---

ХАРП

На Полярном Урале формируется
новая сырьевая база черной металлургии

C.В. РОГАЧЕВ

Продолжение. См. № 14, 17, 18/2008

 

Серовский завод: сырьевики подчинили переработчика

Север Свердловской области. Серовский завод ферросплавов. В № 17 мы расстались с ним на с. 22, выяснив, что завод после небольшого перерыва опять работает на казахстанских хромитах. Мало того, он теперь вообще — казахстанский. После бездарной смены нескольких собственников¹ Серовский завод ферросплавов был куплен со всеми потрохами корпорацией «Евразийские природные ресурсы» — той самой ENRC, которая владеет Донским ГОКом в Хромтау (№ 14/2008, с. 33—34). Сырье купило переработку!

Казахстанская сырьевая база хромитов (и не только хромитов) столь мощна и выигрышна, что недвусмысленно демонстрирует: не она будет приспосабливаться под «обезрудевших» уральских металлургов, а они к ней.

Недавно прибывший на СЗФ новый директор-казах А.Б. Есенжулов с вежливостью сильного поучает серовских коллег-ферросплавщиков, как надо и как не надо вести дела: «В Казахстане не только экономические, но и социальные достижения ферросплавных заводов шагнули далеко вперед по сравнению с российскими. Увы, в 90-е в России во многих отраслях, не только в металлургии, мощные зарубежные инвестиции, грамотная структурная перестройка прошли стороной, чего не скажешь о Казахстане, где не «войнами» и захватами занимались, а проводили политику допуска мировых компаний во все отрасли экономики». И доходчиво втолковывает (интервью журналу «Максималист»), что Уралу хватит смотреть на Среднюю Азию и Казахстан как на резервуар массовой дешевой рабочей силы. Начинается новый этап отношений, утверждает Арман Бекетович, из Казахстана на Урал теперь пойдет генерация менеджеров высшего звена.

Свердловская область. 300 км к северу от Екатеринбурга.
Город Серов. В феррохромовом цеху Серовского завода ферросплавов

 

Кажется обидным для «национальной гордости великоросса»? Угрожает российской хромовой безопасности? Но разве не эта Россия с 90-х годов во всю мочь призывает иностранный капитал, разве не большинство избирателей посещало избирательные участки, чтобы выразить поддержку этой политике (надеюсь, вас, уважаемый читатель, среди них не было: географы ведь люди информированные и думающие), разве объем и динамика иностранных инвестиций не включены в формы отчетности Росстата и не за эти ли показатели Центр хвалит регионы?

Или, может быть, когда вы ждали как манны небесной капиталовложений из-за рубежа, вы думали о капиталах не из «кочевой казахской степи», а из «цивилизованной» умело-промышленной Европы — о деньгах умных, знающих, как лучше работать и как приносить пользу? Так вот деньги, купившие Серовский завод, и суть из Европы: владеющая хромтауским Донским ГОКом ENRC ведь зарегистрирована в Великобритании, это британская фирма. (Ну и что, что владеют ею три бывших советских среднеазиата — живут же они в «европах» и в Израиле, ну и что, что основные ее активы в Казахстане — глобализация.) А вы, наверное, ждали явления оттуда, «из Европы», лощеных и располагающих к себе лучезарных джентльменов, которые явятся с руками, полными подарков в разноцветной упаковке, на безрудный Урал развивать здесь хозяйство при зимних –30 по Цельсию и в 3000 км от ближайшего порта? И уж точно не о монголоидном сыне степей вы думали, когда завороженно слушали из гайдаровско-грефовско-...ских уст сладостное: «ино-стран-ные ин-вес-ти-ци-и». Но что за интолерантность, господа? Чем неказистый потомок кочевников Арман хуже ожидавшегося вами голубоглазого лорда?

