---

ХАРП

На Полярном Урале формируется новая
сырьевая база черной металлургии

C.В. РОГАЧЕВ

Продолжение. См. № 14, 17, 18, 20/2008

 

Памятник Николаю Никитичу Демидову (внук Акинфия и правнук легендарного Никиты) во Флоренции. Почему бы Европе и не поставить у себя памятник человеку, который много лет выкачивал из России на Запад стратегическое сырье, получал миллионы с Урала и старательно тратил их в Италии, Франции и других западноевропейских странах на их благо?

На своих уральских заводах этот Демидов был всего один (!) раз в жизни. Жил во Франции и в Италии, кормя уральскими деньгами целую свору местных прихлебателей, поддерживая итальянский театр, скупая произведения западноевропейского искусства, закатывая по два праздника в неделю.

В 1871 г. его сын Анатолий — достойный продолжатель отцова дела обирания Урала и обогащения Апеннин — поставил отцу памятник во Флоренции на площади у набережной Арно (Piazza Demidoff). Николай Демидов в центре композиции изображен в виде римского сенатора, обнимающего своего сына. Женская фигура, сидящая с лавровым венком у ног сенатора, символизирует Признательность населения Флоренции. По углам постамента — статуи-аллегории: Природа, Искусство, Милосердие и Сибирь (демидовские заводы — по восточную сторону Уральского водораздела, т.е. по ментальному районированию того времени — в Сибири). Как хорошо быть милосердным, покровительствовать искусствам, любить средиземноморскую природу... за счет Сибири (уральских недр), которой из милости разрешили посидеть в дальнем углу у ног заводчика.

 

Плюсы сырьевого экспорта

Когда экспорт металлической руды со своих сахарских разработок форсирует какая-нибудь Мавритания, тамошний правящий режим вполне понимает, что' он получает: деньги с добывающей компании в виде налогов, пошлин и иных отчислений (включая взятки, меценатство, откаты, поддержку футбольных клубов и пр. ¹). Эти деньги идут на личное обогащение верхушки, на подкормку народа (импорт продовольствия и импорт предметов первой необходимости) и на охрану власти верхушки (плата силовым структурам).

Небольшая часть мавританцев — те, кто работает собственно на рудниках, на железной дороге Зуэрат—Фдерик—Нуадибу, на рудных терминалах Центрального порта Нуадибу, — благодаря ресурсно-экспортному циклу непосредственно получают средства к существованию. Часть получает («перераспределяет») доход от этих работников — продавая им товары или оказывая услуги.

Минусы сырьевого экспорта

Вполне понятно и то, что' страна теряет при этом. Во-первых, ее минеральные ресурсы понемногу иссякают. Хватит, конечно, еще надолго. Но опыт ряда европейских стран, полностью исчерпавших к концу ХХ в. свои сколько-нибудь рентабельные рудные недра, показывает, что всё имеет предел. И живущий сегодня добычей и экспортом минерального сырья обирает своих праправнуков, живет за счет будущих поколений.

Во-вторых, и это самое главное, доходы, получаемые от экспорта сырья, выступают фактором, тормозящим собственное естественное развитие. Фактором, как бы подменяющим развитие, отсрочивающим наступление тех диалектических внутрисистемных противоречий, которые дают импульс развитию. Возможность вкушать лепешки из муки, импортированной на железорудные деньги, снимает необходимость ломать голову и трудиться над тем, как бы произвести зерно самим. Благодаря импорту еды растет население, и уже сегодня людей в Мавритании больше, чем может прокормить эта выжженная, безводная земля. Часть жителей, образно говоря, ест железную руду.

За эту руду мавританцам платят те, кто — благодаря своему уму и образованию — научился ее использовать, превращать в полезные товары: плуги, топоры, отвертки, оружие, машины, станки. На вырученные деньги мавританцы могут купить еду у тех, кто — благодаря своему уму и образованию, а также завоеванному оружием выгодному географическому положению в плодородной природной зоне с удачным соотношением тепла и влаги — умеет и может производить больше еды, чем съедает сам.

Представим, что руда в мавританских недрах иссякла. Или человечество нашло новый дешевый материал, с успехом заменивший сталь, и руда больше не нужна. Что тогда прокормит «лишних» мавританцев?

