ОБРАЗ СИРИИ

С.Г. ПАВЛЮК
аспирант кафедры социально-экономической географии зарубежных стран
географического факультета Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова

Фото автора

Окончание. См. № 3, 4/2006

Шаг 4. Линии

Хама. Древние нории

От объектов, отделяющих (углы) и разделяющих (барьеры), перейдем к соединяющим формам пространства — линиям. В современном обществе первая и главная линия — это дорога. А система национальных шоссе — готовый каркас страны. Одного взгляда на этот каркас обычно достаточно, чтобы с большой точностью предсказать уровень экономического развития государства. Сравните, к примеру, дорожные карты Германии и Камбоджи.

Сирия в этом плане оставляет двойственное впечатление. С одной стороны, дороги здесь отличного качества, но с другой — их не так уж и много, что, впрочем, легко объяснимо. Страна, включающая в себя как зеленые равнины, так и голую каменистую пустыню, заселена неоднородно. И если вдоль долины Евфрата или по средиземноморскому побережью идет сплошная полоса поселений, то к востоку от хребта Ансария уместнее говорить скорее об ареалах заселения, а в пустыне — и вовсе об очагах. Проследуем по двум линиям — главной дороге страны шоссе № 5 и пустынному шоссе № 7.

Шоссе № 5

Географическое расположение на стыке определяло значимость города Хомс на протяжении всей его истории. С востока подступает пустыня, с запада расположен единственный доступный торговым караванам путь через горы (уже упоминавшийся «проход Хомса»), на севере находится плодородная долина р. Оронт, или Эль-Аси. Основанный римлянами как пограничный город для охраны караванов, идущих из Пальмиры, он снова оказался на рубеже во времена крестоносцев, а в мирные времена служил связующим звеном между бедуинами пустыни и земледельцами долины р. Оронт.

Чтобы ощутить атмосферу настоящей Сирии — надо ехать в Хомс. Дамаск слишком столичен и историчен, Алеппо слишком космополитичен, Хама слишком консервативна, города побережья слишком либеральны. А Хомс просто обычный сирийский город, без всяких приставок, а отсутствие значимых достопримечательностей (а значит, и туристов) и отличительных черт — его главное достоинство. Главной достопримечательностью города можно считать мощный НПЗ на городской окраине, но это с точки зрения не туризма, а экономгеографии. Именно на улицах Хомса лучше всего знакомиться с повседневной жизнью сирийцев.

На дворе месяц Рамадан. Это значит, что днем купить уличную еду практически невозможно. Приходится поддерживать силы фруктами; пить продающиеся в полиэтиленовых пакетах сладкие «питательные» сиропы нет никаких сил. Не работает и большинство государственных учреждений. Точнее, работают в режиме, как выражаются сами сирийцы, «с 13.00 до 12.45», т.е. они либо еще не открылись, либо уже закрыты.

Дневной пост заканчивается с закатом. Перед вечерним намазом стреляет пушка — можно есть. Этого момента ожидаешь с нетерпением. До азана считанные минуты, на центральном проспекте огромная пробка — все спешат на молитву в многокупольную мечеть Ибн-аль-Валида. Вот и громовой выстрел. Все, сейчас в многочисленных кафе будет яблоку негде упасть. Но вместо этого улица... пустеет. Кафе так и стоят закрытыми. По пустому проспекту ветер носит обрывки газет. Что такое? Оказывается, все (включая владельцев кафе) разбежались по домам. Ежедневный конец поста встречают минипиром в кругу семьи. И только потом «выходят в свет». С темнотой весь город высыпает на улицу. Со стороны это напоминает массовое гуляние, на каждом углу невероятное изобилие еды. Праздник желудка продлится до часу ночи, а потом город замрет до следующего заката.

На туриста-немусульманина Рамадан не распространяется. Есть на улице не стоит, чтобы не дразнить постящихся, но замечания тебе никто не сделает. Если, конечно, не приехать в город Хама.

Хама (сирийцы делают ударение на второй слог) расположена всего в 40 км к северу от Хомса, в центре зеленой долины р. Оронт, резко выделяющейся среди засушливой внутренней Сирии. Неудивительно, что город здесь возник еще в доримские времена. Чтобы посмотреть на древние нории (гигантские колеса, наподобие водяных мельниц, которые использовали, чтобы забирать воду Оронта на орошение), в Хаму приезжают сотни туристов. Однако еще больше, чем нориями, город знаменит своим консерватизмом.

«Хама — это сирийская Мекка, — говорит местный житель Абдул, — город очень строгих религиозных правил, не всем комфортно тут жить». Ему вторит житель Хомса Башир (христианин): «Наша семья не любит ездить в Хаму. Там на улице моей жене могут сделать замечание из-за одежды, а то и вовсе оскорбить». Чувствуют эту приверженность мусульманским традициям и туристы. «Когда я стал на ходу есть мандарин, — рассказывал мой приятель, — каждая встречная машина начала мне бешено сигналить, а водители жестами показывали мне, что есть нельзя» (дело было во время Рамадана).

