Географическое положение и территориальная структура: симметрия и асимметрия

И.М. Маергойз

Исаак Моисеевич Маергойз

И.М. родился 4 (17) сентября 1908 г. в местечке Янов на Украине, как написано в кратких биографиях. Что это за пункт теперь — село Иванов (Иванив) на севере Винницкой обл., а раньше в Литинском уезде Подольской губернии, или пос. Иванополь Чудновского района Житомирской обл. и крайнего юго-востока бывшей Волынской губернии, не вполне ясно ¹. Впрочем, все равно порубежье тех же областей и губерний, или исторических Подолии (Брацлавщины) и Волыни. Гуща черты оседлости, рукой подать до легендарного Бердичева из местечкового фольклора.

Говоря по-русски с неистребимым акцентом, И.М. был блестящим лектором. В 1950-х годах читал вечерами на факультете международных отношений МГУ, выросшем потом в МГИМО, лекции по Германии. Иногда читал дважды — с по­втором на бис. В.В. Похлебкин, тогдашний студент, а позже историк дипломатии и автор популярных книг о кухнях народов мира, вспоминал, как И.М., закончив лекцию, по просьбе аудитории, заверенной овацией, произносил ее сызнова, как-то иначе и не менее интересно.

А почерк был ужасным. Часто он сам не мог разобрать написанное, и вообще относился к тем, кому легче говорить. В 1970-х я, бывало, служил ему секретарем, имея отцовский трофейный «Мерседес» (не автомашину, а пишущую, со скачущим нестандартным русским шрифтом, но тогда и это была вещь) и живя недалеко от его Дома преподавателей МГУ на Ломоносовском проспекте. Он усаживал меня за памятный столик для гостей с сушеными финиками, орехами, конфетами и думал вслух. А я жевал сласти и записывал как умел, потом дома печатал «рыбу» и относил ему на доводку. Так сочинялись последние статьи И.М. об экономико-географическом положении (ЭГП) и территориальной структуре хозяйства (ТСХ). Для меня это были бесценные уроки, раскрытый ларчик с секретами ремесла, кухня географической мысли.

Если вернуться к опорным пунктам геобиографии И.М. и положить их на карту, то они составят небольшой треугольник Украина — Волгоград — Москва. Кстати, почти равнобедренный, то есть весьма симметричный. Окончив в 1920-х Житомирский педтехникум и поработав учителем географии и обществоведения в Овруче, Маергойз в 1932 г. поступил в Московский университет к Н.Н. Баранскому, Н.Н. Ко­лосовскому, И.А. Витверу. И потом — к тому же Колосовскому в аспирантуру. Однако защититься ему не удалось, и в 1940 г. он уехал работать в Киевский ин­ститут географии Наркомпроса УССР. Возможно, в Москве И.М. не хватало первичного материала: за год он собрал базу данных (несколько мешков) по экономическим связям всех промышленных предприятий Киева. О пропаже этих мешков во время Великой Отечественной он долго горевал.

Через пару недель после начала войны И.М. оказался в действующей армии переводчиком. Вспоминал, как ходил с разведкой и как эти вылазки запретил пожилой командир. Он сказал: «Ты же учитель. А убьют — кому за тебя учить детей?» В 1942 г. И.М. преподавал топографию на командно-пехотных курсах под Сталинградом. Но к 1943 г. его демобилизовали по болезни, и он уехал в Москву, уже навсегда.

В судьбе ученого кандидат­ская и докторская диссертации — вехи. И.М. защитил первую по ЭГП г. Сталинграда в 1945 г. А докторской спустя 20 лет стала его книга «Чехословакия» с детальным анализом территориальной структуры страны. Вот они, (Э)ГП и ТС(Х). Очередность логичная. Ведь геоположение — это, по определению, разномасштабные пространственные отношения, важные для данного места (объекта). И терструктура (ТС), одна из моделей геопространства, пропитана ими; только тут уже все объекты с их отношениями, а также с потоками, взаимодействиями. ЭГП как ресурс или условие развития лишь потенциально, оно реализуется или нет. ТСХ в извест­ной мере и есть эта реализация, в ней читаются закрепленные, «состоявшиеся» положения. Начинать проще с ГП одного места, например такого, как Сталинград². Много позже, рефлексируя, спрашивая себя и других, «чем так интересна география?» — И.М. отвечал: «игрой масштабами», тем, что изучая город, держишь в поле зрения всю страну и весь мир. Так что положение — это мостик от малого объекта к бóльшим³.