Только тем, что он воплощенное сырье, прибывшее руководить перерабатывающей промышленностью. Первичный сектор — вторичным. Нижний этаж экономики — более высоким. Только тем, что за ним стоят вовсе не «иностранные» деньги, явившиеся поддержать серовский завод, а деньги в 90-е годы, по сути, вырытые из недр — вытащенные из бывшей общенародной собственности граждан СССР, а теперь вернувшиеся к нам, но уже как не наши, чтобы вытащить еще.

Речь, разумеется, не о само`м новом директоре СЗФ²: он-то как раз металлург, инженер-ферросплавщик и, по-видимому, квалифицированный специалист. Речь идет о том, что сырьевая компания будет, разумеется, использовать купленный завод уже не как элемент промышленного комплекса Урала, не как один из кирпичиков фундамента российской экономики и ее обороноспособности, а в своих целях, как готовую «мельницу», на которую можно завезти на помол свое «зерно», чтобы потом снова вывезти его — на рынок.

У ENRC, правда, и так есть два своих завода на казахстанской территории — в Актобе (Актюбинске) и Аксу (Ермак, Павлодарская обл.). Но Серов нужен ей по технологическим соображениям — потому что может перерабатывать мелкие хромиты (на что не рассчитаны казахстанские заводы). Серов позволяет и активнее внедряться на российский рынок сбыта. Между тем, сообщается о планах ENRC строить новые феррохромовые заводы на казахстанской территории, ближе к рудникам. Компания намеревается вложить значительные средства и в создание новых транспортных каналов сбыта продукции в Китай. В настоящее время ENRC выиграла тендер на строительство 296-километровой линии Коргас—Жетыген в Алматинской (Алма-Атинской) обл., которая значительно сократит путь казахстанского сырья в Китай. Этот проект называют «Восточные ворота». Открыв их, Казахстан станет еще более радушно улыбающимся по отношению к Китаю. И хватит ли тогда улыбчивости для северного соседа? Тогда, возможно, станет ясной еще одна, не декларируемая, цель приобретения Серовского завода «казахами»: когда потребуется, этот завод можно будет легко закрыть, чтобы не создавать лишнюю конкуренцию новым казахстанским ферросплавным предприятиям (и то: зачем возить сырые хромиты на 1000 км на север, если можно будет наладить переработку in situ³, а феррохром везти в Китай).

Что «казахи» думают о Харпе?

К райизской инициативе ЧЭМК — в прошлом главного потребителя хромитов Донского ГОКа, а ныне убежденного «полярника» УП-УПовца — ENRC относится иронично-покровительственно. Так владеющий ситуацией директор школы снисходителен к зарвавшемуся ученику: «Хочешь — уходи; одумаешься, вернешься — примем: ведь ты еще несмышленыш».

Донской ГОК производит 4 млн т хромовой руды в год, — говорит представитель казахстанской компании, — и на челябинский комбинат приходится лишь около 8%. Поэтому, если ЧЭМК в силу каких-либо причин совсем откажется от поставок с Донского ГОКа, это не будет для него существенной потерей. «Хотя, безусловно, — с усвоенной европейской вежливостью иронизируют в казахстанской компании, — такой давний партнер, как Челябинский электрометаллургический комбинат, для нас важен. Но, учитывая большой спрос на хромовую руду на мировом рынке, мы можем совершенно безболезненно закрыть этот объем за счет другого потребителя».

Разрыв производственных связей ДГОК — ЧЭМК, похоже, становится окончательным.

Ключевской завод: договорились

КЗФ расположен в Сысертском районе, в 50 км к юго-востоку от Екатеринбурга (Свердловска) в поселке Двуреченск (здесь сливаются две реки — Исеть и Сысерть). Завод небольшой — много ли ему надо? И проблемы с «казахами» он решил. Как? Уральские экономические обозреватели объясняют: новый основной владелец КЗФ — некто Гильварг (компания, через которую владеет уральским заводом, зарегистрирована в Люксембурге) состоит в приятельских отношениях с одним из трио «казахов», владеющих ENRC. С кем именно? Вернитесь к примечанию 6 на с. 19 в № 17/2008, и вы легко догадаетесь, кто главный друг Гильварга.