Консерватизм Хамы стал благодатной почвой для появления экстремистских мусульманских организаций. С 60-х годов здесь действовала партия «Братья-мусульмане», не раз пытавшаяся поднять мятеж против партии Баас. В 1980 г. страна оказалась на грани гражданской войны, когда «Объединенный исламский фронт» (с основой из «Братьев-мусульман») объявил о создании исламского государства на территории Сирии и введении шариата. Открытые столкновения произошли в 1982 г., когда армия окружила контролируемую мятежниками Хаму и взяла город штурмом. Город обстреливала артиллерия, его бомбили с воздуха. Большая часть Хамы оказалась в руинах.

Хама. Самый консервативный город Сирии

«Это была война, — вспоминает Абдул, — и когда стало понятно, что мятежники будут стоять до конца, из города стали уезжать люди. Почти все уехали, кто не взял в руки оружие. Я тоже уехал. Пальба длилась месяц, тысячи погибли и с той, и с другой стороны. Многое было разрушено. К счастью, мой дом не пострадал». По различным источникам, число погибших составило от 5 до 10 тыс. человек.

Следы разрушений видны и сегодня. Если подняться на холм в центре Хамы, где когда-то стояла городская цитадель, в городской панораме заметны огромные проплешины, которые никак не могут застроить. Особенно много их в центре.

В 150 км на север от консервативной Хамы город Алеппо являет собой полную ее противоположность. Это центр сирийского космополитизма, квинтэссенция этнической мозаики страны.

Какую только речь не услышишь во втором по величине городе Сирии, население которого составляет полтора миллиона человек. Здесь и турки (до турецкой границы рукой подать), и армяне, бежавшие сюда в 1915 г., и греки, и даже русские и украинские челноки — Сирия сейчас очень популярное у них направление.

Когда-то Алеппо превосходил по численности населения Дамаск и именовался «Веной Ближнего Востока». И сегодня город вполне готов побороться с Дамаском за внимание туриста. С высоты стен крепости Эйюбидов¹ — Кремля Алеппо — открывается вид на километры крытых рынков и сотни храмов.

В нескончаемых закоулках крытых рынков (иногда начинает казаться, что весь Старый Алеппо накрыт бесчисленными глиняными куполами) то и дело наталкиваешься на ворота, ведущие в уютный дворик очередной мечети, медресе или караван-сарая. Но за пределами старого города конкуренцию мечетям стремятся составить храмы, украшенные не полумесяцем, а крестами самых разнообразных форм. Христианский квартал Ждейде словно решил дать ответ на вопрос, сколько существует разновидностей христианства. Здесь и римская католическая церковь, и греческая православная, и церковь маронитов, и сирийская православная, и греческая католическая, и, конечно, армянская. И это разнообразие лишь среди христиан, которые составляют около 8% населения страны. А ведь мусульмане тоже делятся на суннитов и шиитов. В Сирии немало алавитов (это шиитская секта); есть еще курды, турки, черкесы, палестинцы, друзы.

«Сирия — это котел с обидами, — говорил мне Ахмет осенью 2003 г. — Все имеют претензии друг к другу. Христиане к мусульманам, шииты к суннитам, сунниты к алавитам, армяне к туркам, курды к арабам».

Да, «ползучих» конфликтов в Сирии хватает. Христиане и мусульмане не враждуют, но живут четко в своих кварталах. Достаточно пересечь невидимую черту, и вдруг вместо по-европейски одетых женщин появляются «призраки» (как их в шутку называют местные христиане) в черных чадрах до пят, даже глаза скрыты за черной вуалью. Даже в глубине свято чтящей Коран Хамы вдруг наталкиваешься на магазин, торгующий алкогольными напитками: и здесь есть христианский квартал.

А вот конфликты среди мусульман куда более острые. Многочисленные военные перевороты, которыми характеризовалась Сирия 40—60-х годов, носили конфессиональный оттенок. Одни готовили сунниты, другие — друзы, третьи — курды. В итоге к власти пришел Хафез Асад, который являлся алавитом. С тех пор представители этого религиозного течения доминируют как во властных структурах, так и (что важнее) в армии, где почти весь высший офицерский состав — алавиты.

Цитадель в городе Алеппо

Этноконфессиональные вопросы определяют и внешнюю политику Сирии. Дружба с Ираном обусловлена духовной близостью между шиитами и алавитами. А в гибели суннита Рафика Харири многие видят устранение потенциального лидера, который мог повести за собой и суннитское большинство Сирии. Похожая ситуация была и в саддамовском Ираке, где суннитское меньшинство управляло шиитским большинством. В Сирии же получается, что алавиты (а их около 12%) диктуют свою волю суннитскому большинству.

