ — самый большой ледник в Европе — занимает свыше восьми тысяч квадратных километров к югу от Оудаудахрёйна. На нем находится и самая высокая точка Исландии — вулкан Эрайваёкутль². Недаром страна была названа «ледяной страной» (Island), а до этого «снежной страной» (Snand). Снежная вершина в середине неба — первое, что видишь, когда подлетаешь к Исландии на самолете, и последнее, что видишь, когда улетаешь из нее.

Исландия — большая и разнообразная страна. Пески ее южного побережья, раскинувшиеся у подножья снежных гор и прорезанные бесчисленными протоками, непохожи на скалистые фьорды ее северного или восточного побережья, а широкие болота юго-западной низменности — на узкие горные долины севера и востока страны. Каждая долина Исландии имеет свою физиономию, которую определяют горы, окружающие долину, протекающая по ней река и т.д. Все же, когда путешествуешь по Исландии и стремишься не столько увидеть туристские объекты — знаменитые водопады с играющей в них радугой, гейзеры, кратеры вулканов, наиболее причудливые нагромождения лавы, — сколько понять, что характерно для среднего исландского пейзажа, то три черты бросаются в глаза: всюду в Исландии очень далеко видно, всюду видны горы и почти нигде не видно следов воздействия человека на природу.

Всюду далеко видно потому, что воздух в Исландии очень прозрачный и нет леса, да и вообще деревьев почти нет, только кое-где рябинки да березки около домов, ничто не заслоняет даль. А даль в Исландии — это всегда горы, черные, бурые, серые, а в ясные дни — розовые, лиловые, голубые. Даже в Рейкьявике, самом большом городе и столице Исландии, отовсюду видны горы, окружающие его с севера, востока и юга. А из верхних этажей домов обычно виден и океан. Он подступает к городу с запада и охватывает его заливами с юга и севера. А на фоне океана видна снежная вершина Снайфелльсёкутль. Она кажется совсем близкой, хотя до нее от Рейкьявика по прямой линии около ста двадцати километров! Лава еще хрустит под ногами кое-где в Рейкьявике, а в озерке, расположенном в центре города, плавает уйма диких уток и лебедей, которые прилетают сюда совершенно так же, как они прилетают в озерки и лагуны, разбросанные по исландскому побережью и кишащие дикими водяными птицами.

Геологи утверждают, что Исландия сравнительно очень молодая страна: ее самые старые горные породы возникли не больше шестидесяти миллионов лет тому назад, значительная часть ее поверхности возникла в течение последнего миллиона лет, а одна десятая ее поверхности покрыта застывшими потоками лавы, которым меньше десяти тысяч лет. Силы, создававшие Исландию, продолжают действовать. В ноябре 1963 г. началось извержение подводного вулкана у южного побережья Исландии, и образовался остров Суртсей. В июне 1965 г. рядом с ним образовался второй островок — Сиртлингур, который потом исчез. Полноводные и стремительные реки Исландии выносят с гор массу песка и, протекая по образовывающимся таким образом песчаным равнинам, растекаются на множество протоков, постоянно меняющих свое русло. То, что было раньше мысом, выдающимся в океан, или прибрежным островком, превращается в гору, возвышающуюся среди песчаной равнины. Но поразительно не столько то, что Исландия продолжает образовываться, сколько то, что вся она выглядит так, как будто люди еще не появились на ней. Единственный след воздействия человека на природу в Исландии — это туны, огороженные участки возделываемого луга около хуторов. Но туны — это ничтожные крапинки на поверхности страны: хутора встречаются лишь в при­брежной полосе и обычно очень далеко отстоят друг от друга, а на южном побережье тянутся вдоль подножья гор ниточкой, которая местами совсем прерывается. Сам берег океана на юге, где пески занимают огромные про­странства, совершенно пустынен. Только на крайнем юге горы вплотную подходят к берегу, образуя скалистый мыс, на котором гнездится такое множество птиц, что они своим криком заглушают прибой океана. Бухт, удобных для судоходства, на южном побережье Исландии нет совсем. В прошлом тут постоянно происходили кораб­лекрушения, и рассказы об утопленниках с погибших кораблей до сих пор ходят среди местного населения...

