---

ХАРП

На Полярном Урале формируется новая сырьевая база черной металлургии

C.В. РОГАЧЕВ

Продолжение. См. № 14, 17, 18, 20, 21, 22, 23/2008

 

Харп сделал свое дело. Харп может уходить

В конце октября 2008 г. уральские информационные агентства сообщили, что на Челябинском электрометаллургическом комбинате остановлены 4 плавильные электропечи. В ноябре намечалось загасить еще семь. Мировой финансовый кризис привел к падению спроса на ферро-сплавы, «проявив» нерациональность производственной системы ЧЭМК. Объявлено о временной приостановке работ по добыче хромитов и на «Конгор-Хроме» — в ямало-ненецком «цехе» ЧЭМК в Харпе.

Предприятие, послужившее «пилотным проектом», образцом, демонстрационной версией для проекта «Урал Промышленный — Урал Полярный», показало свою уязвимость. Между тем переоценки идеи «УП-УПа» это не вызвало, напротив, «Конгор-Хром» сыграл роль проходной пешки для крупных игроков, заинтересованных в «УП-УПе», и теперь конкретная судьба маленького рудника на Райизе никого особенно не интересует.

Для чего же нужен проект «Урал Промышленный — Урал Полярный»?

Официальное обоснование известно: крупнейшие металлургические заводы Челябинской и Свердловской областей выели собственную сырьевую базу, а на Приполярном и Полярном Урале можно найти еще немало руд, которые могли бы стать подпиткой для старопромышленных районов. Не хватает только дороги.

Обоснование — привлекающее своей простотой, хорошо укладывающейся в «трехходовые» возможности мышления. Если 1) в одном месте нашим ребятам чего-то не хватает, а 2) в другом это можно взять, то 3) нужно помочь нашим ребятам это сделать.

Всё вроде бы логично. Если же вдуматься, возникает множество сомнений в разумности этой схемы. Для ее обоснования нужно ответить еще по меньшей мере на три вопроса, «развивающих» эту комбинацию киндермата на экономико-географической доске. 1. Действительно «там» есть что взять, доказано ли это? 2. Действительно ли «там» взять лучше, рациональнее, выгоднее, чем в других местах? И наконец, главный вопрос 3: Зачем всё это, что в итоге от реализации проекта выиграет Россия (выиграет ли ее народ или ее отдельные граждане, выиграют ли от этого наши внуки или только чьи-то конкретные внуки и т.п.¹)?

Благодетельствуемые и благодетели

Любопытно, что те самые уральские промышленники-металлурги, ради которых, согласно официальной версии, и заваривается полярная каша, этой каши не хотят.

Хотя крупные уральские металлурги действительно страдают от безрудья, никто из них сам, по доброй воле, кроме уже хорошо известного нам ЧЭМК (владельцы которого всё же больше бутлегеры, чем металлурги), не обратил взоры к северу для решения своих сырьевых проблем. Серовский завод пользуется рудой близлежащих Богословского рудоуправления и Турьинского рудника. Нижнетагильский комбинат снабжается близлежащими рудами Высокогорского ГОКа и Качканара. Челябинский металлургический комбинат группы «Мечел» возит руду из Железногорска-Илимского Иркутской обл., а за хромитами тянется в казахстанский Хромтау. Магнитогорский комбинат недавно запустил программу по освоению железорудного месторождения в районе Старого Оскола в Белгородской обл. Все, как видим, стремятся обходиться «близким» или если и далеким, то достаточно «южным» сырьем, получая его из обжитых районов, с проверенных месторождений, хорошо изученных и в основном освоенных в советское время.

На настойчивые предложения, которые власти делали крупным уральским предприятиям войти своими средствами в «УП-УП», те отвечали уклончиво. Возможно, впрочем, правительство, желая выстроить вертикаль «УП-УПа», рассуждает так: «Частный бизнес слишком осторожен и бережлив (если не жаден), он хочет обойтись малыми затратами и сам не понимает своего будущего счастья, когда с севера на него посыплется обильное сырье». Чтобы дать понять эту идею, пришлось летом даже пугнуть для примера одного из уральских металлургов вопросом про маржу' (№ 23/2008, с. 38), после чего несознательный бизнесмен потерял в международных котировках несколько миллиардов долларов — существенно больше, чем взяли бы с него на «УП-УП».