И.М. прошел свой научный путь от Сталинграда до Праги, как Советская Армия — свой, чтобы обрести (на время) Центральную Европу и чтобы вернуться домой. До ¼ работ этого «зарубежника», а позд­них — еще больше, посвящены СССР. Его тогда изучали отдельно, и иначе, а порой он просто выпадал из профессионального кругозора зарубежника. Отечествоведы слегка ревновали, но видели, что ценно в его подходе к своей стране (как мирохозяйственника и страноведа):поиск ее главных географических проблем и места в мире. Части страны, писал он, надо изучать с точки зрения целого (в его понимании экономгеографии — как ТСХ, движимую разделением труда). Без этого страна — конгломерат частей, и если изучать ее только с точки зрения частей, то как целое не понять. Но он же постоянно твердил, что воздействие ме­ждународного разделения труда (МРТ) и региональных интеграций на внутристрановые процессы уже стыдно игнорировать.

Сталинград, ЧССР, СССР — имена, стертые с карты историей. Но не места же! И не ГП и ТС, это символы «маергойзизма» и полюса штудий И.М., которые у него под конец тесно переплелись. Правда, учение об ЭГП создал Баранский, а И.М. подхватил, добавил, развил. Например, тезисом о том, что положение (и внешние связи) важнее для городов, малых районов и стран, чем для более крупных, самодостаточных территорий, где резко различается ГП отдельных частей. И учет этих различий для геострановедения обязателен. И.М. также «открыл» геоисторический тип русских городов: у слияния или излучин рек как естественных транспортных перекрестков, притом в местах, секомых рубежами природных зон, где происходил обмен их естественными продуктами.

ТС (ТСХ) — понятие собст­венно маергойзовское и лишь отчасти дань системно-структурному поветрию 60—70-х годов. Этот термин попал еще в его книги о Венгрии 1950-х. И.М. задевали сочетания вроде структура и география или структура и размещение. Ведь получается, что наш предмет бесструктурный. «Терсистемщики» (Ю.Г. Саушкин и др.) соглашались с тем, что страна или экономический район — это территориальная система. Но коли так, то вся наша — со всеми структурами и «фибрами». И.М. же считал их объектами междисциплинарными, где у историка, экономиста, демографа, политолога — свой предмет в виде структуры.

Эти споры 30-летней давно­сти явно отдавали схоластикой и, пожалуй, утратили актуальность. А непреходящим у истого географа, каким был И.М., остается интерес и вкус к пространственным формам. Он ценил и признавал все их виды, часто брался за типологии, самым общим итогом которых стала так называемая триединая ТС. И особенно любил структуры «поверх» обычных делений, проступающие при смене фокуса, ракурса, масштаба: всякие пояса, оси, стволы, коридоры, треугольники — как межрайонные, так и международные. Некоторые его статьи словно списаны с карты, а прочие факты и цифры дополняют ее неожиданное прочтение. Умение так работать с картой нечасто даже у профессионалов⁴. Во времена И.М. оно бывало еще небезопасным, так как порой граничило с запретным геополитическим подходом.

Один из его последних докладов об ЭГП и ТС Советского Союза мы, ученики, занявшиеся научным наследием покойного учителя, никак не могли пристроить в печать. Старшие коллеги пояснили, что виноват «геополитический душок»: в тексте отмечена этнокультурная и хозяйственная близость ряда окраин СССР — Прибалтики, Молдавии, Закавказья, Средней Азии — к соседним странам. И хотя предложено это использовать для развития внешних связей державы, само признание ее разнородности «наверху» не понравится. Доклад все же напечатали (с купюрами) в 1986 г., спустя 11 лет по смерти автора. Спасать Союз, не прячась по-страусиному от его проблем, в том числе геополитических, было поздно.