Договорились. Сделали по своим каналам то, чего не смогли сделать импульсивные владельцы ЧЭМК.

На всякий случай, однако, КЗФ недавно купил хромитоносный участок под Первоуральском (Жижинско-Шаромский), где намерен начать собственную добычу. То есть все-таки немного заботится о «хромовой независимости».

Свердловская обл. Двуреченск. Ключевской завод ферросплавов

 

Но главным радетелем «хромовой безопасности России» остается ЧЭМК с его Харпом. Вот молодец, казалось бы. Вот кто по-настоящему печется об интересах Родины. Правомерна ли такая хвала, мы выясним через несколько страниц. А пока подведем промежуточный итог сделанным наблюдениям с позиций экономико-географической теории и с позиций разностилевого decision making’а.

Что заставило нынешних владельцев вложить деньги в тот или иной ферросплавный завод в России? Они ведь не закрылись, не упали совсем, как иные машиностроительные предприятия. Значит, есть какие-то мотивы помещения в них капиталов. Какие?

Три модели размещения капитала в хромовой отрасли

На хромовом пространстве России и присных мы наблюдаем сейчас три основные модели принятия размещенческих решений.

Первую модель условно назовем «уральской». Это размещение в ориентации на доставшееся, инерционная модель. Получив основные фонды завода, и с ними — возможность эксплуатировать вложенные в них (овеществленные) трудовые жизни предшествовавших поколений, владелец начинает подыскивать под завод сырьевую базу — такую, чтобы она была собственной и надежность ее не зависела от рыночных колебаний. На «изробленном» тремя веками нещадной эксплуатации Горнозаводском Урале такую базу найти непросто. Приходится идти далеко, но это дорого. И поэтому уральская модель рассчитывает на государственную поддержку. А чтобы ее получить, пользуется патриотическими на вид лозунгами о «сырьевой независимости России». Образчик этой модели — ЧЭМК (главный) с «Конгор-Хромом» (его цех), или Челябинск — Харп.

Вторая модель — «казахская», диктат сырьевика. Казахстан на два с лишним столетия позже, чем Горнозаводской Урал, стал объектом серьезной геологоразведки и минерально-сырьевой эксплуатации. У него еще многое впереди, и он еще долго может жить сырьем. Под свое обильное и хорошее, пользующееся спросом сырье, он подыскивает готовые перерабатывающие заводы, чтобы продавать более дорогой полупродукт. Пример этой модели — пара Донской ГОК (главный) и СЗФ (его «мельница»), или Хромтау — Серов.

Казахстан. Актюбинская область. Город Хромтау — главный и практически монопольный центр добычи высококачественных хромитов на территории СССР. Это базовый город Донского горно-обогатительного комбината (этому советскому предприятию недавно исполнилось 70 лет, ныне оно принадлежит трем бывшим советским гражданам, обосновавшимся в Великобритании и Израиле). С 2008 г. Хромтау еще и базовый город новой шахты «Восход», выстроенной тоже британской компанией, ключевым действующим лицом которой является советский эмигрант. Строительство шахты должно быть закончено в этом году; вместе с Тихвинским ферросплавным заводом ее теперь контролирует владелец одного крупного металлургического комбината. Какого? Узнаете — удивитесь. Но об этом — в следующих номерах.

 

Третью модель, образчиком которой служит размещение феррохромового завода в Тихвине, точнее всего назвать «еврейской». Не столько по этнической принадлежности ключевых игроков, не столько потому, что к тихвинскому развитию подключен израильский инжиниринг и консалтинг, сколько по особенностям decision making'а, так напоминающим героев Шолом-Алейхема. Помните предприимчивых подростков из «Мальчика Мотла», занимавшихся «производством» то чернил, то противокрысиных снадобий, то сладкого кваса? Вопрос о том, насколько нужна, уместна и полезна была их продукция, мальчиков не волновал. Главное было следовать кодексу: «За один рубль — сто рублей!» — из выписанной по почте книги — руководства для желающих разбогатеть. «Мы занимаемся то золотом, то вагонами, то хромом...» — совершенно в ключе шолом-алейхемовских героев говорит в интервью о своем бизнесе Несис. И точно так же его мало заботит вопрос, уместен ли феррохромовый завод в Тихвине, в тайге Ленинградской области, без сырья и без потребителей, нужен ли такой завод Северо-Западу, да и нужен ли вообще России еще один феррохромщик (чернил, бочку которых «произвел» брат Мотла, как выяснилось, во всем местечке требовалось не более флакона).