В таком поведении правительства есть несомненный резон. Отдельный предприниматель по возможности избегает крупных, долго окупающихся капитало-вложений. Он скорее будет кусочничать за знакомыми, хоть уже и почти занятыми и опустошенными, экономико-географическими столами, нежели потратится на капиталоемкий, пусть и полноценный, горнорудный обед на удаленной территории нового освоения. Если же объединить разных «кусочников» в горно-металлургический колхоз, можно достичь большего эффекта (да и лучше бы рыть руду в полярной лесотундре, чем сдирать под карьеры тысячи га драгоценного чернозема в белгородской КМА). Это так. Но советский опыт развития аграрной сферы показал, что кооперация и коллективизация вряд ли могут быть успешными, если нарушается принцип добровольности. Нельзя заставить сверху разных хозяев объединить усилия. То есть заставить можно, но такое объединение не будет эффективным. (На это, кстати, четко указывал в свое время В.И. Ленин, но благое дело коллективизации прямо на старте было подпорчено ретивыми администраторами).

Иное дело, если хозяйствующие субъекты сами придут к необходимости объединения возможностей для решения представляющей общий интерес крупной задачи. Если их приведет к этому сама логика экономического развития. И если в уже осознанном объединении они обратятся за содействием к государству.

Неубедительность

Пока же пример, поданный владельцем ЧЭМК, отправившимся за сырьем за полярный круг, другими металлургами воспринят как фальстарт. Сырье — плохое. Издержки по освоению месторождений в экономической пустыне (вернее, в тундре) — высокие. Грядущие вложения в транспортную инфраструктуру — огромные. Казахстанская альтернатива (или даже турецкая!) — привлекательнее, даже с учетом пошлин.

Серьезный бизнес не хочет связываться с «УП-УПом» потому, что проект не просчитан, убедительного технико-экономического обоснования под него не сделано. Во всяком случае, выкладок, которые всерьез убеждали бы в эффективности «УП-УПа», до сих пор не публиковалось.

Главный изъян, который видят в проекте неангажированные уральские ученые, — отсутствие обоснованных данных о запасах минерального сырья на Полярном Урале. Авторы «УП-УПа» оперируют так называемыми прогнозными, то есть предполагаемыми, ресурсами месторождений. Вполне вероятно, что эти ресурсы есть. Может быть, их даже больше, чем ожидают. Но остается и немалая доля вероятности, что прогноз неверен. Месторождения — не открытые, а лишь «приоткрытые» геологами — могут и обмануть. Чтобы месторождение из понятия геологического превратилось в категорию экономическую, требуются крупные, долговременные и недешевые работы. Месторождение серьезно исследуется, сведения о его запасах геологи защищают перед государственной комиссией. И только после этого, по существующему порядку, запасы становятся балансовыми, а месторождение может быть объектом экономического планирования.

В «УП-УПе» всё наоборот. Опираясь на прогнозные, не получившие подтверждения цифры о запасах руд и угля, уже планируют и чуть ли не начинают строить дорогостоящую дорогу на север, уже продают участки под горнорудное освоение.

Чем может быть объяснен такой энтузиазм, такая ретивость администраторов? Вот возможные версии.

Версия 1. Уральская металлургия иначе погибнет

Это, собственно, основной, хотя и несколько заостренный тезис официального обоснования «УП-УПа». Но, как мы видим, уральские металлурги пока сами ищут и находят решения своих сырьевых проблем. Это — с одной стороны.

А с другой — никак не обосновывается, почему, собственно, уральская металлургия должна жить вечно. Чтобы не повторяться, адресуем читателя к разделу «Урал Промышленный — Урал вчерашний» (№ 18/2008, с. 10—11). Нужно ли гальванизировать новым притоком сырья старые заводы, уже потерявшие и смысл своего размещения (без сырья, вдали от главных рынков сбыта), и сам смысл своего существования в экономической системе России. Ведь большую, если не бо'льшую часть выплавляемого металла уральские металлурги отправляют на экспорт. Да, в советское время эти заводы развивались и строились как база отечественного машиностроения, как основа опережающего развития СССР по сравнению с конкурирующими экономиками и системами. Сегодня они — просто инструменты зарабатывания валюты и основа опережающего развития конкурирующих экономик и систем по сравнению с РФ.