Природа Исландии первозданна и грандиозна. Ледники, водопады, извержения вулканов, гейзеры, лавовые поля, всё — самое большое в мире или по меньшей мере в Европе. Исландия в два с лишком раза больше своей бывшей метрополии — Дании, в три раза больше Голлан­дии, значительно больше Ирландии или Венгрии. Резкий контраст к масштабам страны образуют размеры исландского народа. В Исландии живет всего около ста девяноста тысяч человек, из них почти половина — в Рейкьявике³. Исландское общество так мало, что в нем не только всё намного меньше, чем в других странах, но и всё иначе, чем в других странах: количество переходит в качество.

Исландцев настолько мало, что они до сих пор обходятся без фамилий и даже в самом официальном обращении называют друг друга по имени, в третьем лице — для точности также с прибавлением имени отца, вроде как бы по имени-отчеству.

Фамилии есть только у очень немногих исландцев: в 1925 г. брать себе фамилии было запрещено специальным законом. То, что иностранцы принимают за исландские фамилии (Эйнарссон, Ауртнасон или Эйнарсдоухтир, Ауртнадоухтир и т.д.), на самом деле отчества, и поэтому они разные у отца и сына или отца и дочери («сон» значит «сын», «доухтир» — «дочь»). Таким образом, сын знатного или знаменитого отца не наследует его знатности или славы. Кичиться своей фамилией — вещь невозможная в Исландии. Все принадлежат как бы к одной большой семье, члены которой различаются только по имени или имени и отчеству.

В малочисленном народе одному человеку приходится выполнять несколько дел, которые в большом народе обычно выполняют разные люди. Исландскому эстрадному автору нередко приходится не только выступать на концерте в качестве конферансье, но и самому расставлять стулья для исполнителей. В Исландии ученый — часто также и поэт, а политический деятель — часто также и ученый. Йоун Сигурдссон, самый знаменитый из исландских политических деятелей, в течение многих лет руководивший борьбой исландцев за национальное освобождение, был выдающимся историком. Ханнес Хафстейн, первым возглавивший исландское самоуправление в качестве министра Исландии, был выдающимся поэтом. В маленьком народе ответственность отдельного человека за общенародное дело и его участие в нем особенно ощутима. В исландских газетах принято печатать обстоятельные некрологи о людях, оставивших по себе добрую память, — моряках, фермерах, печатниках, агрономах, врачах, учителях и т.д., — хотя они не занимали никакого видного положения. В маленьком народе отдельный человек не теряется в массе. Даже события его частной жизни имеют известный резонанс: в исландских газетах публикуются, например, сообщения обо всех заключенных в стране браках, и тут же помещается фотография жениха с цветком в петлице и невесты с букетом цветов в руках. Расстояние между людьми разного положения в маленьком народе короче, чем в большом. В Исландии знаменитый писатель ничем не выделяется из простых смертных: все его постоянно видят и поэтому не обращают на него особого внимания. Рядовой исландец и знаменитость сплошь и рядом между собой на ты — они, возможно, товарищи по школе или соседи. Иногда даже лидер политической партии, обвиняя своего парламентского противника, обращается к нему на ты — может быть, они еще в детстве сражались и притом отнюдь не по парламентскому кодексу.

В стране, где все друг друга знают, можно не бояться воров. Если хочешь зайти в кафе на центральной улице Рейкьявика, можно оставить свой портфель на улице, прислонив его к стене: его никто не возьмет. К любому хутору в Исландии можно подходить, не боясь собаки: исландские собаки не кусаются, их лай — только приветствие пришельцу. Патриархальность нравов, характерная для маленького народа, сказывается и в том, что Исландия — это, наверно, единственная в мире страна, где совсем не приняты чаевые. Само собой разумеется, что в стране, где нет и двухсот тысяч людей, нет почвы для бюрократизма. О размерах государственного аппарата в Исландии можно судить по тому, что правительство и министерство иностранных дел помещаются в маленьком одноэтажном доме с мезонином. В стране всего несколько десятков полицейских. Нигде нет никакой вооруженной охраны: ни в важнейших учреждениях, ни на электростанциях, ни в порту. Нигде не нужны никакие пропуска. Иностранцы принимают исландских полицейских — они в черной форме с серебряными пуговицами и в фуражке с белым верхом — за морских офицеров, а шоферов автобусов — они в форме цвета хаки и такого же цвета фуражках — за сухопутных офицеров. Но офицеров в Исландии вообще нет, так как нет армии и никогда не было. И это, пожалуй, самое странное в Исландии.

