Первовосхождение на Эльбрус1829 годПродолжение. См. № 18/2007 Теперь от области народных фантазий перейдем к действительности. Мифы доказывают пытливость человеческого ума, который до тех пор не даст себе покоя, пока не разрешит представившейся ему загадки. Тою же пытливостью объясняется и предпринятое Емануелем восхождение на Эльборус. Отряд его мы оставили в долине Хассаута 1, откуда 16 июля [1829 г.] караван двинулся дальше и после трудного трехчасового перехода поднялся на высоту семи тысяч футов над уровнем моря. Это была вторая ступень исполинской лестницы, ведущей на Эльборус с востока. Она состояла из обширного плато, известного под именем Зидах-тау, и была ограждена такими теснинами, что небольшая горсть людей, вооруженных винтовками, могла бы здесь остановить напор целой армии. На Зидах-тау, так же как и у Хассаута, войска нашли все необходимое для бивуака: обильные пастбища, прекрасную воду и хворост для шалашей и костров. Но здесь же им пришлось испытать на себе и влияние некоторых климатических условий этого негостеприимного пояса. Из-за гребня ближайших высот вынырнула вдруг огромная черная туча, мгновенно омрачившая небо, и над лагерем пронесся ураган с проливным дождем и градом. Удары грома, сопровождавшиеся глухими раскатами в горах, придавали нечто грозное общей картине страны, внушая путешественнику, что он приближается к священной горе, недоступной назойливой пытливости человека. За первою тучей стали появляться другие, и только к вечеру оне потянулись на восток освежать раскаленные степи каспийского прибрежья. На другой день утро было чудесное. По краям голубого неба торчали серебристые пики снеговых гор, и между ними кое-где еще плавали остатки облаков — последние следы пронесшейся бури. Солнце грело, но не жгло и не сушило, как на плоскости. Трава, отчасти вытоптанная лошадьми и верблюдами, распространяла здоровое, весеннее благоухание. Людям, принимавшим участие в экспедиции, пришлось в этом году второй раз встретить весну, хотя июль перевалил уже за половину и внизу стояло сухое, знойное лето. Около семи часов утра отряд стал подниматься выше, на следующее плато, известное у туземцев под именем Карбиза. Дорога, огибая пропасти и выступы скал, делала переход тяжелым и утомительным, а между тем Эльборус, точно угадывая намерение копошившихся под ним пигмеев, окутал свою корону густыми облаками и выслал навстречу экспедиции новую вереницу туч, опять разразившихся ураганом с громом и молниею. Всю ночь бушевала буря, только к утру, точно утомленная напрасною борьбою с человеком, притихла. Войска поспешили оставить это негостеприимное плато и поднялись еще выше, на новую ступень, где им опять пришлось увидеть весну, но только в раннем ее периоде. Своеобразная альпийская флора предстала во всей красе своей первой юности: небольшой лесок, венчавший террасу, едва распустил свою листву, а выбивавшаяся из-под снега трава была густа и нежным цветом напоминала цвет зеленого бархата. Утро опять было чудесное. Опасаясь, однако, новых метеорологических сюрпризов, солдаты деятельно занялись устройством своих шалашей и навьюченные ворохами свежих древесных ветвей сновали взад и вперед по лагерю, точно муравьи перед ненастьем. Другого рода деятельность шла внутри палаток, поставленных несколько в стороне от военного бивуака: то была деятельность людей, посвятивших себя науке и открывавших перед ней новые и новые горизонты. Из них двое трудились над своими коллекциями: один, ботаник Мейер, бережно укладывал между тонкими листами своего гербария собранные им по дорогам образчики растений, никогда прежде ему не встречавшихся; другой, страстный, неутомимый француз, зоолог Менетрие, вооруженный булавками, прикреплял к картону всех возможных сортов и величин букашек, бабочек, пауков, кузнечиков и других представителей энтомологического мира. Ленц приводил в порядок принадлежности своего походного физического