Свежая кровь полярноуральских руд, влитая в старые печи Промышленного Урала, — это дальнейшее увязание в порочных кругах ресурсно-экспортных циклов. Дальнейшее усиление зависимости России.

Рассмотрению модели ресурсно-экспортной экономики мы посвятили уже достаточно слов в «Харпе». И чтобы не повторять сказку про белого бычка и про Демидовых, лишь кратко очертим «горизонты», которые откроет перед страной очередной ресурсно-экспортный проект:

а) обогащение небольшой части граждан, прямо или косвенно допущенных к владению минеральным сырьем;

б) временная подкормка прочих, отсрочка наступления нищеты для них и накопление всё более острых предпосылок будущего, отсроченного кризиса;

в) обеспечение материальной базы развития для зарубежных конкурентов и военно-техническое усиление потенциальных противников.

Российской экономике на все ее внутренние нужды не нужно сегодня столько металла, сколько в России выплавляется. Так что так называемая сырьевая проблема, которую призван кардинально решить «УП-УП», — дутая. Это не проблема России, это проблема тех, кто играет на российском поле в интересах своих собственных и зарубежных. Почему их проблемы должны решаться за счет государственного бюджета России (то есть, в общем-то, за наш счет), обоснование «УП-УПа» не поясняет.

Но может быть, возразит читатель, правительство, намечая «УП-УП», смотрит вперед — в те времена, когда экономика страны опять станет полноценной, когда вновь на полные обороты заработает отечественное машиностроение. Хорошо, если так. Но тогда с этого бы и начинать. Хотя бы часть тех денег, которые собираются зарыть в восточный склон Урала, и пустить уже сегодня на подъем хотя бы некоторых отраслей машиностроения. А потом уже, смотря по результатам, расширять или не расширять сырьевую базу. Ведь не полагаем же мы, что накопав много руды и переплавив ее в сталь, мы автоматически получим из нее машины, станки, инструменты. Тем более для «нанотехнологий», которые рекламируются нам сегодня как счастливое будущее РФ, мегаметалла не нужно, следовательно, не нужно и полярнорудных мегапроектов.

Сегодня добываемой руды' и металла в стране достаточно, чтобы заново учиться делать из них что-то полезное. Hic Rhodus, hic salta!

Версия 2. Проект носит пропагандистский характер

Власти, которая скоро уже четверть века живет в основном благодаря материальной базе, созданной советскими поколениями, для поддержания своего престижа требуется показать, что и она не чужда креативности.

Объяснение правдоподобное, но пока не находит подтверждения: «УП-УП», в отличие, например, от брежневского БАМа, совсем не рекламируется, не воспевается в художественных произведениях, или, как принято называть это на демократичном языке, не пиарится. Впрочем, может быть, лишь пока — пока успех проекта под сомнением («не оскандалиться бы»). В недалеком будущем, возможно, мы услышим с эстрады: «Слышишь, время гудит: УП»!

Версия 3. Проект нужен, чтобы вывести
из российской экономики «излишние» деньги

Возможно, начиная «УП-УП», правительство хочет освоить, утилизировать те самые государственные нефтяные экспортные доходы, которые не может производительно переварить стагнирующая Россия, которые власти не хотят отдать людям, опасаясь инфляции, и которые уходят в зарубежные банки, в так называемый стабилизационный фонд, что вызывает общественное неудовольствие.

Если это так, то в «УП-УПе» не нужно искать особой экономико-географической логики. Чисто макроэкономические затеи конкретного смысла, как правило, не имеют. И действительно, многие затеи «УП-УПа» представляются нелогичными в контексте происходившего на Урале в последние годы.