А ведь существует и проблема курдов, есть еще палестинцы, в большинстве своем радикально настроенные по отношению к Израилю (собственно, эта активность политических и террористических палестинских организаций на территории Сирии и есть главное обвинение Запада в адрес страны). Есть, в конце концов, иракские беженцы, чьи палаточные лагеря стремительно растут по окраинам крупных городов.

«Сейчас, — говорил Ахмет, — когда у власти военные, светская власть, все эти обиды подавлены, сдерживаются, пусть иногда и жестко. Но стоит сказать: все, с сегодняшнего дня у нас демократия, пусть каждый говорит все, что хочет, — тут же каждый заговорит о своей обиде. Так было в Алжире, и чем это кончилось? И в Сирии тоже будет гражданская война, если объявить демократию завтра. Должна быть эволюция, а не революция».

Тогда, в конце 2003 г., это было еще неочевидно, но теперь и пример Ирака показывает, что внезапно обретенная свобода в поликультурном обществе с изрядным багажом застарелых конфликтов ведет к неизбежной эскалации насилия. Нужны постепенные реформы, пошаговая либерализация, а не шоковая терапия.

Миражи пустыни (шоссе № 7)

Восточные окраины Дамаска — промышленная зона с чередованием элеваторов и заводских труб. Но вот город остается позади, а еще через несколько километров истаивает и тонкая зеленая полоса пашни. Начинается каменистая пустыня. В отличие от песчаной пустыни, где в медленном перетекании дюн, в колеблющихся на горизонте миражах есть какая-то прелесть, каменистая пустыня — воплощение неприветливости. Унылый пейзаж лишь редко разнообразят шатры бедуинов. Поставлены они, как правило, в тех местах, где на голых камнях по неизвестной причине все же смогли прорости несколько пучков жесткой травы. Флористическое чудо увлеченно доедает небольшая отара овец. Как только они довершат уничтожение зелени, их хозяин соберет свой шатер и погонит стадо на поиски новой пищи.

Иногда по обочине дороги возникает целое небольшое поселение, сквозь скопление шатров проглядывают даже глиняные домики. Начинается песчаная буря, и вышедший к шоссе бедуин, подобрав полы галабеи, спешит назад, чтобы успеть сорвать сохнущее белье. Пустыня — дом бедуинов-скотоводов, но принадлежит она не только им. Постоянно встречаются намеки на расквартированные здесь армейские части: радар, выглядывающий из-за холма, армейские грузовики, сворачивающие с шоссе на неприметную тропку, голосующий на дороге солдат.

С заходом солнца пустыня погружается в непроглядную тьму. Ни придорожного фонаря, ни огонька, намекающего на поселение. Поток машин почти останавливается, лишь иногда навстречу несутся автобусы или бензовозы. Некоторое оживление лишь у крошечного поселка Аль-Басири. Здесь от шоссе № 7 отделяется дорога, идущая прямиком на Багдад. Сюда сворачивают большинство бензовозов. Из Ирака они везут контрабандную иракскую нефть. Ни санкции ООН, ни военные действия не в состоянии этому помешать. Разве что в последнее время к бензовозам добавились и грузовики с гуманитарной помощью.

Спустя три часа на чернильном горизонте начинает разгораться зарево. Для новичка это завораживающее зрелище: из темноты выплывает стоящий на скале замок, а потом, за поворотом, взору открываются и бесчисленные колонны и портики античного города. Это Пальмира.

Как Египет обречен на обязательную ассоциацию с пирамидами, Иордания — с Петрой, а Камбоджа — с Ангкор Ватом, точно так же и Сирия в сознании туриста — это прежде всего Пальмира. О богатстве и величии этого города россиянину не надо говорить. Будь это не так — не получил бы Петербург звание «Северной Пальмиры». Город, окруженный пальмовыми оазисами, достиг вершины своего могущества в III в. н.э., когда его владычица Зенобия бросила открытый вызов Риму. Правда, с Римом справиться не удалось, и Пальмира пришла в упадок, а потом и вовсе забылась, превратившись в миф.

Пальмира. Главная улица города

В конце XVII в. в Пальмире побывал английский купец Галифакс, но его рассказы лишь вызвали насмешки ученых². Признали Пальмиру лишь век спустя благодаря англичанам Даукинсу и Вуду, выпустившим альбом гравюр с видами мертвого города. С тех пор археологи и любители истории со всего света стремились сюда (иногда подвергаясь при этом немалой опасности), чтобы своими глазами увидеть мираж во плоти — античные дворцы и колоннады посреди пустыни.

Сегодня это сделать проще, чем во времена Даукинса и Вуда или доктора Джонса. Билет на автобус из Дамаска стоит 2 доллара, за столько же можно сторговать и комнатку в одном из бесчисленных гестхаузов города Тадмор. Ну а вход на территорию Пальмиры и вовсе бесплатен.