Чем глубже и чем дольше увязает страна в экономике ресурсно-экспортных циклов, тем мрачнее перспективы возможного кризиса. И неизвестно еще, что было бы лучше для Мавритании, если рассматривать ее судьбу в долгосрочной перспективе: иметь или не иметь железорудные доходы. Ведь если бы страна не имела ресурсно-экспортной — потребительско-импортной прикормки, она своевременно столкнулась бы с проблемой, как и чем жить, исходя из внутренних возможностей. Столкнулась бы с этой проблемой во всей ее экзистенциальной остроте. И тогда люди вовремя начали бы искать пути: либо изыскивать новые источники воды и земель для сельского хозяйства и его интенсификации, либо (если, допустим, выяснится, что в этой пустынной стране заведомо нет никаких возможностей прокормить больше людей) приучаться к экономии во всем и, в первую очередь, ограничивать рост численности населения, либо, наконец, эмигрировать.

Почему Россия не Мавритания

Плюсы и минусы от ресурсно-экспортной экономики, аналогичные тем, что получает Исламская Республика Мавритания, имеет и Российская Федерация. Это экономика удовольствий отсроченного кризиса. Отсроченного, может быть, на большой срок, может быть, даже на целое поколение. А может быть — лишь на несколько месяцев: зависимая экономика никогда не может быть уверена в завтрашнем дне.

Но есть одно различие между мавританским и российским минерально-сырьевым экспортом. Мавритания (как и любая другая слаборазвитая страна), поставляя более развитым странам сырье для выплавки металла, в частности, для будущих пушек, ракет и бомб, никак не меняет своего положения на карте мировой силы. Вне зависимости от того, будут ли более сильные страны подпитываться ее рудой или нет, она может быть уверена, что в случае международного военного кризиса останется битой. Россия с такой уверенностью жить не привыкла. Более того, обладая еще немалой, доставшейся от советской эпохи военной мощью, она пока сохраняет шанс одержать верх в том или ином потенциальном локальном вооруженном конфликте. Правящий режим РФ пытается позиционировать себя в мире в качестве силы, способной влиять на международные процессы, обладающей независимой военной доктриной и т.п. Экспорт такой страной стратегического сырья своим возможным будущим противникам — поведенческий парадокс.

Почему хромовый уральский Харп — не безобидный мавританский Зуэрат?

Можно еще понять экспорт тех видов сырья, которые внутри самой РФ в избытке и добыча которых высокоэффективна (что-то очень выгодно продадим — зато что-то не менее стратегически важное купим). Но трудно рационально, с позиций российского интереса, объяснить экспорт феррохрома — сплава, широко применяемого в производстве вооружений, в условиях отсутствия собственных богатых и удобно расположенных месторождений, в условиях, когда за бедными хромовыми рудами нужно с трехтысячекилометровым крюком мотаться на безжизненный Полярный Урал в окрестности Харпа. Зато легко объяснить это с позиций собственника ферросплавного завода, которому нужно выжать из доставшихся основных фондов все возможное. Тут годится и риторика о хромовой независимости России, пусть на деле это и оборачивается выкачиванием хрома из России и накачиванием им ближних и дальних, дружественных и недружественных соседей.

Вы скажете: «Что изменится от того, что мы не будем продавать им хром? Они купят его в ЮАР, или в Турции, или в Омане. И всё равно сделают нужное им оружие. А мы потеряем доход». Купят, сделают. Однако, выбрасывая наше сырье на мировой рынок (и иногда по почти демпинговым ценам), мы снижаем относительную цену на него и делаем машиностроительное и, в частности, оружейное производство в других (в других — не в нашей) странах относительно более эффективным.

Хорошо ли делать ремни для собственной порки?

Кроме того, согласитесь, особенно обидно, если вас выпорют вами же изготовленным ремнем. Вспомним относительно недавнюю уральскую историю. «Герои» промышленного первоосвоения Урала Демидовы начинали свою заводческую деятельность под патриотическими знаменами петровских времен. Но почти с первых же десятилетий существования демидовских заводов начался и экспорт уральского железа «по нарочито низким ценам». В Англию, затем во Францию². После победы над Наполеоном демидовский экспорт продолжался. В зарубежную Европу уральское железо возили специальные суда демидовской флотилии: четыре приписанных к Одессе и одно — к Ливорно. Уральские историки и писатели со странной гордостью повествуют, что их железо способствовало удаче английской промышленной революции (чем здесь гордиться?)³. Со странной гордостью повторяют, что «даже здание английского парламента было крыто уральским железом» (вот уж, поистине, главная забота русских — чтобы не капало на макушки вигам и тори).