В частности, «УП-УП» предусматривает освоение месторождений бурых углей на восточном склоне Урала в ХМАО (Северо-Сосьвинские месторождения). Это с энтузиазмом поддерживается теми же властями и теми же региональными правящими кругами, которые еще недавно подавали как едва ли не победу демократии и торжество рациональной рыночной экономики удушение Челябинского буро-угольного бассейна (ЧУБ) и полное закрытие Кизеловского угольного бассейна на пермском склоне хребта. Спору нет, те угли были не лучшего качества, и условия их добычи были не идеальными. Но и уп-уповский северо-сосьвинский уголь совсем не сахар, вернее, не антрацит. Его нельзя даже перевозить — рассыпается в пыль; предполагается на месте, в глухой тайге строить ТЭС у угольных копей и передавать отсюда электроэнергию на расстояния в несколько сот километров. Не выгоднее ли реанимация брошенных выработок ЧУБа или Кизела — этот вопрос даже не рассматривается. «УП-УП» превыше всего.

Если «УП-УП» — макроэкономический маневр, он просто «медицинская» пиявка, призванная снять валютное кровоизлияние. В условиях распространяющегося в мире финансового кризиса необходимость в подобной пиявке должна была бы отпасть. Тем не менее и в конце 2008 г. власти продолжают твердить о нужности «УП-УПа» и вести соответствующую деятельность.

Оговоримся: близкую к рассмотренной выше версию о том, что «УП-УП» — просто средство, чтобы переложить «излишние» государственные деньги в конкретные карманы, мы с негодованием отвергаем.

Версия 4. Проект имеет не афишируемые параллельные военные цели

Это лишь версия, напоминаем.

Известно, что восточный склон Урала — место базирования ряда важных стратегических объектов. В 90-е годы зарубежные СМИ много писали о крупных работах военных строителей на севере Свердловской обл., в районе Ивдель—Полуночное. По предположению зарубежных экспертов, там строились объекты, призванные стратегически компенсировать потери российской обороны на территориях стран Варшавского договора и западных республик СССР. Восточный склон Урала трудно досягаем с запада. Но с изменением ситуации в Средней Азии и в Казахстане (среднеазиатские республики попеременно предлагают себя то США, то РФ; на ту же панель не сегодня-завтра может выйти и Казахстан) Северный Урал оказывается не так уж не недосягаем с юга.

Желание продвинуть цепочку стратегических объектов на восточном склоне Урала далее на север, на восточные склоны Приполярного и Полярного Урала, если таковое желание действительно есть, — естественно и правдоподобно. Но при отсутствии железнодорожных путей севернее Полуночного — трудно осуществимо. Возможно, поэтому государство с такой готовностью и выкладывает свои деньги на строительство 850-километровой железной дороги от Полуночного до Обской (станция возле Харпа). Однако своих (то есть наших) денег у государства, похоже, не хватает, поэтому к финансированию проекта всячески тянут крупный бизнес. Методами, не совсем рыночными.

Если в оборонной версии есть доля истины, легкомысленный «УП-УП» приобретает совсем другое звучание и требует к себе более уважительного отношения. Появляются тогда, правда, неприятные вопросы: 1) что же это за государство, которое для реализации насущных оборонительных программ должно «трясти» частников; 2) кто в конечном счете ответит за то, что в 90-е годы средства, необходимые для общей национальной безопасности, оказались в частных руках?

Версия 5. Интересы региональных «мафий»

Проект отражает, с одной стороны, стремление группировок, контролирующих экономику ХМАО и ЯНАО, к диверсификации своего экспорта, а с другой — стремление аналогичных группировок в Челябинской и Свердловской областях к большей близости к нефти и газу автономных округов Тюменского Севера.

На Тюменском Севере, конечно, понимают, что углеводородные экспортные доходы не вечны и что снижение мировых цен на нефть может сделать ее экспорт вообще неэффективным: слишком невыгодно географическое положение месторождений, слишком большая доля затрат уходит на транспортировку углеводородов до внешних потребителей. Добыча рудного сырья, а также бурого угля на восточном склоне Урала могла бы отчасти скомпенсировать возможные «недополучения» от нефти и газа. Любопытно, что именно деловые и административные круги Ямало-Ненецкого округа (а вовсе не «страдающие» от рудного дефицита южноуральские металлурги) выступили наиболее активными инициаторами «УП-УПа».