Тихвинский ферросплавный завод

 

Проект Тихвинского феррохромового завода вызрел не на доставшихся производственных мощностях (хотя и на доставшейся производственной площадке), не на имевшемся источнике сырья: и то, и другое подбиралось, комбинировалось по ходу, «из воздуха». Завод строился под конъюнктуру мирового рынка на основе знакомств, умения налаживать деловые связи, коммерческой сметки. Важно лишь то, что в данный момент это выгодно; может быть не 100 рублей на рубль, как у Мотла, но с прибылью может быть продано.

И ТФЗ выгодно продали, совсем недавно — весной 2008 г. Новый же собственник (кто он, называть пока не будем, чтобы не испортить впечатления сюрприза в дальнейшем), купивший тихвинский завод в первую очередь потому, что он продавался «в комплекте» с казахстанской хромитовой шахтой «Восход», почти сразу же вынужден был задуматься, как бы построить аналогичный завод, но в другом, более уместном, более подходящем месте. В сущности, с созданием тихвинского завода вышел случай, напоминающий сюжет о другом герое Шолом-Алейхема — маклере Менахеме-Мендле. Там два свата собрались поженить в Жмеринке двух молодых людей. Лишь в день сговора выяснилось, что это были две невесты. Не поймите неверно: об однополых браках в те годы и слыхом не слыхивали. Просто каждый из сватов был так опьянен идеей предстоящей прибыли за совершаемую сделку, что искренне не обращал внимания на детали. Ведь главное, чтобы экономическая деятельность бурлила и чтобы она приносила прибыль. Нечто прибыльное для современных Менахемов-Мендлов — Мамутов и Несисов, но столь же похожее на брак двух невест, и произошло в 2008 г. с заводом в Тихвине и... Но об этом чуть позже.

Выбрали первую?

Можно с негативным высокомерием отнестись к двум последним моделям. Ну подумаешь, «казахи»: сырье есть — ума не надо. (Но не таким ли же образом строится экономическая жизнь в РФ в большинстве профилирующих ныне отраслей? Только хрому не повезло.) Ну подумаешь, «безродно-космополитический» тихвинский завод — исчадье конъюнктуры мирового рынка, вскочивший словно прыщ в приладожских лесах безо всякого учета национальных интересов России. То ли дело первая модель — уральцы с ЧЭМК! Им тяжело, но они опираются на собственные силы — на русские (или ненецкие, неважно) хромиты. Они плавят феррохром в нашем славном промышленном районе — на опорном краю державы для наших славных производителей брони и оборонной техники. Пусть они и не бог весть как рыночны, но они патриотичны, им надо дать государственных денег, ведь они заботятся о безопасности России. Они дают стране столь нужный ей феррохром. Так?

Проходная ТФЗ. Лето 2008 г. Завод еще только-только начал работу; проходная еще не оформлена, вывески нет. Но охрана уже есть и бдительно устремляется навстречу, когда вы приближаетесь с фотоаппаратом.

А теперь — внимание, читатель. Мы один раз (№ 18, с. 16) уже обращались к вам с призывом внимания. Знаем, что злоупотреблять им нельзя. Однако еще пару раз по ходу повествования используем этот стилистически недозволенный прием. Потому что нас ожидают действительно заслуживающие внимания вопиющие парадоксы, поистине сюрреалистические искривления географической логики. Итак, приготовились: в таблице данные, позволяющие понять, как работает на хромовую безопасность России продукция ЧЭМК.