Умение извлечь максимум из географической карты — отчасти навык, а больше — искусство, талант. Как им научишь? Но если передавать что-то высшее в профессии молодым географам, то в первую голову это. Если молодежь есть. Наше сообщество, особенно академическое, стареет и депопулирует, смена поколений резко сужена. Нам бы наладить простую эстафету, но лучше все-таки расширенную — не количественно, так качественно. Ведь лучшая дань памяти учителям — это развитие, попытка пойти чуть дальше.

Симметрия и асимметрия в географии человека

Симметрию, а по-гречески соразмерность (от sym — вместе и metron, metréo — мера, измерение), В. Даль толкует как равномерие, равнообразие, соответствие, подобие расположения частей целого. У Брокгауза и Ефрона это тоже расположение частей предмета или организма, при котором по обе стороны срединной линии или точки все его части составляют полное и точное повторение. Современные определения по­сложнее, но обычно включают ту же пространственную, геометрическую трактовку — видимо, самую наглядную. Местом, где или от которого мы ее наблюдаем и измеряем, может служить точка-центр, линия-ось, отражающая плоскость (зеркало), что влияет на характер подобия, на тип симметрии (рис. 1).

Рис. 1. Условные примеры некоторых видов пространственной симметрии

Симметрия — великий и вездусущий принцип. Математики, физики, биологи, архитекторы, искусствоведы величают ее Госпожей Симметрией. Всякая индивидуальность связана с нарушением симметрии, то есть с асимметрией. По совершенно симметричному дереву или лицу человека мы узнаем разве что вид — Betula pendula, Homo sapiens. Но не березку под моим окном и не мил-друга Васю. Как заметил тот же В. Даль, полная симметрия докучает, а изящное разнообразие красит и тешит вкус. В мире, где нет асимметрии, жить если и можно (не факт, впрочем), то невыносимо тоскливо.

А наши местности, районы, страны — это ведь географические индивиды, как их называли еще А. Геттнер и Л.С. Берг. Отдавая должное симметрии, столь важной при номотетиче­ском подходе (от греч. nomos — закон и tetio — устанавливаю), генерализации и типизации по­вторяющихся явлений, географ не может обойтись и без кон­кретной описательной идиографии (от idios — своеобразный).⁵ Хотя бы потому, что идеальные равнины, на которых строили свои схемы немецкие теоретики, существуют разве что в аб­стракции.

Симметрия и асимметрия — неразлучная пара вроде восточных Ян и Инь, мужа и жены, севера и юга. В ГП и ТС, конечно же, есть и то, и другое. Это видно на картоиде В.П. Семенова-Тян-Шанского (взятом из книги «Город и деревня в Европейской России»), предтечи наших теоретико-географов (рис. 2). На нем показана симметрия городских сгущений на контактах тогдашней Европейской России с Западной Европой и Сибирью при асимметрии приморских краевых дуг урбанизации в пользу западной и восточной асимметрии в центральном ядре Москва — Нижний Новгород.

В петровско-екатерининскую эпоху европеизации России симметрия отличала два ее морских окна: С.-Петербург и Одессу, по людности 1-й и 4-й города империи к ХХ в. (рис. 2, где на ту же схему посажены 2-й и 3-й города — Москва и Варшава). У обоих окон были сходные торговые и транспортные функции, а также не лучшее микроположение: один берег — болотистый, с угрозой наводнений, другой — сухостепной, с дефицитом воды. И вопреки этому — бурный рост, обрастание пригородами и спутниками: охтами, молдаванками, петергофами и станциями фонтана, кронштадтами, ильичевсками... Города уже сами создавали себе ближнее окружение, улучшая микропозицию и тем дополняя генетически ключевые «мезо» и «макро». Оба города были мощными культурными «котлами». Петр I cрубил свое окно на манер любезного ему Амстердама. Улицы одесской зоны порто-франко мостили итальянским балластным камнем из трюмов судов, шедших сюда порожняком за зерном.