Главная трудность — объяснить на автостанции Дамаска, куда вам надо. Слово «Пальмира» здесь никто не поймет: арабское название города — Тадмор. Так назывался арамейский город, стоявший здесь еще в доримские времена, так называется и сегодня небольшой городок, состоящий почти из одних отелей и ресторанов. В обслуживании туристов так или иначе заняты все жители города. Без работы они сидят редко — ни один гость Сирии не минует Пальмиру.

Вернувшись в Тадмор спустя полтора года, я заглянул в знакомое кафе. Его хозяин Мухаммед прекрасно говорит на пяти языках и обязательно дает каждому посетителю специальные альбомы, чтобы они оставили записи о себе. За полтора года к коллекции Мухаммеда прибавились еще 3 толстенных альбома, сплошь исписанные посланиями со всего мира. Путешественники стараются оставить еще и вещественное доказательство своего происхождения, поэтому в альбом вклеена не одна сотня всевозможных купюр и монет, а также всевозможные пакетики, обертки, фантики. Я нашел и свой отзыв полуторагодовой давности с вклеенными 50 копейками и пакетиком сахара «Аэрофлот». Русских путешественников в Пальмире пока немного, если сравнивать с туристами из стран Запада, но с каждым годом их число увеличивается.

Что ж, так и должно быть. Ведь Сирию и нашу страну связывает давняя дружба. Мы даже вместе летали в космос. В свой первый визит в Сирию меня поразило, что куда проще встретить на улице человека, прекрасно говорящего по-русски, чем хоть как-то знающего английский. Советский Союз выучил тысячи сирийских врачей и инженеров. И до сих пор многие сирийцы учатся в вузах России и Украины. Русских всегда ждут в Сирии, причем в понятие «Россия», как и везде на Ближнем Востоке, входят и Украина, и Молдавия, и Узбекистан. И, как мне показалось, принимают с особой теплотой. Что ж, это еще один повод, чтобы приехать сюда. Чтобы увидеть Пальмиру.

Будущее Сирии

Пальмиру лучше посетить несколько раз в течение суток. Во-первых — ночью, чтобы бродить в полной тишине среди объятой светом колоннады «Cardo Maximus» города и угадывать смутные фантомы десятков храмов и сотен колонн в окружающей темноте. Во-вторых — рано утром, когда разбросанные по пустыне останцы былого величия действительно кажутся миражом. Туристы еще не проснулись, нет и надоедливых гидов, продавцов открыток и верблюдоводов.
И только Асады (отец и сын) несут свою вечную вахту, улыбаясь с плаката при входе на территорию древнего города.

И наконец — сюда надо прийти на закате, красящем песчаник колонн декуманоса и стены городского театра в огненный цвет. Пройдя через весь древний город, надо подняться на гору к арабскому замку, чтобы оттуда оценить в полной мере размах и величие Пальмиры. От храма Бела до лагеря Диоклетиана Пальмира растянулась на пару километров нескончаемых арок, колонн, стен, портиков и просто фундаментов. Помимо городских построек на склонах соседних холмов высятся десятки башен-усыпальниц богатых горожан Пальмиры, на горизонте шумят пальмовые оазисы, в пустыне затеряны арабские дворцы и караван-сараи.

* * *

Солнце садилось. Мы стояли на горе и смотрели на лежащую у нас под ногами Пальмиру. Шел наш второй день в Сирии. Вдруг со стороны Тадмора раздался выстрел. Мы тревожно переглянулись. На ум сразу пришел пресловутый заголовок: «Сирия на пороге войны». Война шла в соседнем Ираке, но до его границ далеко отсюда — канонады не должно быть слышно. Вдруг воздух прорезал голос муэдзина. Мы рассмеялись — конечно, это была пушка, салютующая окончанию дневного поста месяца Рамадан.

Хочется верить, что выстрелы, которые доведется услышать сирийцам в будущем, ограничатся выстрелами таких вот пушек. И что Сирия, несмотря на все угрозы санкций и чуть ли не военного вторжения со стороны Запада, не уйдет в «глухую оборону», а будет продолжать курс на постепенную либерализацию общества. Проблем в стране хватает, но ведь и прогресс налицо. Так что надеюсь, что чем дальше, тем больше топоним «Сирия» будет у нас ассоциироваться не с «осью зла» и «происками мирового терроризма», а с Пальмирой, замком Крак де Шевалье, нориями Хамы, пением муэдзина и необычайно доброжелательными жителями, которые всегда рады гостям.

¹ Эйюбиды — династия правителей Ближнего Востока, основанная Салах-ад-Дином.

² Любопытно, что точно так же не поверили и новооткрывателям Петры и Ангкор Вата.