В ЯНАО бизнес в последние годы уже понемногу скупает участки, которые намечается выделить под горнорудное освоение в рамках «УП-УПа». Зарегистрированные здесь компании выступают с проектами, никак не вписывающимися в изначальную идеологию «УП-УПа»: они предполагают добывать руду и здесь же, в ЯНАО, в тундре, монтировать новые современные металлургические заводы (импортные модули) с вахтовыми сменами. Чтобы, следует понимать, отсюда прямо и экспортировать металл.

Это, нельзя не признать, разумнее, чем возить руду на старые заводы в Свердловскую и Челябинскую области, чтобы потом уже оттуда вывозить металл за границу. Там только лишняя перевалка. Ямало-ненецкий вариант базирования новой металлургии взамен свердловской и челябинской разумнее и по экологическим соображениям. Ведь металлургические комбинаты Старопромышленного Урала стоят посреди городов-миллионеров и полумиллионеров, давно «обступивших» заводы. Вопрос о том, что крупные уральские города и дымящие уральские заводы нужно развести в пространстве, назрел давно. Промышленный Урал и так страшно загрязнен. Мощности старые. Зачем его дальше мучить?

В ЯНАО уже образован Харпский горнопромышленный район. В ХМАО—Югре объявлено о создании двух горнопромышленных районов — Северо-Сосьвинского и Хорасюрского. Урал Полярный явно бежит впереди Урала Промышленного.

Что же до «мафий» Свердловска и Челябинска, они давно примеряются к нефтегазоносным территориям Тюменского Севера. Как нелепо, сокрушаются они в душе, прошла административная граница с Тюменской областью. Ведь вот они, нефтедоллары, рядом. Но близок локоть, а не укусишь. В начале 90-х годов пробовали было укусить: тогда свердловские авантюристы пытались замутить «зарубежных», тюменских манси, чтобы они своими мансийскими родовыми землями вышли из ХМАО и присоединились к Свердловской области (см.: Манси: вытесненные за Урал и на север//География, № 13/2007, с. 18). Тот номер не прошел.

Зато позднее прошел другой: при образовании федеральных округов появился шокировавший всех географов «Урал». Так называемый Уральский федеральный округ вобрал в себя из бесспорно уральских земель лишь Свердловскую и Челябинскую области, оставив при этом за бортом вполне уральские Пермь, Оренбург, а также весьма уральскую Башкирию, Удмуртию с ее уралообусловленной экономикой, и не лишенную некоторой уралистости Коми. Зато сделал «Уралом» огромные низменные и болотные пространства Западной Сибири. И если обские болота ЯНАО и ХМАО имеют хотя бы небольшой западный, по-настоящему уральский, горный бордюр, формально оправдывающий их уральское звание, то собственно Тюменская область (в ее южной части, без округов) для включения в Урал имеет очень зыбкие основания (в сравнении с ней даже весьма сомнительный в своем уральском гражданстве Курган кажется эталоном уральскости).

Главным над новообразованным Уралом был поставлен Екатеринбург — новая «столица» УрФО. Неважно, что теперешний «федеральный» Урал в системе вертикальных координат поменял знак, превратившись из преимущественно гор в преимущественно низменность. Нефтеносными болотами Екатеринбургу было заплачено за преданность ельцинских времен. Он получил некоторые рычаги контроля над территориями — главными производителями экспортной выручки страны.

Но нелегко, однако, контролировать то, что, хотя и подчинено тебе административно, фактически с тобой никак не связано. Пути сообщения, которые намечено построить в рамках «Урала Промышленного — Урала Полярного», могут стать реальными путями распространения влияния свердловских и челябинских группировок на обское углеводородное сырье (и призрачные руды Полярного Урала в этом контексте не так важны; найдутся они — не найдутся. Пусть они послужат прикрытием нефтегазовым аппетитам уральских южан).