Рис. 2. Сгущения городской жизни в дореволюционной Европейской России по В.П. Семенову-Тян-Шанскому (4 крупнейших города добавлены нами). Схема-картоид

У этих мест поразительно стойкая память и способность к ее эксплуатации и воспроизводству в самых беспощадных исторических условиях. В советское время оба окна закрылись, их ГП резко изменилось. Им пришлось «переквалифицироваться в управдомы», вернее, в промцентры и великие города с областной судьбой. Хуже того, в бурях ХХ в. выжили и остались на месте немногие коренные петербуржцы, одесситы или их потомки. Население там сметалось и сменялось. Но какие-то гуманитарные микродозы, такие заведения, как Русское географическое общество в Петербурге, театры, музеи и даже сами камни — знаменитые дворцы и улицы, мосты и лестницы — долго помогали им сохранять свой колорит, образ, авторитет.

Другой картоид составлен мной почти по И.М., хотя он о зеркальной симметрии двух центров Киевской Руси не писал (рис. 3). Два речных веера, южнее Ильмень-озера и севернее Киева, сходясь друг к другу, соединялись волоками. Из Великого Новгорода на северо-запад шел путь по Волхову, Ладоге, Неве, Балтике «в варяги», а из Киева по Днепру на юг, юго-запад — «в греки». Но тут же и асимметрия. Греки, как наследники Рима и античного мира, были тогда богаче и культурнее, путь по Днепру — «стволовее», веер к северу от Киева — мощнее. Почему он и стал столицей рюриковичей, несмотря на их северные корни.

Рис. 3. Зеркальная симметрия положения Киева и Великого Новгорода на водных путях и зональных рубежах в эпоху становления Русского государства. Схема-картоид

Регулярность симметричных расположений создает пространственный ритм, четкие чередования. Пример осевого ритма дает волжская городская линия, где города чередуются по размеру: главные стоят через каждые 300 км, поменьше — через 150 км, о чем не раз писал Г.М. Лаппо. Они бывают видны и по другим осям: морским берегам, магистралям. Как показал С.В. Рогачев, колонизация Африканского континента европейцами несла от побережий в глубь суши городской ритм, очень наглядный на картоиде с инверсией, где материк вывернут наизнанку: в центре — все моря-океаны, а колонизация выглядит как расширение (иначе говоря, не самая простая многоосевая симметрия преобразована в центровую). Нередки и случаи сбоя ритма, асимметрий, вызванных климатом, гидрографией, орографией, геологией (полезными ископаемыми и сгустками горнопромышленных городов).

А причиной симметрии и правильного ритма в этих случаях служит стандартное транспортное плечо, начиная с дистанции дневного перехода, с помощью типичных для данной эпохи средств транспора при освоении территории и дальнейшей жизни ТСХ. Недаром осевую и центровую симметрии или их комбинацию используют едва ли не все идеальные схемы расселения. Кстати, схему А. Леша с чередованием шести густых и шести пустых секторов условной агломерации подтвердил эмпирически на примере Подмосковья П.М. Полян. Москва хороша для таких опытов, так как это самая внутриконтинентальная из крупнейших столиц мира, окруженная почти идеальной равниной. Тут во все стороны далеко до гор и морей.

Правда, нам, идиографам, искателям своеобразий, не менее дорога асимметрия. Мы видим ее там, где не найдет кто-то другой, хотя чаще она сама прямо бьет в глаза. Как в случае с географической асимметрией развития всей России, которая видна на картоиде Б.Б. Родомана (рис. 4). Ведь мы так и не создали мощного полюса у Тихого океана — по причинам, указанным еще И.М.: удаленности от ядра страны, наличию Сибири как барьера-фильтра, затруднявшего освоение Дальнего Востока и его связи с ядром. По неравному заселению запада и востока Россия сравнима с Бразилией и Китаем. Но там один океанский фронт, а в тылу — сельва или пустыня. У Канады и США таких фронтов три, как и у нас (без Арктического — два), но ТС не так однобоки. К тому же на севере Евразии асимметричны два «склона» демогеографического профиля. Западный градиент плотности населения куда более пологий, чем восточный, с резким перепадом от нашего Дальнего Востока к сопредельному.