Сказать, что ни одной тысячи тонн челябинского феррохрома не идет металлургам России, нельзя. По одной-две в месяц идет. Но основной объем — свыше 90% (!) — уходит на экспорт. На ЧЭМК жалуются, мол слишком высоки издержки производства: нашим металлургам челябинский феррохром не по карману. Но в результате каких экономических чудес он оказывается по карману иностранным потребителям, живущим, в общем-то, в том же ценовом пространстве мирового рынка? Дело здесь, кажется, вовсе не в больших затратах ЧЭМК на заполярную добычу сырья. Ведь и Серовский завод ферросплавов — почти такой же увлеченный экспортер (у него на экспорт идет, правда, поменьше — процентов 70; он, хоть и куплен «казахами», больше дает России). В полной мере разобраться с такими парадоксами экономическая география в рамках своего предмета бессильна: подлинные причины мы узнаем когда-нибудь, когда за истечением срока давности будут публиковаться дела Следственного комитета и Федеральной антимонопольной службы. (Ниже, в следующих номерах, мы лишь обрисуем существующую на этот счет гипотезу.)

Производство и экспорт феррохрома Челябинским ЭМК в 2006 г., тыс. т  

По данным таможенной статистики РФ

 

Хром не нужен

Что же до отечественных металлургов — производителей нержавеющей стали, то они удовлетворяют свои потребности в ферросплавах, как выясняется, главным образом за счет импорта — в основном из того же Казахстана, с заводов в Актюбинске и Аксу (Ермак), а также, если верить сообщениям последних лет, и из Китая. Вот, оказывается, кто реально заботится о хромовой безопасности России. Их дешевый феррохром вваривается в нашу, нужную стране легированную сталь; наш же феррохром уходит поддерживать западную и японскую экономическую мощь.

В целом же производство нержавеющих сталей и спецсталей, для которых нужен хром, в РФ находится сейчас на очень низком уровне. Если валовая выплавка стали (в основном ординарной) в РФ сейчас начинает понемногу догонять уровень советского времени и выходит уже на 70—80% от объема 1990 г.⁴, то с нержавейкой — провал почти гибельный. В настоящее время в РФ выплавляют 130—140 тыс. т нержавеющей стали в год, в СССР выплавлялся примерно 1 млн т (и почти всё потреблялось внутри страны); мировое же производство ныне приближается к 30 млн т в год.

Еще хуже обстоит дело со специальными сталями. За 1990—2007 гг.оно снизилось со 145 тыс. до 25 тыс. т. В связи с падением отечественного машиностроения спрос на наукоемкие, включающие в себя различные лигатуры, стали резко сократился. Все 90-е и начало 2000-х годов владельцы российских металлургических заводов гнали ту продукцию, которая легко продавалась за рубежом: массовые ординарные, ненаукоемкие дешевые стали. И удачно вписывались в рынки западных стран, где, напротив, идет сворачивание грязных массовых производств и пестуется высокотехнологичная металлургия, выпускающая небольшие партии «умных» спецсталей с заданными под определенные конкретные детали и детальки свойствами. Западные страны, хотя и с некоторым ворчанием, открыли свои рынки для российской стали: ведь таким образом они сокращают у себя экологические издержки массового производства, предо-ставляя глотать гарь пошехонским жителям Череповца, липчанам и в первую очередь, конечно, уральцам.

Итак, современной России не нужно сегодня столько феррохрома, сколько она варит. Даже не то слово столько, не нужно даже полстолько. Современной «глупой» металлургии РФ хватит примерно ¹/₁₀ того, что выплавляют в Челябинске, Серове, Тихвине и Двуреченске. Но и этой одной десятой Россия от них не получает: российским феррохромщикам, оказывается, выгоднее экспортировать. Экспортируют все, но последние три завода хотя бы не сопровождают это демагогией о российской хромовой безопасности.