Версия 6. Проект реанимирует уральское машиностроение

Есть некоторые надежды на то, что «УП-УП» не столько поможет металлургам Горнозаводского Урала с обеспечением их сырьем, сколько даст шанс подняться захиревшим уральским машиностроителям. Крупные освоительские работы создадут спрос на строительную технику, вагоны, грузовики, горнодобывающее оборудование, металлоконструкции челябинского или свердловского производства. К проекту, в частности, проявляют интерес автомобильный завод «Урал» (Миасс), Челябинский завод строительно-дорожных машин, Челябинский тракторный завод. Возможно, проект и создаст для их техники временный рынок сбыта.

Однако наблюдения за крупными горнодобывающими проектами, реализованными в РФ в последние полтора десятилетия, показывают, что экспортеры минеральных ресурсов, когда речь заходит о приобретении сложного оборудования, в итоге отдают предпочтение импортному. Как предполагается обеспечить приоритет уральской технике в реализации уральского проекта, пока не ясно. Ведь полтора десятилетия простоя или полупростоя выбили из седла, резко отбросили назад в мировой конкуренции тысячи отечественных конструкторов, инженеров, техников, квалифицированных рабочих-машиностроителей. Что же до заявки России на вступление в ВТО, ее никто не отзывал; следовательно, приверженность свободной конкуренции из официальной идеологии РФ не изъята.

Версия 7. С помощью проекта «Урал Промышленный — Урал Полярный»
внутри России пытаются создать пространство особого назначения

На эту мысль наводит одна странность «УП-УПа». Проект, хотя и объявлен партийным проектом «Единой России», то есть, казалось бы, в с е й  Р о с с и и, полностью замыкается в пределах Уральского федерального округа. Его объекты планируются исключительно к востоку от Урала, по азиатскому склону хребта.

Между тем на западном склоне Урала немало перспективных месторождений, вопрос о вовлечении которых в оборот Промышленного Урала был бы отнюдь не праздным. Географы, например, давно рассматривают как своеобразный парадокс то, что металлургия Урала (Урала Горнозаводского) страдает от нехватки коксующихся углей, в то же время на том же Урале (Урале физико-географическом), на восточном склоне Полярного Урала, коксующийся уголь есть и добывается. Но из Воркуты нет путей ни в Пермь, ни в Свердловск, ни в Челябинск. Казалось бы, вопрос об углях Печорского бассейна целесообразно было хотя бы обсудить в рамках «УП-УПа». Но нет: всё что не по восточную сторону хребта, всё, что за пределами УрФО, для проектантов как бы не существует. УрФО — особое пространство.

Карта земель, взятых Иваном IV в опричнину.
Соль и меха — главные «валютные» товары эпохи

 

И вправду особое.

УрФО с его обскими нефтью и газом — главный поставщик валюты правящему в России режиму. Это главная территория, на которой держится власть в столице РФ. Держится, потому что, получая доходы от экспорта углеводородов (в меньшей степени — от экспорта металлов, леса и пр.), власть имеет возможность поддерживать жизнь в тех уголках страны, где собственная производящая (реальная) экономика фактически сошла на нет. Отзываясь на эту поддержку, жители этих уголков (по правде сказать, это не уголки и даже не большой угол, а едва ли не бо'льшая часть территории страны), поддерживают и власть.

Но, положа руку на сердце, что за радость власти в том, чтобы перераспределять доходы, получаемые из одного округа, между многими округами и миллионами людей? Ведь это же распыление средств. Обидно. Вот если бы найти возможность не разбрасывать эти деньги на армию пенсионеров, безработных, на поддержку поселковых котельных и пекарен в городках, от которых властям нет никакого проку (или если и есть прок, то он даже отдаленно не сравним с проком от нефтяных скважин УрФО). Вот если бы сконцентрировать получаемые доходы внутри территории, существенно меньшей, чем Россия, если бы перераспределять их между существенно меньшим населением. Тогда и контуры кувейтского процветания вполне обрисовывались бы.

