Путешествие в Уссурийском крае

1867—1869 гг.

Читая Пржевальского в 2009-м и
следуя за ним по Хабаровскому и Приморскому краям

Продолжение. См. № 7/2009

По всему правому берегу Уссури, от ее низовья до впадения Сунгачи, поселен уссурийский пеший батальон Амурского казачьего войска. Он занимает 28 станиц¹, которые расположены в расстоянии 10—25 верст одна от другой и все выстроены по одному и тому же плану.

Амурское казачье войско возникло в 1858 г. Его столицей был г. Благовещенск, послуживший базой русского освоения Амура и Уссури. Через 20 лет после путешествия Пржевальского, в 1889 г., уссурийский пеший батальон Амурского войска был преобразован в особое, отдельное от Амурского, Уссурийское казачье войско со столицей во Владивостоке.

Сама пара слов «пеший» и «казачий» звучит как оксиморон — сочетание несочетаемого («нищий банкир»). Уссурийцы сами не очень-то любили свое казачье звание и не проявляли особой казачьей лихости. Самосознание было скорее крестьянским, нежели казачьим.

Они вытянуты вдоль по берегу Уссури, иногда на версту длины, и большей частью состоят из одной улицы, по которой то в одну линию, то в две, справа и слева, расположены жилые дома.

Вообще наружный вид казацких станиц далеко не привлекателен, но еще более незавидно положение их обитателей.

Эти казаки были переселены сюда в период 1858—1862 годов из Забайкалья, где они выбирались по жребию, волей или неволей должны были бросить свою родину и идти в новый, неведомый для них край. Только богатые, на долю которых выпадал жребий переселения, могли отделаться от этой ссылки, наняв вместо себя охотников, так как подобный наем был дозволен местными властями.

Разумеется, продавать себя в этом случае соглашались только одни бобыли, голь, которые явились нищими и в новый край. Таким образом, казаки с первого раза стали смотреть враждебно на новый край, а на себя самих, как на ссыльных. Как прежде, так и теперь везде на Уссури слышны горькие жалобы на разные невзгоды и тоскливое воспоминание о прежних покинутых местах. «Какое тут житье, — обыкновенно говорят казаки, — зимой есть нечего, с голоду умирай, а летом от гнусу ² ни самому, ни скотине деться некуда. Вот в Забайкалье было хорошо; не один раз вспомнишь про тамошнее житье.

Громкими воинскими подвигами войско не прославилось. Были лишь небольшие военные эпизоды. В 1868 г. казаки участвовали в защите Южно-Уссурийского края от хунхузов, изгнанных с о. Аскольд, где те незаконно мыли золото (переправившись на побережье, хунхузы занялись грабежом, убивая русских; это была так называемая «манзовская война», в которой, кстати, вынужден был принять косвенное участие и маленький отряд Пржевальского.). В 1900 г. уссурийцы в небольшом числе участвовали в подавлении так называемого «боксерского восстания» в Маньчжурии и Китае (Харбин, Цицикар, Гирин, Мукден). Некоторые дошли до Пекина и получили награды. В русско-японской войне активного участия казачьи соединения не принимали. В Порт-Артуре одна казачья сотня несла караульно-патрульную службу при штабе крепости.

В Первую мировую войну уссурийцы с западного фронта дезертировали, как только то позволила революция.

Медаль «За поход в Китай» 1900—1901 гг. В усмирении «боксерского восстания» принимали участие несколько уссурийских казаков.

«Теперь возьмем про хлеб. С весны всегда он растет хорошо: высокий, густой, просто сердце радуется. Глядишь, летом или водой зальет, или дождем сгонит, червяк поест, и не соберешь ты почти чего за все свои труды».

«Или, например, купить что-нибудь, — тут отдай в два, в три раза дороже, да и то еще такого товара не возьмешь, как в Забайкалье. Здешние купцы рады содрать с тебя последнюю шкуру. Вот я, лонись ³, дабы кусок купила, четыре рубля отдала, а что? там всего 16 аршин; разве две юбки выйдет, да старику выгадаю на рубашонку, — добавила со своей стороны хозяйка, вздыхая при этом и приговаривая: — пришлось на старости лет горе мыкать и нужду во всем терпеть».

«Теперь возьмем про всякое хозяйское снадобье, — продолжала словоохотливая баба. — Бывало, за Байкалом всего было вдоволь: масла целую кадку за лето наготавливала, говядины тоже вволю, ягоды всякие... а здесь что? в светлый праздник не видишь того, что прежде имелось каждый будний день. Пропади она совсем эта Уссури! так бы всё и бросили; пешком бы пошли назад в Забайкалье».