Рис. 4. Формирование территории России и эксцентричного положения Москвы. Схема-картоид по Б.Б. Родоману

Симметрия и асимметрия имеют отношение к сложной проблеме типологии страновых ТС. Есть территориальная структура на манер колониальных «африк» или развитых вроде голландской. Этим разнообразие не исчерпывается. Когда внутри пу­сто (пустынно, как в Туркмении и Казахстане), а по всем краям густо — это, говаривал Баранский, структура тонзурная ⁶, подобная бритой макушке католического падре. Тонзура не обязательно сидит на бедной голове. На ав­стралийской ведь то же, да еще с асимметричным пуком «волос» на юго-востоке.

Рис. 5 показывает на трех конкретных примерах ТС с внутренней столицей и полосой через нее между двух морей или океа­нов. В Мексике картина посложнее (США к северу «тянут»), в Колумбии и Саудовской Аравии — попроще, хотя там тоже есть свои оттяжки. В таких случаях одно из побережий нередко развито больше другого, и эта асимметрия так же замечательна и закономерна, как зеркальная симметрия положения приморских центров и районов относительно столичного.

Всех примеров, разумеется, не привести. Важно другое: разглядеть симметрию и асимметрию в узорах земной поверхности (карты), суметь их выделить да объяснить, значит, в какой-то мере, пусть неполностью, научиться читать эти узоры, следы былых эпох и новейших времен, как увлекательную книгу.

Рис. 5. Примеры относительной симметрии ТС «от моря до моря» при центральном положении столиц

¹ Скорее первый, ведь второй раньше звался не Яновым, а Янушполем, хотя и Янов в тех краях не один, и случай обращения топонима в православие. А Ян с Иваном – то же, что библейский Иоанн, на иврите «Бог милостив». Привинницкий Янов славился бондарями, швеями, жестянщиками. Какое-то ремесло (кажется, скорняжное) кормило и семью И.М. По отзывам старых уроженцев местечка, украинцы, евреи, поляки, русские жили в нем дружно. Зато житомирский Янушполь, в 40 км к северу, чуть плодовитее как малая родина известных лиц, включая священника А.Г. Достоевского, деда великого Ф.М. Достоевского, и Х. Лейбенстайна, ставшего американским экономистом, автором книг «Экономическая отсталость и экономический рост», «За пределами экономического человека» и др.

²Любопытен исходный пункт его изучения, каким он запомнился со слов И.М. Попав в 1943 г. в Москву именно оттуда, он получил (видимо, через Баранского) задание подготовить ответ зарубежного отдела Совинформбюро одному британцу, утверждавшему, что русские так бьются за город лишь потому, что он носит имя Сталина, а сам расположен в экономической пустыне и недалеко от пустынь природных. И.М. не отрицал, что под Сталинградом «не густо», зато у него стратегическое ГП. Это ключ к Волге, шанс для немцев отрезать от страны Кавказ с его нефтью по Волго-Донской «горловине» и т. д. 

³ Не всегда лишен смысла и анализ ГП большего объекта относительно меньшего по площади, скажем, США и их районов относительно Панамского канала. Масштаб (размер) содержания здесь важнее. Вообще «игра масштабами», по-моему, не просто игра, а дисциплинарное кредо или принцип (см. «География», 2006, № 11, с. 3—8).

⁴ К счастью, оно не уникально. Например, им щедро, на радость читателям «Географии», наделен С.В. Рогачев, не учившийся у живого И.М.

⁵Считается, что номотетика – для точных наук, творящих законы, а идеография – для нестрогих. К описательству тяготеет всё комплексное страноведение, часто обвиняемое в отсутствии стройной теории. Но как объединить знания обо всем — «от геологии до идеологии»? Ненадежных гипотез много, но какое-то целостное понимание нужно все равно. Поступок человека объясняют обстоятельствами или законами поведения людей вообще, логикой объясняющего или самого поступающего (что вернее). Ближнего мы понимаем лучше, если «схватываем» его характер, личность. И не грех повторить, что страны, районы, города – тоже личности, часто весьма своенравные.  

⁶ Тонзура (лат. tonsura — стрижка) — выбритое место на макушке, знак принадлежности к духовенству в католицизме. — Прим. ред.