«Вертикально-интегрированные компании» — дезинтеграция страны

ЧЭМК же, намекающий на то, что своим рудником в Харпе он «спасает Россию», в действительности — аутсайдер в поставках феррохрома отечественным сталеварам и крупнейший российский экспортер (разбазариватель того самого сырья, о котором он так печется). Приведенные данные по экспорту на 2006 г. — не случайный конъюнктурный выплеск. Комбинат старательно, всерьез и надолго выстраивает экспортную инфраструктуру. Недавно, в 2008 г., ЧЭМК приобрел пакет акций некого механического заводика во Владивостоке. Думаете, чтобы развивать падшее российское машиностроение? Нет, просто у этого завода (60-й механическо-строительный завод), связанного с судостроительной отраслью, есть доступ к причалам владивостокского порта. Присоединив этот завод, ЧЭМК получил возможность дешево, как своими, пользоваться восточными морскими воротами страны для того, чтобы из этой страны вывозить стратегическое сырье не только на Запад, но и в Японию и Южную Корею.

Итак, владельцы ЧЭМК: а) создали себе рудную базу на Полярном Урале; б) владеют перерабатывающим заводом на Южном Урале, на Транссибе; в) прикупили выход с Транссиба в Тихий океан. Подобные конфигурации создают для себя сейчас владельцы многих сырьевых фирм. На языке нынешних российских экономических обозревателей это громко и несколько подобострастно называется «вертикально-интегрированными компаниями», то есть компаниями, объединившими в единую «вертикаль собственности» стадии производственно-торгового цикла: добыча сырья — обогащение — транспортировка — первичная переработка — транспортировка потребителю.

Конечно, в нынешнем русском языке, где за 90-е годы многие слова поменяли свой смысл на противоположный, можно использовать для характеристики таких цепочек слово «интеграция». В действительности с такими вертикальными цепочками (от добычи до экспорта) идет и усиливается дезинтеграция отечественного экономического пространства.

Предприятия, которые создавались в СССР как элементы действительно интегрированного (то есть целостного) хозяйственного комплекса, работали одно для другого — с тем, чтобы в итоге получить готовую продукцию. Мугоджарские (Хромтау) рудники хрома создавались для уральских и североказахстанских феррохромовых заводов, чтобы питать легирующим металлом в первую очередь уральскую же металлургию, выплавлявшую броню и спецстали для машиностроительных (в первую очередь, военных, в первую очередь, уральских) заводов страны. Это была действительная интеграция, действительные проявления территориального комплексирования производств. Концы всех цепочек сводились к одной общей цели — удовлетворению насущных потребностей страны.

«Вертикально-интегрированные компании» современности в большинстве своем⁵ — прямая противоположность. Каждая выкачивает из страны свой вид природного ресурса, проводит с ним менее или более глубокие предэкспортные манипуляции, проталкивает его по железным дорогам, пропихивает через терминал прикормленного порта, получает экспортный доход. И в итоге работает на усиление основ экономики зарубежных конкурентов, разваливая связи внутри России.

То, что ныне называют вертикально-интегрированными компаниями, в действительности ресурсно-экспортные циклы. Феномен, выявленный и описанный в 70-е годы известным советским экономико-географом Яковом Григорьевичем Машбицем — исследователем слаборазвитых стран. Банановая плантация — фабрика по сортировке и расфасовке — узкоколейка через джунгли — склад и причал в порту. Медный рудник — плавка полупродукта — узкоколейка через джунгли — причал в порту. Таким странам совсем не нужно заботиться о своей банановой или медной независимости. Наоборот, чем больше бананов или файнштейна они вывезут, тем больше правящий режим сможет ввезти для себя стеклянных бус и «шестисотых мерседесов», тем больше он сможет ввезти муки и сухого молока для остальных жителей, чтобы часом не случилось голодных бунтов.

В тех странах вывозные узкоколейки строили, правда, колонизаторы и иностранные компании (им нужны были бананы, медь, кофе, кобальт...); нынешним правящим режимам они достались в наследство. УП-УПовскую железную дорогу, которая обещает стать по экономико-географической сути такой же банановой узкоколейкой (хотя колея у нее будет широкая, русская и повезут по ней не бананы, а руды), строить собирается сама Россия, своими руками, что называется, себя обананивая. Вводя в ткань своих недр откачивающие шприцы новых ресурсно-экспортных циклов, замыкающихся не на развитие экономики страны, а на подпитку развития вовне России.