Обратим внимание здесь на авторскую методику Пржевальского. Часто ли в современных географических текстах мы встречаем прямую речь? Нет, чаще нарративное занудство. Вводя в текст разговор местных жителей, автор словно бы делает территорию интерактивной. Словно бы, потрогав ее мышью в определенных местах, мы заставляем ее с нами общаться, сообщать собственные мысли о себе.

Эти и тому подобные рассказы можно услыхать на Уссури в каждой станице: везде недовольство, жалобы, тоска о прежнем житье за Байкалом.

Действительно, быт казаков, за весьма немногими исключениями, крайне незавидный.

Не говоря уже про какое-нибудь довольство жизни, большая часть из них не имеет куска хлеба насущного, и каждый год с половины зимы до снятия жатвы казна должна кормить большую часть населения, чтобы хотя сколько-нибудь спасти его от голода.

Бросается в глаза совершенное равнодушие казаков к своему настоящему положению и полная апатия ко всякому необязательному труду.

После февральской революции 1917 г. войсковой сход уссурийских казаков постановил ликвидировать казачье сословие и слиться с крестьянством. Лишь по требованию Временного правительства саморасказачиванье было остановлено.

Ревностная забота «временных» о сохранении казачьего статуса уссурийцев уссурийцам не понравилась. Может быть, поэтому уссурийская сотня с броневиком «Уссуриец», которая охраняла Временное правительство в последний день его существования, пальцем о палец на ударила для спасения министров-капиталистов. Свой броневик уссурийцы бросили, хотя он был единственным на то время изготовленным из пуленепробиваемой стали. Осаждавших Зимний дворец солдат он мог разогнать несколькими пулеметными очередями. Но лейб-гвардии казачья сотня предпочла просто сбежать.

В 1920 г. съезд войска в станице Гродеково (ныне — пгт Пограничный, центр Пограничного р-на на ЮЗ Приморского края) вновь постановил «упразднить казачество и слиться с крестьянством». К апрелю 1920 г. все станичные округа Уссурийского войска вынесли резолюцию о ликвидации казачества. Лишь деятельность контрреволюционных атаманов, опиравшихся на японских интервентов (Калмыков, Семенов и им подобн.), и белых офицеров гальванизировала фактически отмершее как сословие Уссурийское казачество. При этом, отметим, сами атаманы, пытавшиеся использовать уссурийцев в своих интересах, не были уссурийцами (Калмыков — с Кубани, Семенов — из Забайкалья).

По выдворении с Дальнего Востока англо-американских и японских интервентов, в 1922—1923 гг., были ликвидированы последние структуры Уссурийского казачьего войска, а его население в административно-хозяйственном отношении слилось с крестьянским населением Дальнего Востока.

Ни в Хабаровском, ни в Приморском краях не прижилось слово «станица»: все бывшие станицы — сегодня села и поселки. Это притом, что никакого серьезного, нарочитого «расказачиванья» в регионе не было, не потребовалось. Сравните с Югом Европейской России, где, несмотря на целенаправленные меры по уравниванию казаков и неказаков, географические термины «станица» и «хутор», обозначающие типы казачьих поселений, сохранились.

С 1990-х годов в Приморском крае предпринимаются попытки «возрождения» Уссурий-ского казачества, напоминающие игры взрослых мужчин, не доигравших в детстве в военно-спортивные игры. В крае сформировалось несколько организаций, делящих между собой право считаться наследниками  «уссурийских казаков» и порой враждующих между собой. Некоторые из этих организаций, судя по сообщениям местных СМИ, — не без налета уголовщины.

Аналогичные поползновения отмечены и в Хабаровском крае. В 2006 г., например, хабаровские газеты сообщили, что в селе Калинка Хабаровского района  появилась группа молодых людей, объявивших себя казаками, весьма активно пытавшихся превратить Калинку в «казачью станицу» и взять в ней власть. Калинка, кстати, никогда казачьей станицей не была. В советское время крестьянское это поселение развилось благодаря дислокации авиационной дивизии. Военный аэродром, брошенный в ельцинские годы, новоявленные казаки хотят приспособить для проведения спортивных соревнований и праздников.