кабинета. Купфер, самый симпатичный из четырех членов ученой экспедиции, мягкий, приветливый, с манерами настоящего джентльмена, все время не выпускал из рук пера; добровольно приняв на себя звание секретаря экспедиции, он готовил для академии мемуары, куда заносил каждый факт, каждое новое приобретение науки. Горный инженер, вооруженный геологическим молотком, с утра отправился бродить по окрестным горам и возвратился перед вечером с известием, что им открыты еще в четырех местах богатые залежи каменного угля и что вообще каменноугольный бассейн Хассаута и Малки не уступит в богатстве бассейну верхнего течения Кубани и ее четырех притоков: Мары, Хумары, Кента и Аракента. Что же касается ученого венгерца, то ему оставалось только применять к делу неистощимый запас своих этнографических познаний. Предусмотрительность нижних чинов, употребивших здесь два часа на устройство своих шалашей, оказалась очень кстати. К вечеру полил дождь. Целую ночь шумел он по ущельям, напоминая шум горных каскадов. Но к утру небо очистилось. Солдаты поспешили развести большие костры, чтобы обсушиться перед выступлением, которое назначено было ровно в восемь часов; но в половине восьмого новые тучи скопились над террасой, и новый дождь, хлынувший на бивуак, мгновенно загасил костры, и выступление было отложено. Движение в горах в такую погоду невозможно. Емануель решился переждать ее; но погода на этот раз выказала постоянство, на которое трудно было рассчитывать в этой страшно пересеченной местности. Дождь не переставал в течение трех дней, и только в ночь на 20-е число показались наконец звезды. Заря светлая, безоблачная предвещала вёдро, и с восходом солнца барабаны ударили давно желанный генерал-марш. Жители предупреждали Емануеля, что предстоящий переход будет самый трудный, потому что дорога едва доступна для всадников и совершенно недо-ступна для артиллерии и обоза. Кроме того, с той стороны, с которой предпринято было восхождение, Эльборус окружает природный вал, который достигает девяти тысяч футов над уровнем моря. Отряд двигался медленно. Едва успел он подняться сажень на семьдесят [около 150 м] от лагерного расположения, как был окружен густым туманом, налетевшим внезапно, как бы для того, чтобы заставить его [отряд] одуматься и отказаться от безрассудного предприятия. Более двух часов простояла экспедиция на месте, в ожидании пока туман разойдется. Туземцы не преувеличивали опасности последнего перехода. Тропинка, по которой взбирались к верхнему уступу, чрезвычайно скользкая, шириной не более аршина, ползла мимо страшной пропасти с одной стороны и отвесными скалами с другой. Люди вооружены были длинными посохами с железными наконечниками и, несмотря на эту предосторожность, ступали шаг за шагом. Странствование по таким местам, помимо военных целей, может быть оправдываемо только любовью к науке, которая требует от своих жрецов такого же самопожертвования, как война от солдата. Караван растянулся версты на полторы. Шествие открывал старшина племени уруспиев Мурза-Кул, бодрый и свежий старик, полюбившийся всем своею веселостью и неистощимым юмором. За Мурза-Кулом шел генерал со свитой, а за ним, вытянувшись в нитку, поднимался отряд, останавливаясь через каждые 10–15 шагов, чтобы перевести дух. При таких условиях путешественникам было не до разговоров; ни один из них не проронил ни слова, и только изредка, когда измученный де-Бесс отставал от генерала, Мурза-Кул кричал ему с дружескою усмешкою: «Гайда, земляк, гайда: Маджары никогда не оставались сзади!» С трудом, но без приключений добрались наконец все до гребня обводного вала. Спуск с него был так же крут, как и подъем, но представлял еще больше опасности, так как спускаться приходилось по скользким и обледенелым камням. У подошвы спуска скалы сходятся так близко, что образуют узкий коридор, едва доступный для движения одного пешехода. Природа точно намеревалась совсем