Экспорт природных ресурсов и сепаратизм

Ресурсно-экспортный цикл имеет тенденцию изолироваться от окружающей территории, экстерриториализироваться. Для него, нацеленного на извлечение из страны кусочка ее природы и на успешную доставку его потребителю вне страны, само пространство этой страны объективно является досадной помехой. Для экспортера ресурсов объективно досадной помехой являются и люди, живущие в местах добычи и в стране вообще, если они не заняты в самих производственных или транспортных процессах экспортного цикла. Ведь эти «остальные» вечно докучают жалобами на бедность, призывами к справедливому использованию доходов от эксплуатации природных даров, экологическим рэкетом.

Люди, контролирующие ресурсно-экспортный цикл, какими бы убежденными патриотами они ни были, помимо их воли, по законам бизнеса оказываются заинтересованными в том, чтобы их рудники, их пути вывоза, их причалы как можно меньше были связаны со всеми окружающими. Были, по возможности, выделены в некую «автономию», а то, если крупно повезет, и в особое государство.

Ресурсно-экспортные циклы в новейшей истории не раз становились объективной (экономико-географической) основой сепаратизма. Вспомним будоражившие мир события начала 60-х годов в бывшем Бельгийском Конго (Заир): готовившиеся к отделению горно-промышленная «медная» Верхняя Катанга (Шаба; юго-восток страны) и «алмазное» Южное Касаи (юг). Вспомним «нефтяную» Биафру в Нигерии (юго-восток), где, хотя пароксизм 60-х и был притушен, мощная сепаратистская тенденция не преодолена по сю пору. Вспомним «нефтяную» Кабинду в Анголе⁶ и нефтяную основу, подведенную под южносуданский сепаратизм⁷; вспомним хлопкоэкспортный южный Чад («полезный Чад», противопоставляемый «ненужному» кочевому северу).

Владельцы цепочки ресурсно-экспортного цикла, как правило, не заинтересованы в том, чтобы развивать связи своих предприятий с предприятиями-соотечественниками. Двум ресурсно-экспортным циклам, производящим продукцию, которая могла бы взаимодействовать внутри страны и давать новую стоимость и новое качество, удобнее жить изолированно. Если бы Господь производил сотворение мира в режиме ресурсно-экспортных циклов, то можно быть уверенным: ни вода, ни, соответственно, жизнь никогда бы от его действий не возникли. Одна компания ангелов-серафимов добывала бы у Господнего престола и вывозила с Небес своими маршрутами через свои склады Н, другая херувимская фирма по своим веткам — О. Соединение двух атомов водорода с одним — кислорода так бы и не произошло, хотя они могли и не раз встретиться в вагонетках или на складах. То есть оно могло бы произойти потом, где-нибудь — в условном плавильном тигле «зарубежной экономики» (у чертей), но не на Небесах. На живительную Н₂О с неба Земля не могла бы рассчитывать.

Продолжение следует

---

1 В начале 2000-х владельцем СЗФ успел побывать даже некий хорват.

2 Тем более, пока писалась эта статья, он, расставив, по-видимому, нужные акценты, уже завершил работу в Серове и отбыл директором в Аксу (Ермак).

3 На месте (лат.). — Прим. ред.

4 См.: Российская Федерация за полтора десятилетия//География, № 6/2008, с. 15.

5 Есть и некоторые исключения — когда вертикально-интегрированные компании действительно работают на выпуск сложной готовой продукции. Но это капли, в сравнении с нынешним «интегрированным» сырьевывозящим потоком.

6 Подробнее см.: Ф.А. Попов. Кабинда//География, № 21/2006.

7 Подробнее см.: Ф.А. Попов. Биляд-ас-Судан//География, № 2/2007.