В продолжение почти одиннадцати веков — с тех пор, как в Исландии появились первопоселенцы, — жители ее только понаслышке знают, что такое войско и война...

Семь веков, в продолжение которых Исландия принадлежала сначала Норвегии, а потом Дании, были эпохой застоя и упадка. Население не только не увеличивалось, но одно время даже уменьшалось. В хозяйственной жизни страны не происходило существенных изменений. Основой исландского хозяйства издавна было овцеводство, и в силу этого селились не деревнями, а на хуторах, далеко отстоящих друг от друга. Городов вообще не было. Первый город — Рейкьявик — возник только в конце XVIII в., но и он до начала XX в. походил скорее на поселок, чем на город. Стихийные бедствия много раз разоряли страну. Чума и другие эпидемии свирепствовали, превращая в пустыни целые районы. Сильные извержения вулканов, сопровождаемые дождем пепла и землетрясениями, уничтожали пастбища и вызывали падеж скота и голод. Полярные льды блокировали побережье, в результате чего летом не росла трава. Ледники наступали на заселенные районы. Особенно суровыми были климатические условия в XVII—XVIII вв. В эти века страна стала фактически непригодна для крестьянского хозяйства. В довершение всех бед датские купцы, обладая монополией торговли, продавали втридорога насущные для народа товары и покупали за бесценок продукцию и без того нищего крестьянского хозяйства, а если исландский крестьянин осмеливался торговать не с датским купцом, а, например, с голландским, то его сажали в тюрьму как преступника...

Только во второй половине XIX в. в Исландии наметился экономический подъем. Однако еще в начале XX в. страна оставалась в основном крестьянской и в экономическом отношении очень отсталой. В стране не было ни мостов через реки, ни даже дорог. Больше половины торговли находилось в руках иностранцев. Рейкьявик, единственный город, был тогда еще небольшим поселком из деревянных домишек, и жило в нем всего около шести тысяч человек. Никаких портовых сооружений, никакой промышленности в нем не было.

За каких-нибудь несколько десятилетий Исландия превратилась в страну с очень высоким уровнем жизни при полном отсутствии безработицы... Все новые дома строятся из бетона, и многие из них — одноквартирные. Господствует конструктивная архитектура, сверкающая стеклом и металлом. Даже церкви строятся в конструктивном стиле. Крыши домов, как правило, ярко-красные или ярко-зеленые. Все старые деревянные дома обшиты рифленым железом и покрашены в яркие цвета. На асфальтированных улицах города блестят легковые машины, которых больше, чем прохожих. Яркие краски господствуют и в одежде детей, которых очень много на улицах Рейкьявика, особенно около озерка, расположенного в его центре. Город стал ярким и красочным. Горы, синеющие вдали, и океан, окружающий город с трех сторон, оттеняют его красочность.

На хуторах сейчас тоже всюду построены новые бетонные дома. Старые постройки сохраняются на хуторах только как музейные объекты или используются как склады. Резкий контраст между первозданной природой и современной цивилизацией поражает сейчас всюду в Исландии. Как только выедешь из Рейкьявика и скроются из глаз сооружения из бетона, стекла и металла, попадаешь в местность, где все — как тысячи лет тому назад. Нигде ни клочка возделанной земли, всюду только застывшая лава. И вдруг среди этой пустыни видишь хутор с современными постройками, машинами, сверкающими эмалью, и узнаешь, что тут есть и электричество, и телефон, и водопровод, и даже плавательный бассейн с горячей водой из ближайшего гейзера...

Но странным образом в современной Исландии сочетается то, что обычно не встречается на одной и той же ступени развития. Разновременные плоскости скрещиваются и совмещаются. С одной стороны, для современной Исландии характерны популярность последних достижений современной техники, широкое распространение идей социализма, самый высокий в мире процент печатной продукции на душу населения, с другой стороны — поразительная живучесть древних суеверий, огромная популярность сказок о привидениях, страсть к генеалогиям, как у людей бесписьменного общества.

По книге: Культура Исландии. — Л.: Наука, 1967

¹ В современной транскрипции Ватнайёкюдль.