Сколь благонамеренным человеком вы ни были бы лично, когда у вас ежедневно в распоряжении огромные средства — огромные для одного, ста, даже миллиона человек, но почти ничтожные, почти аннигилирующиеся при делении их на 140 000 000, — вы не сможете внутренне не возмутиться. Ведь вы уже научились тратить деньги — носить английские костюмы и отличать хорошее французское вино от порошкового. А миллионы ваших соотечественников, которым вы каждый день вынуждены разбрасывать их «пылевые» доли нефтедолларов, переведут их в низкокачественную водку, истратят на глупые развлечения, на безвкусные покупки или непроизводительно положат в чулок. Куча денег разойдется на офисный планктон². Вам не то что бы жалко тратить казну на них (вы хороший человек), вам обидно за казну.

Вот если бы так или иначе изолироваться самому, да заодно со своими едиными соратниками (с теми, кто тоже научился носить английские костюмы), да заодно с теми сравнительно небольшими территориями, которые и дают вам в руки главные свободные деньги! Остальные территории ведь скорее обуза.

Уральский федеральный округ. Углеводороды и металл —
главные «валютные» товары эпохи

 

Не получится, конечно, изолироваться в составе двух только богатых северотюменских округов. Они сами по себе слишком слабы, это будет униженное положение, как у Кувейта (он богат, но всякий соседний Хусейн может его обидеть, и тогда приходится, как презренному ябеднику, бежать к большому чужому покровителю и просить у него помощи от своих же арабов — сраму-то). А вот тюменские округа плюс ведущие уральские области, концентрирующие мощный научный, производственный, ядерный и военно-технический потенциал, — структура потенциально вполне жизнеспособная. Сравнимая со средней европейской страной. Если прибавить к этому прогнозируемое дальнейшее потепление климата и возможное освобождение Карской акватории от постоянных льдов, то территория УрФО становится еще более привлекательной как возможная самостоятельная структура. В ней, это верно, не хватает внутреннего единства. Вот его-то и помогут создать магистрали, планируемые в рамках «УП-УПа».

Вариант будущего УрФО как возможного запасного аэродрома для некоторой части жителей нашей страны, которые решат сами существовать в этих границах, предоставив остальным соотечественникам строить свою жизнь самостоятельно, но без нефтяных доходов, сейчас может показаться фантастическим. Хотя бы уже потому, что он слишком сложен для свойственного современной России уровню мышления. Но не все же в нашей стране имеют трехходовое мышление, кто-то ведь, не исключено, выстраивает и перспективные долговременные схемы для себя (и для своих внуков).

Модель территории УрФО как некой особой единицы, в большей или меньшей степени выведенной из общего пространства России, не покажется совершенно невозможной, если вспомнить события всего 90-летней давности. В годы Гражданской войны, когда на Урале были палачи Колчака и белочехи, уральские общественные деятели на полном серьезе составляли проект Автономного Урала или Уральской Республики, подробно описывали и обосновывали границы территорий, которые должны были войти в эту республику (среди них, кстати, была и Тюмень), намечали собственный выход к морю — порт Индига (в нынешнем Ненецком а.о.; о нем в наши дни, кстати, всё чаще говорят как о потенциальном нефтеэкспортном окне). Проект Уральской Республики вырос тогда не спонтанно, за ним стояли давние настроения местной интеллигенции — так называемого уральского областничества. К этому регионально-автономистскому течению был идейно близок, в частности, знаменитый Д.Н. Мамин-Сибиряк. В те годы «Автономный Урал» не имел шансов состояться, потому что его металлургия была на явном спаде, а о баснословных запасах обской нефти никто еще и не подозревал. Сейчас УрФО — не экономический аутсайдер, а ядро ресурсно-экспортной экономики России. И шансы у него другие.

Но как может центральная власть допустить подобную автономизацию, спросит читатель. Конечно, не может и не допустит, если ее интересы не совпадут с интересами самих «уральцев». И весьма может допустить при совпадении интересов. Вспомним одного из деятелей русской истории, которого принято считать едва ли не эталонным поборником централизованного государства. Иван IV. Царь оставляет Москву, отъезжает в Александрову Слободу (ныне райцентр Александров на северо-западе Владимирской обл.), после чего заключает с напуганными боярами «договор» о том, что он оставляет страну — земщину под их управление (во главе с опереточным касимовским царевичем Симеоном Бекбулатовичем), а в свое владение забирает лишь часть земель (опричнина).