загородить доступ к Эльборусу, но потом раздумала и оставила проход, известный у туземцев под именем Железных ворот. За этими воротами местность образует новое плато — последнюю ступень лестницы, ведущей к заповедной грани. Теперь уже не оставалось никаких преград, которые заслоняли бы от взоров грандиозную фигуру Эльборуса. Теперь он весь был налицо, от вершины до основания, во всем величии своей необычайной красоты, для описания которой человеческий язык еще не выработал подходящих выражений. Террасу, или плато, со всех сторон обступали высокие, остроконечные утесы, на отвесных боках которых снег никогда не задерживался, и потому они сохраняли свой черный цвет, представлявший мрачный контраст с окружающими их снежными пустынями. Из-за угрюмых пиков этих утесов выглядывали куполы и пирамиды покрытых вечным снегом гор, в одиннадцать и двенадцать тысяч футов каждая. И эти исполинские горы казались пигмеями перед колоссальной фигурой самого Эльборуса. Никому из участников экспедиции не приходилось прежде стоять посреди таких подавляющих своим величием декораций, — и они все поражены были до того, что даже не обменивались впечатлениями: они молчали или говорили вполголоса, точно в самом деле стояли у входа в святая святых. Под свежим впечатлением этой картины де-Бесс в своих мемуарах обращается к атеистам, приглашая их взглянуть на Эльборус с того места, на котором он стоял перед ним в немом созерцании и, положа руку на сердце, сказать — достанет ли у кого-нибудь из них смелости отвергнуть Художника, написавшего такую дивную картину, воздвигшего такой храм, у преддверия которого никаким земным помыслам не остается места в душе человека, — ничему, кроме молитвы и смирения.
На этой террасе отряд расположился лагерем. Теперь Емануель уже не сомневался более в возможности достигнуть кульминационной точки Кавказа, и восхождение на Эльборус назначено было на другой день, 21 июля. Между тем маленький отряд, сопровождавший экспедицию, принялся устраивать для себя помещения, насколько позволяли имевшиеся под рукою средства, а на этот раз под рукой не было ничего, кроме снега да скудного подножного корма. Но кавказский солдат умел находить для себя необходимое даже там, где, по-видимому, не росло ни одной былинки. Рассыпавшись по окрестным ущельям, солдаты набрели на какой-то лесок и стали возвращаться в лагерь по одному и по два с охапками хворосту до того огромными, что за ними, кроме движущихся ног, ничего нельзя было видеть. Об усталости они совсем забыли и вспомнили об отдыхе только тогда, когда последние лучи догоравшего дня потухли на серебристых шатрах Эльборуса, и на их лагерь опустилась холодная звездная ночь. Громадные костры запылали между шатрами, и Эльборус, может быть, в первый раз увидел на своих равнинах огни, кроме тех, которые каждое утро и каждый вечер зажигались на куполах окружающих его высоких гор. На следующий день, еще не начинала заниматься заря, как все были уже на ногах. И людям, просвещенным наукою, и темным простолюдинам одинаково хотелось хоть один раз в жизни насладиться видом Эльборуса при первых лучах восходящего солнца. И вот звезды стали гаснуть одна за другою. На востоке протянулась белая полоса рассвета, и снеговые горы, окутанные синеватой мглой, стали окрашиваться в такой нежно-розовый цвет, что издали казались прозрачными. И вдруг ледяная корона Эльборуса зажглась мириадами ослепительных искр, и весь он предстал во всем блеске утреннего наряда, одетый в серебро, как в златотканую газетовую ризу. То же явление повторилось и на соседних, покрытых снегом вершинах. Даже черные, остроконечные утесы на несколько мгновений утратили свой угрюмый вид и казались отлитыми из флорентинской бронзы. Картина была достойна великого Художника, Зиждителя этой дивной природы. И взоры людей невольно обратились вверх, к беспредельной глубокой синеве эфира, куда с земли не достигает ничего, кроме молитвы...