Пос. Пограничный, бывшая казачья станица Гродеково. Памятник уссурийскому вахмистру, красному командиру, «дальневосточному Чапаю» Г.М. Шевченко, руководившему партизанским отрядом, воевавшим здесь с белогвардейцами и интервентами в Гражданскую войну. Он первым из партизанских командиров был награжден орденом боевого Красного Знамени.

Верстание в казаки в одной из организаций «Уссурийского казачества», 2000 г.

Конечно, с первого раза кажется весьма странным: каким образом население может умирать с голоду в стране, где воды кишат рыбой, а леса полны всякого зверя? Ведь здесь стоит только пойти с ружьем, чтобы убить козу или изюбра, а не то забросить сеть или какой-нибудь другой снаряд, чтобы наловить сколько угодно рыбы.

Борьба с нуждой, голодом и различными невзгодами отражается не только на нравственной стороне, но даже и на самой физиономии уссурийских казаков. Бледный цвет лица, впалые щеки, выдавшиеся скулы, иногда вывороченные губы, по большей части невысокий рост и общий болезненный вид — вот характерные черты физиономии этих казаков.

Не увидите вы здесь красивого великорусского мужика, с его окладистой бородой, или молодого краснощекого парня. Нет! Сами дети казаков, живой тип своих отцов, какие-то вялые, неигривые. Ни разу не слыхал я на Уссури русской песни, которая так часто звучит на берегах Волги; не запоет ямщик, который вас везет, про «не белы снеги» или про что-либо другое в этом роде; нет даже здесь обычного русского покрикивания на лошадей, а какое-то особенное, вроде: цсши, цсши, цсши... которое произносится тихо, вполголоса и так звучит неприятно, что иногда мороз дерет по коже.

Вообще все, что вы видите на Уссури, — казаков и их быт, — все действует крайне неприятно, в особенности на свежего человека.

Село Калинка под Хабаровском. Разрушающийся ангар военного аэродрома, брошенного в годы «демократии». Чем не казачий объект?

Н.М. Пржевальский поднимает одну очень важную, но обычно остающуюся за пределами географического изучения тему — дифференциации людей по территории в результате своего рода естественного отбора. На малопривлекательные земли, которые осваивались по правительственному принуждению, оказался вытолкнут наименее активный, наименее жизнеспособный, наименее общественно-полезный элемент. Напротив, на наиболее привлекательные территории, как правило, выдвигается активное, не чуждое нахрапистости население. Результат — усиление территориальных различий внутри одного народа. Из этого вытекает немало важных практических последствий.

Географы, однако, не решаются вторгаться в изучение этого вопроса, боясь кто обвинений в неполиткорректности и даже «территориальном расизме», кто — в субъективности оценок (конечно, уровень качества населения объективно измерить куда труднее, чем добычу руды или ВРП). Вместе с тем, если явление существует и проявляет себя, его нужно изучать, даже если потенциальные исследователи испытывают робость мышления. Что отличает стиль великого, самостоятельно мыслящего географа — то, что он пишет и размышляет о наблюдаемом в реальности без оглядок на конъюнктуру, на то, укладываются ли его размышления или нет в принятые рамки «дозволенного», удобны они или не удобны.

Разумеется, диагноз о непривлекательности местности никогда не может рассматриваться как окончательный. Пройдет три десятилетия после поездки Пржевальского, и ситуация в крае поменяется.

С проложенным Транссибом сюда пойдет вольная колонизация, сюда хлынет миграционный поток. «Дальний Восток присутствовал в сознании жителей России. Все время кто-то уезжал на Дальний Восток. И это тревожило», — напишет Валентин Катаев о западно-восточной миграционной волне начала ХХ в.

Но Транссиб, сделавшись главной осью Уссурийского края, отчасти дезавуирует саму Уссури. Пройдя несколько восточнее реки, стальная магистраль обесценит географические положения многих приречных станиц. На первые роли выйдут поселения при железнодорожных станциях.

Потом будет мощный дальневосточный энтузиазм советских лет. А с 1990-х всё начнет возвращаться на круги своя. Все больше дальневосточников, подобно уссурийским казакам, чувствуют себя предательски заброшенными в этот край, вернее, предательски брошенными в этом крае.

Памятник штабс-капитану Я.В. Дьяченко — командиру батальона, основавшего Хабаровку. Открыт в 2008 г.

Теперь скажем несколько слов о местной торговле, главным центром которой служит селение⁴ Хабаровка, лежащее при слиянии Амура и Уссури.