Двуглавый орел («расщепленная ворона») в Крыму после падения
Севастополя. Карикатура в лондонском журнале «Панч». 1855 г. Справа —
французский и английский солдаты. Сколько уральского металлургического сырья
в штыках, примкнутых к их ружьям? А сколько в самих ружьях, в патронных
сумках?

Как знать, если бы не услужливые Демидовы, западноевропейский промышленный (и, в частности, военно-промышленный) прогресс мог бы затормозиться — хотя бы на одно десятилетие. Именно этих лет развития могло бы не хватить для подготовки английских и французских захватов в Индии, на Ближнем Востоке, в Африке. Сколько жизней было бы спасено в мире от колониальных хищников. Сколько судеб целых народов не было бы исковеркано. Как выиграли бы интересы России.

Кто в посленаполеоновской Европе думал о войне? Европа казалась «общим пространством», гуманитарная интеллигенция в терминах той эпохи вещала о «новом мышлении», «толерантности», «глобализации». Русский сырьевой экспорт увлеченно подпитывал развитие прибрежных североатлантических государств.

Не прошло и четырех десятилетий — началась Крымская война. В ответ на попытку России взять под защиту единоверных и этнически родственных южных славян⁴, Франция и Англия в союзе с Османской империей и Сардинским королевством осадили Севастополь, пограбили прибрежные крымские и азовские городки. А в 40-е годы XIX в., то есть именно тогда, когда военно-промышленные машины Европы готовили арсеналы для будущих вторже-ний, 2/3 демидовского металла шло на экспорт, и прежде всего — в Англию. В тех пушках, что нещадным, изматывающим огнем бомбардировали русские траншеи в Севастополе, был демидовский металл. Не только перед войной, но и в самые годы Крымской войны демидовский металл продолжал продаваться в Англии и Франции: хотя прямые поставки с 1854-го были прекращены, дилеры реализовывали товарные остатки.

Если бы пробитые на севастопольских редутах в 1854—1855 годах русские сердца и перебитые осколками ноги, которые потом ампутировал знаменитый Пирогов, могли посылать проклятия тем, кто изготовил металл для поразивших их стволов, штыков и бомб, демидовский Урал, наверное, сотрясался. Из давнего зарубцевавшегося шва на стыке Восточно-Европейской платформы и Западно-Сибирской плиты Урал, право же, превратился бы в зону новых тектонических движений.

Но сырье безгласно и безадресно. Уральское сырье «исчезло», вплавилось в металл английских и французских орудий и боеприпасов, сражавшихся с уральскими же пушками и снарядами в Балаклаве, на Альме, на Малаховом кургане. Бомбардировавших в те же годы Соловецкие острова и Петропавловск-Камчатский.

Внучок Акинфия Демидова хорошо устроился во Флоренции. Примерно так — не все во Флоренции: кто на Кипре, кто в Лондоне, кто на Коста-дель-Соль в Испании — устраиваются внучки` и нынешних российских экспортеров сырья. Представим себе, однако, маловероятное: что кто-то их них — допустим отпрыск владельца ЧЭМК — случайно окажется в России в день начала новой «Крымской войны» и угодит под мобилизацию. И вот его траншею, блестя и позвякивая траками из высококачественной легированной стали, начнет утюжить вражеская машина, напичканная прецизионными деталями, содержащими уральский хром, добытый в Харпе, выплавленный в Челябинске и экспортированный через Владивосток его родным дедом. В этот момент, наверное, несчастный наследник феррохромового бизнеса вспомнит не те «бентли», яхты и удовольствия, которые подарил ему любящий дедушка, купив их на экспортные доходы. В далекий 2008 год, в адрес далекого Челябинска и еще более отдаленного Харпа полетят слова совсем не благодарности.

Военных конфликтов, впрочем, разумеется, больше никогда не будет. Страны будут просто, как в карточной игре, предъявлять друг другу козыри: у кого лучше танки и ракеты — тот и выиграл. Но можно быть уверенным: лучше они будут у тех, кто покупает железо, хром, никель, марганец, титан, алюминий. А не у того, кто продает и живет, следовательно, не интеллектом, а первобытным присваивающим инстинктом.