В 8 часов утра 22 июля Емануель вышел из лагеря с небольшим конвоем и, поднявшись на крутой и высокий холм, долго и внимательно осматривал в подзорную трубу восточный склон Эльборуса. Осмотр убедил его, что впереди препятствий не было, что все, что могло остановить или задержать его предприятие, было пройдено ранее. Оставался один корпус горы, но этот корпус поднимался на девять тысяч футов, почти вертикально над террасой, где стоял отряд, — и страшная высота, на которую приходилось взбираться, невольно пугала самое смелое воображение. Все народные мифы о недоступности этой горы оправдывались величественным и в то же время грозным ее видом. Эльборус — это громадная снеговая пустыня, выброшенная из недр земли одним из тех мировых переворотов, которыми создавались материки и океаны. Это целая страна, перенесенная в заоблачные пространства, страна унылая, необитаемая, суровая. На полюсах есть жизнь, на Эльборусе ее нет. Название мертвой горы к нему еще более пристало, нежели к Асфальтовому озеру название Мертвого. В одиннадцать часов утра генерал вернулся в лагерь и тотчас же приступил к снаряжению небольшого каравана, который должен был сопровождать ученых натуралистов на Эльборус. Вызваны были охотники. Вышло 20 казаков и один кабардинец по имени Киляр. К академикам присоединился еще итальянец, архитектор2 Бернадацци3, но зато ученый венгерский турист предпочел остаться внизу в роли простого наблюдателя.
Запасшись на два дня провизией, караван выступил из лагеря, напутствуемый пожеланиями генерала и всех присутствующих. Прямо с террасы пришлось подниматься на так называемые черные горы, среди крутых и скалистых утесов, на которых не было ни малейших признаков тропинки; каждый ставил ногу туда, где казалось ему более удобным и безопасным, чтобы не сорваться в бездну. Не только академики, но даже казаки и проводник Киляр не решились доверить свою жизнь животным, и потому все спешились и вели лошадей в поводу. К вечеру черные горы были пройдены, и на площадке одной из них, под навесом выступившей громадной скалы, экспедиция заночевала. С этого момента генерал, наблюдавший за нею все время в телескоп, потерял ее из виду. 1 Хасаут — ныне село на востоке Карачаево-Черкесии, недалеко от границы с Кабардино-Балкарией. Стоит в верховьях реки Хасаут, левого притока Малки. 2 Киллар (Киляр, Чиляр и
др.) Хаширов (Хачиров). Между кабардинцами и
карачаевцами по настоящее время идет спор, к
какому народу принадлежал Киляр. Карачаевцы
приводят веские аргументы в пользу версии, что
Хачиров был карачаевец (см., например,
Киляр Хачиров, Так, в 2004 г. Министерство чрезвычайных ситуаций Кабардино-Балкарской Республики сообщило о юбилейном восхождении на Эльбрус группы альпинистов по маршруту генерала Эммануэля. Восхождением, приуроченным к 175-летию экспедиции Эммануэля, руководил сотрудник МЧС Аскер Хаширов, представленный как потомок первовосходителя Киллара (Киляра) Хаширова. 3 Бернардацци (Бернадацци), Иосиф (Джузеппе) Карлович (1788–1840), уроженец г. Лугано (итальянская часть Швейцарии), архитектор, приехавший в Россию в 1822 г. вместе с братом Иоганном (Джованни). Братья создали тот «чистенький, новенький городок» («Княжна Мери»), который Лермонтов увидел в 1837 г. на месте Пятигорска. Всю жизнь Бернардацци посвятили строительству на Кавказе (Пятигорск, Кисловодск, Ставрополь, Тифлис, Георгиевск). По их проектам созданы в Пятигорске — Ресторация (ныне Институт курортологии), Николаевские (ныне Лермонтовские) ванны, грот Дианы, беседка Эолова арфа, галерея над Елизаветинским (ныне Академическим) источником, знаменитый парк «Цветник». По их проекту была проложена прямая дорога от Пятигорска до Железноводска, по которой Лермонтов ехал перед дуэлью. На Кавказских Минеральных водах фамилия Бернардацци — почти культовая среди краеведов. В.А. ПОТТО. Кавказская война Окончание следует |