Это селение, живописно раскинувшееся на правом гористом берегу последней реки, вытянулось в настоящее время более чем на версту в длину и имеет 111 домов, в которых, кроме войск, считается 350 жителей обоего пола; цифра же солдат бывает различна и колеблется между 150—400 человек, смотря по временам года.

В 2008 г. Хабаровску, как поселению, исполнилось всего-навсего 150 лет. Китайцы, правда, считают, что на этом месте было гораздо более старое маньчжурское поселение. Но русский военный пост Хабаровка, названный в честь первопроходца Ерофея Хабарова (XVII в.), ведет свою историю с 31 мая 1858 г. Так, по крайней мере, принято считать в современной хабаровской историографии. Н.М. Пржевальский пишет о 1857 годе основания.

Через 21 год Хабаровск сможет еще раз отпраздновать 150-летие, свои полтора века как города: Хабаровка получила городской статус в 1880 г. А потом, в 2043-м, можно будет отпраздновать еще раз — отметить полтора века современного названия: «смена пола» произошла в 1893 г. (Хабаровка стала Хабаровском).

Хабаровск. Памятный знак в честь солдат — основателей военного поста Хабаровка. См. также «География», № 19/2003.

Таким образом, главную массу населения составляют войска; затем следуют купцы, крестьяне, отставные солдаты и китайцы. Последние живут в нескольких фанзах ⁵ и число их невелико, но оно значительно увеличивается летом, в июне и в июле, когда китайские торговцы съезжаются сюда с Уссури, ближайших частей Амура и даже с Сунгари для продажи соболей, получаемых ими от гольдов, орочей и других инородцев Амурского края.

Сунгари (в переводе с маньчжурского — белая река) — крупнейший приток Амура (правый), протекает в Китае. На Сунгари стоит Харбин.

Гольды (нанайцы; ныне их ок. 12 тыс. в России и ок. 2 тыс. в Китае) и орочи (ок. 700 чел.) — аборигены края, народы тунгусо-маньчжурской группы алтайской языковой семьи. Это таежные жители, прирожденные охотники.

Количество ввозимых ежегодно летом в Хабаровку соболей весьма значительно и, по словам здешних купцов, простирается до двадцати тысяч.

Для продажи китайцы обыкновенно связывают этих соболей пачками по 10—12 штук. При этом следует заметить, что мех уссурийского соболя незавидный, по большей части светлый и короткопушистый. Лучшие соболи привозятся в Хабаровку только из Буреинских или Хинганских гор.

Буреинский хребет — на ЮЗ Хабаровского края, западнее него лежит бассейн реки Буреи.

Под Хинганом, по-видимому, имеется в виду Малый Хинган, горная цепь, которая на дистанции Амурской области фланкирует долину Амура справа (с юго-запада). Северо-восточное окончание Малого Хингана (отделенное от основной цепи долиной Амура) находится в Амурской обл. РФ.

За соболей, покупаемых от китайцев, в большей части случаев надобно платить серебряными рублями, так как китайцы, а за ними и другие инородцы почти вовсе не берут наших бумажек и даже мелкое серебро принимают неохотно, только как сдачу.

Подобное условие ставит каждого путешест-венника, желающего что-либо купить у китайцев, в весьма затруднительное положение, так как серебряный рубль можно достать здесь, заплатив за него не менее 1 р. 50 к. кредитными билетами.

С курьезно похожим феноменом автор настоящих комментариев встретился в 1990-е годы на крайнем Северо-Востоке США. Туда приезжало много канадцев, и канадский доллар принимался по невыгодному для канадцев курсу. Однако канадские металлические доллары местные торговцы принимали по курсу 1 : 1. Это были уже, разумеется, не серебряные доллары, но всё же металлические монеты, имеющие коллекционную ценность. Металлические деньги реально стоят чуть больше, чем бумажные. А бумажные наличные, как вы, наверное, уважаемые читатели, не раз уже убеждались в последние 15 лет, — чуть больше, чем виртуальные на пластиковых картах.

Пользуясь таким обстоятельством, здешние купцы и в особенности благовещенские завели весьма выгодную для себя торговлю серебром. Они выписывают его из Москвы, где покупают по биржевым ценам, а затем продают китайцам, имея на каждом рубле 25—30 коп. чистого барыша. Такая продажа идет десятками тысяч рублей, и все это серебро уходит безвозвратно в Китай, где тотчас же переливается в китайские деньги, имеющие форму слитков различной величины.