Уральская частнособственническая модель: Демидовы

Парадокс: демидовский Урал работал и на мощь России, и на тех, кто стремился ее мощь подорвать и ограничить. Причем на Россию, кажется, менее старательно. Печальная статистика «Севастопольской страды» 1854—1855 гг. показывает почти 900 русских пушек, разорвавшихся при выстрелах или по иным причинам вышедших из строя в ходе эксплуатации. У осаждавших Севастополь союзников недоброкачественных пушек оказалось куда меньше — лишь 365. Возможно и потому, что на экспорт демидовские приказчики отбирали лучший металл (демидовская марка «Старый соболь» вытесняла с европейских рынков даже шведское железо — и этим в России гордились, хотя надо было негодовать).

Когда начиналось горнозаводское освоение Урала, начиналось дорогой ценой — ломкой жизненного уклада тысяч русских крестьян, отдаваемых в рабы к заводчикам, сгоном с родовых пастбищ южноуральских башкир и с охотничьих угодий северных манси, — выдвигались, в сущности, те же императивы стратегически-сырьевой независимости России, что и выдвигаются нынешним владельцем ЧЭМК, когда он отправляет за хромитами в Харп очередную вахту и железнодорожный эшелон. Те же, что выдвигаются и сторонниками проекта «Урал промышленный — Урал полярный».

Нынешний феррохромный (да и не только) российский экспорт перещеголял демидовский железный, ведь то — «позапрошлый век», «самодержавие»

Демидовы и другие уральские заводчики той эпохи, однако, действительно немало послужили стратегическому усилению России. Бо'льшая часть произведенного ими ушла всё-таки в русскую промышленность, меньшая — на экспорт⁵. Совсем другую ситуацию увидели мы (таблица в № 20 на с. 37) на феррохромовых заводах нынешней России: поставки на экспорт почти безраздельно доминируют. Ценой наших недр, ценой невозвращения долга нашему старшему поколению, которое построило заводы, ценой работы наших рабочих, ценой субсидирования за наш счет сравнительно дешевых железнодорожных перевозок уральские ферросплавщики⁶ по сути сплавляют за рубеж нашу потенциальную оборонную мощь, возвышая мощь чужую⁷.

Экспортер сырья объективно не заинтересован в своем народе

Но и Демидовых, работавших сначала на Россию, а уже потом на ее врагов, не следует рассматривать как бо'льших патриотов, чем нынешние заводчики. Просто Демидовы, сами бывшие рабами самодержавного государства, вынуждены были отдавать ему долг. Ведь самодержавие наделяло их правами недропользования, отдавало под их неограниченную власть тысячи своих подданных⁸, да и вольно' было в любой момент запретить демидовский экспорт, если бы уральские заводы не «откупались» от казны положенными поставками. Если же представить себе демидовский бизнес в условиях «свободной открытой рыночной экономики», можно быть уверенным, что на экспорт уплывала бы куда большая доля металла. Ведь заводчик должен во что-то обращать свою прибыль, получать от нее удовлетворение и всё новые удовольствия. Но долго ли будешь радоваться отечественной репе или брюкве? Маслины же, апельсины и фиги ни на Урале, ни даже в Санкт-Петербурге не растут (были, правда, царские причуды с ораниенбаумскими оранжереями, но это не в счет). Швейцарские часы с хитрыми механизмами, голландские алмазы искусной огранки, скульптуры из каррарского мрамора, полотна ренессансных мастеров, шитые золотом кафтаны парижских кутюрье, сверкающие грани хрусталя баккара — всё это и прочие «стеклянные бусы» тянуло капитал русского нувориша на запад.

На уральские деньги близ Флоренции в Италии Демидовы купили владение Сан-Донато, возвели там роскошную виллу, прикупили у владетеля Тосканы графский, а потом и княжеский титул. Титул этот, правда, в России долгое время не признавали: Николай I прекрасно понимал антироссийскую сущность демидовской экономики, но сделать уже ничего не мог — капитал уже становился сильнее власти. И если царь, не нарушая правил европейской игры, мог чем подкузьмить капиталиста, то только непризнанием купленного на свободном рынке феодального титула. На старинной гравюре — демидовская вилла Сан-Донато во Флоренции. Дворец был разрушен во время Второй мировой войны, сохранился лишь фрагментарно.