При этом царь ведет себя скромно, если не аскетично. Он почти не прибирает себе южных плодородных земель с многочисленным населением (с сельским хозяйством вы, бояре, разбирайтесь сами — не царское это дело). Собирать малые подати со многих, кто своим медленным трудом из года в год поддерживает само существование Руси, хлопотно и неэффективно. Другое дело — держать под своим контролем те небольшие участки территории, где сравнительно малым населением производится большое богатство — валюта того времени. Соль и пушнина. Территория опричнины (карта на с. 20) включает главные соляные промыслы того времени: Соль Галицкую (Солигалич Костромской обл.), Соль Вычегодскую (Сольвычегодск Архангельской обл.) и Соль Камскую (Соликамск Пермского края). Опричнина держит все подходы к пушному северу: у нее монополия на меха — на главный ресурсно-экспортный цикл тогдашней Руси. Опричнина держит и единственный в те времена выход в море — Беломорское побережье (оно же открывало в случае чего возможность для экстренной эвакуации: о грозном царе поговаривали, что сватался к английской королеве, надеясь уплыть к ней, если родина его погонит).

Все составляющие ресурсно-экспортного цикла — под контролем. Основная Россия (земщина) — лишь обуза и досада: с ее беглыми крестьянами, с недовольными боярами, с необходимостью сторожить ее рубежи то от крымцев, то от ливонцев. Сопутствующий ресурсно-экспортной экономике сепаратизм, о котором мы писали в № 20 (с. 39), может, оказывается, исходить не только от региональных партизан-повстанцев, но и от самой центральной власти. За независимость от федерального нигерийского правительства может бороться не только нефтяная Биафра. Но и сама нигерийская федеральная верхушка может однажды попробовать, если у нее такой номер пройдет, самоизолироваться или, говоря словами времен опричнины, «удалиться» в пропитанную нефтью Биафру, создав там для себя Кувейт и с облегчением бросив остальную, «земскую» — огромную, голодную и больную Нигерию.

Опричнина — самоизолировавшиеся из русского пространства прибыльные высокоэффективные ресурсно-экспортные циклы — не просуществовала долго. Но выделение из страны ее валютного цеха (даже если бы не было удалых опричников) уже так напугало несчастную земщину, что она сразу безропотно согласилась на все людоедские кондиции царя.

* * *

Не является ли хромитовый рудник ЧЭМК в Харпе, ставший провозвестником «УП-УПа», еще и провозвестником УрОО — Уральского опричного округа? Во всяком случае, появление на небосводе харпа (напомним, что по-ненецки это слово означает «полярное сияние») народами Севера не рассматривается как что-то хорошее. Рассказывают, что ненцы при появлении сполохов выходят из чума и свистят на небо, желая тем самым отогнать харп, в котором они видят путешествующие по небу души умерших. Норвежцы, напротив, суеверно боятся свистеть во время северного сияния, чтобы не оскорбить гостей из потустороннего мира. Что будет, если при харпе вместо свиста произносить «уп-уп», народные традиции пока не знают.

В любом случае, дорогой читатель, в новом году я желаю вам не холодного северного сияния, а настоящего светлого, теплого и по-русски умеренного солнца. Благоприятного для нашей ржи, нашей земляники, нашей антоновки. И для душистого сена для наших коров.

---

¹ В 60-е годы Давид Львович Арманд написал книгу «Нам и внукам», ставшую своеобразным манифестом географической экологии и рационального природопользования. Название, как и положено названию такой книги, было энергичным и коротким, но, если переводить его на более четкий язык, оно означало «Всем нам и всем нашим внукам». В те времена нормального развития нашего общества такое уточнение было бы просто излишним, но сейчас это уже требует уточнения: ведь за последние 18 лет в мозгах тысяч наших практикующих природопользователей четко написались книги «Мне и моим внукам».

² Офисный планктон, как и зеленый рэкет (см. № 18/2008, с.12), — один остроумных терминов, метко характеризующих состояние экономики современной РФ. Страны не созидающей, а перераспределяющей. Перераспределяющей то, что было создано советскими поколениями.