В Китае того времени из драгоценных металлов монет не делали, а отливали слитки. Эта нумизматическая особенность страны отразилась даже в традициях новогоднего праздника. Новогоднее пирожное из клейкой рисовой муки (няньгао) символизирует находившиеся в период правления династии Цин (1644—1911 гг.) в денежном обращении слитки серебра (юаньбао).

В свою очередь китайцы имеют большой расчет получать товары вперед, в кредит. Эти товары они сбывают иногородцам также в долг, но зато обязывают их доставлять им всех добытых зимой соболей, назначая за последних самые незначительные цены по собственному усмотрению.

Однако, несмотря на это, промышленнику — орочу или гольду — важно иметь кредит у китайца в том именно отношении, что даже в случае неудачного промысла он может брать у него в счет будущей добычи все необходимое, главным же образом — просо и водку, первое — как любимую пищу, а последнюю — как великое лакомство.

Таким образом, при обоюдной даче в долг товаров как наши торговцы, так и китайцы остаются в больших барышах, и только бедный инородец, тяжким трудом добывающий своих соболей, не получает за них и пятой доли той цены, по которой они идут в продаже.

Гораздо важнее, нежели соболиная торговля, для местного уссурийского населения  — торговля теми предметами, которые составляют насущную необходимость даже самого неприхотливого быта. Однако в этих отношениях весьма мало можно встретить утешительного не только в Хабаровке, но и во всем уссурийском крае.

Основанная исключительно на спекуляциях различных аферистов, голышей, пришедших сюда с десятками рублей и думающих в несколько лет нажить десятки тысяч, уссурийская торговля зиждется, главным образом, на эксплуатации населения, в особенности инородческого, на различных рискованных аферах, а всего более — на умении пользоваться обстоятельствами и, по пословице, «ловить рыбу в мутной воде». Товары свои хабаровские купцы получают частью из Николаевска ⁶, куда эти товары привозятся на иностранных кораблях, частью же выписывают их из Читы или из Иркутска, реже — прямо из Москвы. Торговцы по уссурийским станицам запасаются товарами уже в Хабаровке.

Все эти товары самого низкого качества, потому что как из России, так и из-за границы стараются сбыть сюда самую дрянь, которая не идет с рук дома. Притом же цены на них непомерные. Уже в Иркутске и Николаевске цены на все, по крайней мере, двойные; затем хабаровские торговцы берут в полтора или два раза против того, почем они сами покупали; наконец, их приказчики или другие мелкие купцы, торгующие по станицам Уссури, берут опять в полтора или два раза против хабаровских цен. Из такого перехода товаров уже можно себе представить, до какой безобразной цифры достигает дороговизна на все.

Через Хабаровку проходит линия амурского телеграфа, который соединяет город Николаевск с Новгородской гаванью, лежащей в заливе Посьета.

Новгородская гавань — порт Посьет в одноименном заливе на крайнем юго-западе нынешнего Приморского края.

Кроме телеграфного сообщения, в Уссурийском крае зимой производится почтовое, а летом пароходное, двумя небольшими казенными пароходами, которые буксируют по Уссури, Сунгаче и на озере Ханка баржи с провиантом и фуражом для войск. Правильных рейсов эти пароходы не делают, но приходят и уходят из Хабаровки по мере надобности в казенной перевозке и буксировке барж. Вместе с тем эти пароходы возят и пассажиров, хотя такой провоз не обязателен для них, так что капитан по своему усмотрению может принять и не принять всякое частное лицо. Впрочем, подобных путешественников бывает здесь немного, только купцы; все же офицеры и чиновники обыкновенно имеют различные предписания на право проезда.

Обращаясь еще раз к самой Хабаровке, следует сказать, что выгодное положение этого селения при слиянии двух громадных водных систем — амурской и уссурийской — обещает ему широкое развитие даже в недалеком будущем. Что бы ни говорили, а рано или поздно Николаевск должен потерять свое значение как порта и как места центрального управления Приморской областью. В первом отношении он имеет весьма сильных конкурентов во Владивостоке и Посьете, наших южных гаванях, во втором — в Хабаровке. При самом поверхностном знакомстве с Приморской областью можно утвердительно сказать, что вся ее будущность как страны земледельческой заключается в Уссурийском и в особенности Южноуссурийском крае, а никак не на низовьях Амура или в других, еще более северных частях. Понятно, что и центральное управление краем должно находиться как можно ближе к тем местностям, куда направлена главная его деятельность; между тем как в настоящее время оно удалено от этих мест более чем на тысячу верст. И тем сильнее чувствуется подобный недостаток в стране без дорог, где сообщение совершенно прекращается весной и осенью на продолжительное время.