 

Сан-Донато в Италии — вилла. Сан-Донато на Урале, на окраине Нижнего Тагила (Свердловская обл.) — железнодорожная станция, названная по демидовскому титулу, и три тюрьмы: две колонии, одна из которых строгого режима, и следственный изолятор (на фото) на 1500 мест. Из реплик на интернет-форумах: «Таксист долго не мог понять, зачем ехать на Сан-Донато, если не в тюрьму». Тема Урала и конкурентоспособности уральской экономики неотделима от темы принудительного труда. Ведь нужно же чем-то компенсировать дефект географического положения.

Тянуло и продолжает тянуть поныне. И отлив прибылей из России будет тем большим, чем а) более сырьевой будет наша экономика; б) чем меньше барьеров будет существовать для сырьевого экспорта, или, иными словами, чем более открытой будет экономика. Возможно, вы возразите, читатель, что экспорт сырья не так уж плох — он ведь давал средства для импорта в Россию новых машин, технологий, наемных инженеров. Разумеется. Но на это — на инвестиции в производство — уходила лишь часть доходов от экспорта сырья и полуфабриката. И уходила в значительной мере для того, чтобы опять наращивать экспорт сырья и полуфабриката — ну может быть, немного более выделанного⁹. Но вот много ли послужили России экспортные п р и б ы л и уральских заводчиков?

---

¹ Готовы поверить, что в Мавритании такого нет — мы используем этот топоним условно.

² Уральское железо, экспортируемое с XVIII в., пришлось европейским державам очень ко времени. Оно помогло Англии сохранить темп развития в тот кризисный период, когда собственные ее леса были уже едва ли не подчистую выжжены на уголь и из собственных речонок выжали уже всю возможную энергию для вращения заводских машин, но паровая машина еще не была изобретена и коксовая металлургия на каменном угле еще не распространилась. Что же до Франции, то ее плохенькие лотарингские железные руды не умели использовать до конца XIX в., пока не появился Томасовский процесс, позволяющий перерабатывать руды, содержащие вредную фосфорную примесь. И то, запущен он был, только когда Лотарингия стала германской.

³ Прежде чем гордиться фактом, нужно анализировать факт в системе пространственных отношений. В чем, кстати, и заключается отличие миссии географа от ремесла писателя и некоторых историков.

⁴ Это было нечто подобное тому, что в августе с.г. Россия проделала для защиты осетин. Только не в опереточном, а в евразийски значимом масштабе.

⁵ Хотя в отдельные периоды, мы уже упоминали об этом, экспорт преобладал над поставками на внутрироссийские нужды.

⁶ Да и не только ферросплавщики, и не только уральские. В этом процессе участвует практически вся российская металлургия.

⁷ Демидовское железо — писала газета «Морнинг пост» в год первой Всемирной выставки (1851 г.), — «впервые введено было в Великобритании для передела в сталь в начале XVIII века, когда сталеделательное наше производство едва начало развиваться. Демидовское железо много способствовало к основанию знаменитых шеффилдских изделий». Уральские историки и журналисты с удовольствием до сих пор переписывают эту цитату (вот, мол, знай наших), не отдавая себе отчета в том, что Шеффилд известен как центр производства качественных сталей и в о о р у ж е н и й. Вот они, шеффилдские изделия. Согласитесь, экономическую географию целесообразно знать хотя бы затем, чтобы не попасть впросак.

⁸ Из людоедского петровского указа 1703 г., выводившего Никиту Демидова из-под юрисдикции местных властей (верхотурских воевод) и наделявшего его единоличной законодательной, исполнительной и судебной властью над людьми в его владениях: «...а своим наемным и работным людям чинить ему за вины наказания по рассмотрению».

⁹ То, что уральский сырьевой экспорт не вел к серьезному техническому прогрессу Урала, видно из вопиющего факта, приводимого словарем Брокгауза и Ефрона в статье о горнозаводском деле в России: «Лучшею иллюстрацией нашей отсталости в 70-х годах [XIX в.] может служить тот факт, что рельсы Уральской железной дороги, проложенной в гнезде нашего железного производства, привезены из Англии».

Продолжение следует