Прогноз оправдался. Современное население Хабаровска, составлявшего в год поездки Пржевальского немногим больше 300 чел., ныне — 577 тыс. чел. А в лучшие годы, до начала ельцинско-преемниковского периода, численность жителей превышала 615 тыс. чел.

Численность населения Владивостока, не составлявшая во времена Пржевальского и 10 тыс. чел., достигла в советские годы 650 тыс., а ныне составляет 605 тыс. (с подчиненными пунктами). Что же до Николаевска — ныне это райцентр Хабаровского края с населением 25 тыс. жителей. Даже к имени этого города, прежде властвовавшего над протянувшейся на тысячи верст областью (от Чукотки до Кореи), пришлось прибавить географическую привязку, чтобы «не потерять» его в отечественной адресной системе (тем более что были и другие Николаевски). Теперь это Николаевск-на-Амуре. Представьте себе, что когда-нибудь к имени Москва придется прибавлять что-нибудь вроде «-в-Волго-Окском-междуречье» или «-на-Яузе», иначе будут недоумевать: «Это которая Москва?».

Единственное, чего не мог тогда предвидеть географ (т.к. это геология, а не география) — это северо-восточного золота, благодаря которому на севере бывшей Приморской области всё-таки возник мощный очаг деятельности. Но Золотая Колыма оперлась на собственный организационно-хозяйственный центр — Магадан. Николаевск-на-Амуре и ей не оказался нужным в качестве центра управления.

Даже известие о появлении в наших пределах весной 1868 года китайских разбойников было получено в Николаевске только через семнадцать дней после его отправления вследствие недействия телеграфа и невозможности почтового сообщения во время весенней распутицы.

Речь идет о «манзовской войне», упомянутой в первом комментарии к этой части публикации (с. 39). Манзами (мань-цзы) называли уссурийских китайцев. Они — под стать уссурийским казакам, результат географического естественного отбора, сортировки по территории людей различных склонностей и способностей. Вот как «нетолерантно» характеризует манз словарь Брокгауза и Ефрона на рубеже XIX—XX вв.: «Некоторые манзы поселились здесь еще до присоединения края к России, другие — позже; как те, так и другие бежали сюда, преследуемые или законом, или сильной нуждой на родине. Все это большей частью бывшие бродяги, бедные работники, поденщики, преступники и прочие подонки китайские».

Периферия притягивает маргиналов. Есть, однако, разница между описанными Пржевальским маргиналами-казаками и маргиналами-китайцами. Уссурийские казаки — пассивный элемент, перемещенный сюда государственной силой, китайцы же — маргиналы активные, пришедшие сюда сами в поисках средств к существованию. Поэтому, в итоге, как выше показано Пржевальским, русское серебро утекает в Китай.

Проведя несколько дней в Хабаровке, я направился вверх по Уссури не на пароходе, а на лодке, так как при подобном способе движения можно было подробнее ознакомиться с краем, по которому приходилось ехать. Лодка у меня была своя собственная, гребцов же я брал в каждой станице посменно.

Продолжение следует

 

¹  Собственно на Уссури 27 станиц и две почтовые станции. 28-я станица расположена на берегу Сунгачи, в десяти верстах от ее устья. [Позднее, в конце XIX — начале ХХ в. было образовано еще несколько уссурийских казачьих станиц и поселков.]

²  Общим названием «гнус» казаки называют комаров, мошек и оводов, которые появляются летом из Уссури в несметном количестве и действительно невыносимо мучат как животных, так и человека.

³  Казаки на Уссури, да и в Забайкалье, употребляют довольно много особенных, местных слов. «Лонись, лонской», значит, в прошлый раз. Притом каждому новому человеку, как на Уссури, так и на Амуре, бросается в глаза беспрестанное употребление жителями слова «однако». О чем бы вы ни заговорили, везде вклеят это «однако». Бывало, спросишь казака: «Это твоя мать?» — «Однако, да», — отвечает, подумав, он, как будто сомневается даже в этом случае.

⁴ Хабаровка основана в 1857 году солдатами линейного батальона.

⁵ Фанзой называется китайский дом.

⁶ Областной город Приморской области, лежащий в устье Амура.